– Прекрасно! – воскликнул незнакомец. – Итак, слева от тебя – представитель английского кружка и председатель каледонской ложи. Приветствую вас, милорд! Если вы унаследовали величие своего предка, Англия может надеяться на возрождение былой славы.

Шпаги опустились, гнев мало-помалу сменялся удивлением.

– А, вот и вы, капитан! – продолжал незнакомец, обращаясь к крайнему слева от председателя чину ордена. – В какой гавани оставили вы прекрасный корабль, с которым вы обращаетесь нежно, словно с любовницей? Фрегат столь же славен, как и его имя – «Провидение», которое должно принести удачу Америке, не так ли?

Он обратился к чину ордена, сидевшему справа от председателя.

– Теперь твоя очередь, цюрихский пророк, – произнес он. – Ну-ка, посмотри мне в глаза, ведь ты предсказываешь судьбу по лицу, так скажи во всеуслышание, не доказывают ли линии моего лица высокого предназначения?

Тот, к кому он обратился, отступил на шаг.

– Ну что ж, – продолжал незнакомец, взглянув на его соседа, – тебе, потомок королевского рода Пелайо, предстоит вторично изгнать мавров из Испании. Это было бы нетрудно, если только кастильцы не навсегда потеряли шпагу Сида.

Пятый чин ордена словно онемел и сидел не шелохнувшись. Казалось, слова незнакомца обратили его в камень.

– Ну, а мне, – заговорил шестой чин, подавшись к незнакомцу, который, казалось, забыл о нем, – мне ты ничего не скажешь?

– Отчего же? – отвечал незнакомец, пронизывая его взглядом. – Я могу сказать тебе то же, что Иисус сказал Иуде: узнаешь в свой час.

Тот, к кому обращены были эти слова, стал белее савана, в то время как все собрание роптало. Присутствовавшие, казалось, требовали у нового члена общества доказательств столь странного обвинения.

– Ты забыл представителя Франции, – вымолвил председатель.

– Его нет среди нас, – высокомерно отвечал незнакомец – и ты хорошо это знаешь, вот его кресло. Теперь же хочу напомнить тебе, что твои уловки смешны тому, кто видит в темноте, действует, несмотря на непреодолимые препятствия, и не боится смерти.

– Ты молод, – возразил председатель, – а говоришь с такой уверенностью, словно ты Бог. Подумай вот о чем: наглостью можно ошеломить нерешительного либо несведущего.

Губы незнакомца тронула презрительная улыбка:

– Все вы нерешительны, так как бессильны против меня; вы несведущи, потому что не знаете, кто я, а я вас знаю. Значит, я мог бы одержать над вами верх, прибегнув к наглости, да только зачем наглость тому, кто всемогущ?

– Где доказательства твоего всемогущества? – спросил председатель. – Представь нам доказательства.

– Кто вас созвал? – в свою очередь, спросил незнакомец.

– Верховная ложа.

– Очевидно, есть какой-то смысл в том, что вы съехались сюда, – произнес незнакомец, обращаясь к председателю и пяти высшим чинам, – вы – из Швеции, вы – из Лондона, вы – из Нью-Йорка, вы – из Цюриха, вы – из Мадрида, вы – из Варшавы, наконец – все вы, – продолжал он, обращаясь к собравшимся, представлявшим различные уголки земного шара, – за тем только, чтобы собраться в этом мрачном храме веры?

– Разумеется, – отвечал председатель, – мы собрались, чтобы встретить создателя таинственной Восточной ложи. Он объединил два полушария в одной вере, благодаря ему сплелись в дружеском пожатии руки всех людей.

– Есть ли какой-нибудь знак, по которому вы могли бы узнать его?

– Да, – отвечал председатель. – По милости Божией ангелы открыли мне этот знак.

– Так вы один владеете тайной?

– Да.

– И вы никому не говорили о нем?

– Ни одной душе!

– Огласите его! Председатель колебался.

– Говорите же, – настаивал незнакомец. – Говорите, настало время открыть тайну.

– На груди у него должна быть алмазная пластинка, – проговорил высший чин ордена. – На пластинке – три начальные буквы девиза, значение которого известно ему одному.

– Какие же это буквы?

– L. P. D.

Незнакомец распахнул сюртук и жилет: поверх батистовой рубашки сияла алмазная звезда, на ней сверкали три рубиновые буквы.

– Это ОН! – в страхе воскликнул председатель. – Неужели это он?!

– Тот, которого так ждут! – озабоченно добавили высшие чины общества.

– Великий Копт! – выдохнули триста человек в один голос.

– Ну что же! – вскричал незнакомец, не скрывая своего торжества. – Теперь вы поверите мне, если я повторю: я тот, кто я есмь?

– Да! – выдохнули призраки, простираясь ниц.

– Приказывай, учитель! – воскликнули председатель и пять высших чинов, поклонившись до земли. – Приказывайте, и мы будем повиноваться. L Р Д Наступила мертвая тишина. Казалось, незнакомец собирался с мыслями.

Спустя несколько минут он заговорил:

– Господа! Вы можете опустить шпаги – они только мешают вам. Слушайте меня внимательно, потому что вам многое предстоит узнать, хотя я буду немногословен.

Присутствующие слушали с удвоенным вниманием.

– Источник великой реки почти всегда – божественного происхождения и потому невидим. Когда плывешь по Нилу, Гангу или Амазонке, знаешь, куда направляешься, но понятия не имеешь, откуда держишь путь! Я начал себя помнить с того дня, как душа моя стала воспринимать окружающий мир; я тогда жил в Медине, святом городе, и резвился в садах муфтия3 Салааима.

Это был почтенный старец, которого я любил, как отца. Однако он не был моим отцом. Взгляд его был нежен, а тон – почтителен. Трижды в день он оставлял меня, уступая место другому старцу. Когда я произношу его имя, я испытываю признательность и вместе с тем страшно робею. Имя этому уважаемому старцу – светочу, прошедшему все науки, постигаемые человечеством, обученному семью небесными духами всему, что должны знать ангелы для общения с Богом, имя ему – Альтотас. Он был моим наставником, учителем. Теперь это мой друг, к которому я отношусь с глубоким почтением, так как он вдвое старше старейшего из вас.

Торжественная речь, величественные движения, строгий тон незнакомца произвели на собравшихся сильнейшее впечатление. Время от времени их охватывало необъяснимое беспокойство.

Путешественник продолжал:

– К пятнадцати годам я был уже посвящен в великие таинства природы Я знал ботанику, но не ту науку, которой владеет рядовой ученый, ограничившись знанием своей местности, – я знал шестьдесят тысяч видов различных растений на всей земле. С помощью моего учителя, который, возложив руки мне на голову, посылал сквозь мои опущенные веки луч божественного света, я умел путем почти сверхъестественного самосозерцания проникать взглядом в морскую пучину. Я изучал неописуемо чудовищные заросли, покачивавшиеся в зеленовато-мутной воде, где обитали безобразные и бесформенные существа. Чудовища эти никогда не попадаются нам на глаза: должно быть. Господь забыл про них в то самое мгновение, когда сотворил их своею властью, не устояв перед искушением сатаны.

Помимо ботаники, я с удовольствием отдавался изучению как мертвых, так и живых языков. Я знал все наречия, на которых говорят от Дарданелл до Магелланова пролива. Я разбирал таинственные иероглифы в гранитных книгах, зовущихся пирамидами. Я охватил все человеческие знания, от Санкониатона до Сократа, от Моисея до блаженного Иеронима, от Зороастра до Агриппы.

Я учился медицине не только по Гиппократу, Галену, Аверроэсу, но также у такого великого учителя, коим является природа. Я разгадал тайны коптов и друидов. Я собрал семена добра и зла. Когда самум или тайфун проносились над моей головой, я посылал с ними семена жизни или смерти. Ветер уносил их за тысячи миль, а вместе с ними – мое проклятие или благословение. В этих занятиях, трудах, странствиях я достиг двадцатилетнего возраста.

Однажды учитель нашел меня в мраморном гроте, где я прятался от полуденного зноя. Выражение его лица было строгим, и в то же время он улыбался. В руке он держал пузырек.

– Ашарат! – обратился он ко мне. – Я всегда говорил тебе, что все в этом мире не имеет ни начала, ни конца, что колыбель и гроб сродни друг другу. Чтобы осмыслить свои прошлые жизни, человеку не хватает той ясности ума, которая сделала бы его равным Богу. Итак, я составил напиток, позволяющий прозреть. Надеюсь, что скоро я также открою секрет вечной молодости. Ашарат! Я вчера отпил немного из этого пузырька. Ты должен выпить сегодня то, что осталось.