– Сказать по правде, это у нас взаимно, – отвечала ее высочество Софья.
– Прекрасно! – воскликнул Людовик XV. – Можете друг друга ненавидеть, презирать, хоть в клочья разодрать, это ваше дело! Меня это не касается, лишь бы вы не мешали мне наводить в королевстве порядок. Впрочем, хотел бы я знать, чем бедняжка Луиза могла мне досадить.
– Бедняжка! – в один голос вскричали ее высочество Виктория и ее высочество Аделаида, по-разному сложив губы.
– Я вам скажу, чем она могла бы вам досадить! – объявила ее высочество Софья.
Людовик XV поудобнее устроился в огромном кресле, стоявшем недалеко от двери, на случай, если пришлось бы спешно уносить ноги.
– Ее высочество Луизу одолевает тот же бес, что и настоятельницу де Шелл: она отправилась в монастырь ради того, чтобы ставить там свои опыты.
– Ну, ну, пожалуйста, без намеков, – оборвал ее Людовик XV. – Не надо ставить под сомнение добродетель вашей сестры. Слава Богу, на сей предмет не было никаких сплетен, хотя обычно это – великолепный предлог для того чтобы посудачить. Так что не вам затевать подобные разговоры.
– Не мне?
– Именно не вам!
– А я и не собираюсь рассуждать о ее добродетели, – возразила ее высочество Софья, задетая за живое тем, что король подчеркнул слово «вам», а потом еще раз его повторил.
– Я говорю, что она собирается проводить там опыты, только и всего.
– Ну и что ж из этого? Пусть занимается химией, совершает подвиги, играет на флейте, стучит в барабан, мучает клавесин или щиплет струны – вам что за дело? Что вы нашли в этом дурного?
– Я хотела сказать, что она будет заниматься политикой.
Людовик XV вздрогнул.
– Она хочет изучать философию, богословие и продолжить комментарии к папской грамоте Unigenitus, а мы будем выглядеть никому не нужными на фоне ее государственных теорий, метафизических систем, ее богословия…
– Что вам за дело, если таким образом ваша сестра надеется попасть в рай, – продолжал Людовик XV, однако ему показалось, что есть нечто общее между обвинениями Вороны и замечаниями ее высочества Луизы, которые она ему высказала перед отъездом. – Вы завидуете ее будущему блаженству? Это было бы недостойно истинных дочерей Христа.
– Клянусь, я ей не завидую! – воскликнула принцесса Виктория. – Пусть отправляется, куда хочет, я за ней не собираюсь идти.
– И я не пойду! – сказала принцесса Аделаида.
– Я тоже не пойду! – заметила ее высочество Софья.
– Кроме того, она нас просто не выносила, – проговорила ее высочество Виктория.
– Она вас не выносила? – переспросил Людовик XV.
– Да, да, терпеть не могла, – подтвердили сестра.
– Мне кажется, бедняжка Луиза выбрала для себя этот рай, чтобы только не встречаться с вами.
Острота короля рассмешила сестер. Принцесса Аделаида, самая старшая, собралась с духом, чтобы нанести королю более ощутительный удар.
– Сестры! – жеманно проговорила она, на минуту выходя из обычного своего состояния безразличия, за которое отец прозвал ее Тряпкой. – Вы, очевидно, не поняли или не осмеливаетесь сообщить королю истинную причину отъезда ее высочества Луизы.
– Опять какая-нибудь гадость! – воскликнул король. – Ну, ну. Тряпка, говори!
– Сир! – продолжала она. – Боюсь, что вам будет неприятно это услышать…
– Скажите лучше, что вы на это надеетесь, – вот это было бы вернее!
Ее высочество Аделаида прикусила язычок.
– Во всяком случае, я скажу правду, – добавила она.
– Сказать правду? Постарайтесь поскорее избавиться от этого недостатка. Разве я говорю когда-нибудь правду? И, как видите, слава Богу, я не чувствую себя от этого хуже.
Людовик XV пожал плечами.
– Да говорите же, говорите, сестра! – в один голос закричали ее высочество Софья и ее высочество Виктория, сгорая от нетерпения услышать пресловутую причину, которая, как они предполагали, могла больно задеть короля.
– Какие же вы милые! – проворчал Людовик XV. – Вы только поглядите, как они любят папочку!
Правда, его утешила мысль, что он испытывает к ним точно такие же чувства.
– Так вот, – продолжала принцесса Аделаида, – наша сестра, которая всегда ревниво относилась к соблюдению этикета, больше всего опасалась того…
– Чего? – спросил Людовик XV. – Договаривайте, раз начали.
– Сир! Она опасалась появления при дворе новых лиц.
– Появления новых лиц? – переспросил король, недовольный таким началом, потому что предвидел, куда она клонит. – Разве у меня в доме есть посторонние? Разве меня можно заставить принимать тех, кого я не желаю видеть?
Это была ловкая попытка уйти от ответа.
Однако ее высочество Аделаида была хитрая бестия, ее невозможно было так просто сбить с пути, особенно когда она собиралась сказать какую-нибудь колкость.
– Я не так выразилась, это неточно. Вместо «появления» следовало бы сказать «введение» нового лица.
– А, ну это дело другое: признаться, первое меня несколько смутило. Итак, я предпочитаю второе.
– Знаете, сир, – вмешалась принцесса Виктория, – мне кажется, это слово тоже неясно выражает суть дела.
– Что же это?
– Представление ко двору.
– Да, да, верно! – воскликнули сестры. – На этот раз слово найдено!
Король поджал губы.
– Вы полагаете? – спросил он.
– Да! – воскликнула ее высочество Аделаида. – Так вот я хотела сказать, что моя сестра очень и очень опасалась новых представлений.
– И что же дальше? – недовольно спросил король, желавший как можно скорее покончить с неприятным разговором.
– Она боялась, отец, что госпожа Дю Барри будет представлена ко двору.
– Наконец-то! – вскричал король, не в силах побороть досаду. – Раз уж заговорили, нечего было ходить вокруг да около, черт побери! Как вы любите тянуть время, госпожа Истина!
– Сир! – сказала ее высочество Аделаида. – Я так долго не осмеливалась сообщить вам это из уважения к вашему величеству: только повинуясь вашей воле, я об этом заговорила.
– Ну да, ну да, а все остальное время от вас ведь и слова не добьешься, вы ведь и рта не раскрываете, не разговариваете, не кусаетесь!..
– Что бы вы ни говорили, видимо, я все-таки угадала истинную причину, по которой моя сестра покинула дворец, – заметила ее высочество Аделаида.
– Должен вас разочаровать: вы ошибаетесь!
– Да что вы, сир, Аделаида права, мы в этом совершенно уверены! – в один голос воскликнули принцесса Виктория и принцесса Софья, кивая головами.
– О Господи! – вскричал Людовик XV, точь-в-точь как один из героев Мольера. – Все мои домашние решили, как видно, сговориться против меня. Так вот почему это представление не может состояться! Вот почему принцесс невозможно застать дома! Вот почему они не отвечают на прошения и не удовлетворяют просьбы об аудиенции!
– Что за прошения? О каких аудиенциях вы говорите? – спросила ее высочество Аделаида.
– Да ведь вам это хорошо известно: о прошениях мадмуазель Жанны де Вобернье, – заметила принцесса Софья.
– Да нет! Речь идет о просьбе принять мадмуазель Ланж, – добавила ее высочество Виктория.
Взбешенный король вскочил на ноги, бросая злобные взгляды на дочерей.
Ни одна из трех принцесс не могла противостоять отцовскому гневу: все они опустили глаза долу.
– Вот лишнее доказательство тому, о чем я уже сказал: уехала лучшая из четырех дочерей! – сказал он.
– Сир, – заметила ее высочество Аделаида, – ваше величество очень плохо к нам относится, вы с нами обращаетесь хуже, чем со своими собаками!
– Еще бы! Когда я прихожу на псарню, мои собаки ко мне ластятся, мои собаки мне верны! Прощайте, прощайте! Пойду-ка я к Шарлотте, Красавке и Хвостику! Милые собачки! Да, я их люблю особенно за то, что они мне не будут тявкать правду-матку!
Разгневанный король вышел в приемную; он услыхал, как вслед ему дочери хором запели:
На площадях и улицах столицы
И женщины, и парни, и девицы –