Мать, ясно дело, кинулась на шею, мол, скучала, вспоминала и вот-вот собиралась навестить. Ужаснулась, что дочери досталось такое жилье аварийное. Предложила вариант: свою квартиру продать, Айкину тоже, а вместе купить трешку в новостройке. Потом и на ремонт подкопится, и жизнь совсем другая. Там и садик строится, если дочь замуж выйдет и детей заведет…

В первый и в последний раз Айя развесила уши. Продала квартиру, выручила смешные шестьсот тысяч. Принесла маме, вещи перевезла, пошла новойстройку смотреть… А на другой день хахаль мамин аккурат с этими деньгами и растворился в воздухе. Мать – в слезы. Ссора, скандал… Потом опять бутылка, другая, третья, компашка подобралась…

В общем, Айя взяла самое нужное, закинула в рюкзак и без долгих прощаний направилась к Мишке. Ему не перепало квартиры от государства, родительская была. Парализованная бабушка только месяц, как померла, и он был свободен от пяток до макушки. И Айя ему плотно присела на уши, после чего он квартиру сдал и послушно отправился за подругой покорять столицу.

Через несколько лет покорения Айя пришла к выводу, что надо было сидеть в той однушке в бараке и не рыпаться. Стригла бы сейчас волосы местных дурехам, и никаких неприятностей. А вместо этого торчит в кабинете следователя, отвечает на глупые вопросы и не знает, где окажется завтра. Кто бы ей сказал раньше, что в Москве заработать хоть и реально, только вот деньги исчезают быстрее, чем согревают карманы…

После двух дней постоянных побегов и разгрузочного питания, двух ночей плохого сна и одного падения из окна у Айи ломило тело. Ноги звенели чугунной сковородой, глаза болели от света, а голова… Ее хотелось сунуть в морозилку.

Девушка встала, взяла два стула и поставила их рядом у стены, игнорируя протесты Горового.

 – Я полежу, – сообщила она, пододвинув клетку со спящим Джеком поближе, чтобы хватило еще и ноги положить. – Ты там печатай, я все подпишу. Прояви фантазию, сделай, чтобы мамочке было интересно читать. Припиши мне… Я не знаю. Какую-нибудь стопятьсотую статью.

 – Ты в своем уме?! – он гневно вытянул шею. – Это мебель для посетителей! Ты где вообще в этих штанах… Эй!

 – Не «эй», а Айя, – терпеливо поправила она и стащила ботинки. – Слушай, а у тебя газетки не найдется? Так лучше сохнет…

 – Какой, к черту, газетки?!

 – А, ладно… Следственный комитет, а туда же: никакого сервиса. – она, кряхтя, встала, подошла к принтеру и вытащила из лотка несколько чистых листов. – Сойдет и так для первого раза.

Запихнула бумагу в уличную обувь, влажную после месива из снега и соли, поставила к батарее и вытянулась, издав выдох облегчения.

 – Хорошо хоть охранник пустил в туалет, – доверительно сказала она, расстегивая пуговицу на джинсах.

 – Ты что творишь?! – голос майора стал вдруг таким высоким, что еще немного, и по телефону его смогли бы принимать за женщину.

 – Успокойся, – протянула она.  – Просто немного свободы… Но даже не думай этим воспользоваться! У тебя был шанс, ты его упустил.

С этими словами Айя повернулась к нему задницей и блаженно закрыла глаза. Ей снился Рыбинск. Заснеженный, белый-белый, нетронутый ничьими ступнями. Чистый и уютный. Сугробы на ощупь оказались теплыми, хотелось закопаться в них, как в вату, и то ли спать, то ли плыть куда-то… И только она собралась с разбегу прыгнуть в самый большой, как сзади раздался звук, будто кто-то мял руками нашинкованную капусту.

Она обернулась и увидела машину. Такую белую, что на фоне снега можно было различить только колеса и стекла. За рулем сидел майор Горовой. Оно и понятно: кто еще мог обломать ей весь кайф от валяния в теплых сугробах?

Майор остановился, распахнул перед ней дверь, ни сказав ни слова. И она почему-то села. Сама удивилась почему, но села, и они в полнейшей тишине куда-то поехали. За окном мелькали черные стволы деревьев, стало темнеть, на трассе зажглись фонари, и внезапно машина затормозила. Так резко, что Айя чуть не расшибла лоб. Ремни? Откуда на ней появились ремни, если она не пристегивалась?

 – Выходим, – скомандовал Горовой и вылез, и ей оставалось лишь последовать за ним.

Они оказались в Москве. Тишину сменил приглушенный гул машин, высокие дома с хаотичным чередованием черных и желтых окон… И вместо пушистых сугробов – каша с хрустящими комочками реагентов.

 – Что у нас? – майор обращался к высокому полицейскому.

Айя огляделась по сторонам и вдруг заметила машины с мигалками, людей, стоящих кругом… Странно, когда они только приехали, тут ничего этого не было…

 – Майор, что мы тут делаем? – спросила она, но он ее будто игнорировал.

Стоял, чуть склонив голову, слушал мужика в форме и время от времени кивал.

Тогда Айя подошла ближе и увидела тело, распростертое на асфальте.

 – Эй, слышишь меня?! – кто-то тряхнул ее за плечо, и она тут же села.

 – Что случилось?.. – она моргала, щурясь от яркого света. – А, опять ты…

Рядом стоял майор и странно смотрел на нее.

 – Ну что? – Айя с трудом продирала глаза. – Куда меня сдашь? Решил уже?

 – Пока поедем ко мне. А там решу.

На небритых скулах ходили желваки, губы сжались в ниточку. Он, кажется, не шутил.

 – Это благотворительность? – она выпятила подбородок. – Или ты все-таки решился на взятку натурой? Имей в виду, я…

 – Лучше бы ты замолчала, пока я не передумал, – жестко отрезал он.

 – У меня принципы, чтоб ты знал! – гордо заявила она. – И нечего просто так тут командовать.

 – Вставай, я сказал. Распишись в протоколе, бери своего Джека и пошли.

Что-то в его тоне подсказывало: сейчас он не настроен на споры. И перегни она палку хоть на столечко, и пойдет прямиком к Вазифу.

 – Ладно, – словно делая одолжение, сдалась она.

Подошла к столу, нагнулась над бумагами и чуть не выронила ручку от душераздирающего звонка за спиной.

 – Господи, что это за кошмар?! – начала было возмущаться она, но Горовой уже взял трубку.

 – Да, – коротко ответил он. – Понял. Там же? Хорошо, выезжаю.

 – Что стряслось? – тихо спросила она, потому что выражение его лица не предвещало ничего хорошего, и предчувствие после странного сна кольнуло у нее под ложечкой. – Дай угадаю: труп?

 – Откуда ты?.. А, неважно. Сейчас на это нет времени, – майор сунул телефон в карман и взял куртку с вешалки. – Четвертая жертва. Еще одна пожилая женщина. На том же месте.

 – Слушай, мне жаль…

 – Соболезновать будешь по дороге, – перебил он. – Одевайся, ты едешь со мной.

Олег стоял над мертвой старушкой, слушая отчет дежурной бригады. За ночь все замело: кругом высились сугробы девственного снега, ветки гнулись пушистыми лапами. В остальном ничего нового: как будто просто переместился на неделю в прошлое. Даже время смерти совпадало с погрешностью в десять минут. Кирпич, как и в тот раз, аккуратно лежал рядом. Если не знать о почерке убийцы, то сложно было заподозрить в этом красном бруске орудие преступления: ни следа крови. Жертва была в платке. В темно-красном платке. Ни дать, ни взять, поскользнулась и лежит… Единственным отличием были открытые глаза. Времени прошло слишком мало, пятна Лярше еще не покрыли роговицу, и казалось, будто Феоктистова Маргарита Петровна тридцатого года рождения просто любуется невзрачным зимним рассветом.

Эксперт закончил, и вокруг тела засуетились ребята с черным мешком. Труповозку уже завели, Климов с Савчуком опрашивали публику, благо зрителей собралось много.

– Постойте, – неожиданно для самого себя произнес Горовой, и коронеры удивленно повернулись к нему. – Оставьте пока. Хочу, чтобы моя свидетельница опознала…

Те равнодушно пожали плечами и отошли, мол, дело барское, делайте с бабулькой, что угодно. Майор знал, что эти торопиться не любят. Вот и сейчас отошли и затянулись еще по одной.

– Айя! – окликнул Горовой свою незваную гостью. – Подойди ближе.