Она знает, что я собираюсь сделать. Пьюрити стоит здесь, с ногами, расставленными по обе стороны от меня, и смотрит вниз, прекрасно зная, что я собираюсь сделать. Я быстрыми движениями поглаживаю свой член, целясь прямо между ее ног.

Направляю его на ее голую невинную киску.

- Я собираюсь кончить на твою девственную киску, - стону я. – Ты впервые почувствуешь сперму на своей девочке, а затем пойдешь домой, зная, что заставила кончить меня на себя. Моя сперма – единственная сперма, которую ты когда-либо почувствуешь между своих ног.

Не уверен, почему я добавляю последнюю часть предложения.

- Да, сэр, - вздыхает она.

Это «сэр» перебрасывает меня через край, заставляя взорваться по всей ее киске, как я и обещал. Я задыхаюсь, и мой пульс так сильно колотится в ушах, что сначала мне кажется, будто стучащий звук, который я слышу, находится внутри моей головы.

А затем Пьюрити смотрит на меня с паникой на лице своими большими глазами.

- Кто-то стучится в дверь.

- А? – я держу свой член, сперма забрызгала мне руку. Пьюрити окружает меня своими растрепанными волосами, яркими глазами и отсутствием трусиков. В моем кабинете пахнет сексом.

Можно с полной уверенностью сказать, что мы в полной заднице, если сейчас кто-нибудь застукает нас.

Она молниеносно вскакивает с моих коленей, хватает трусики с пола и бросает их через всю комнату за мой стол. Если бы я не спешил засунуть свой член в брюки, это было бы смешно.

Но в данный момент это совсем не шутка.

Я кладу руку на дверь, задерживаясь, так как Пьюрити кидает на меня пронзительный взгляд, умоляя.

- Подожди секунду! – она поправляет свою юбку.

Когда я открываю дверь. Пьюрити сидит в кресле, в котором пять минут назад она стонала на моих коленях, с задранной до талии юбкой и голой попкой. Сейчас у нее скрещены ноги, а на коленях лежат блокнот с ручкой – само целомудрие.

- Знаю, вы сказали не беспокоить вас, профессор Райан, но я забыла, что вы должны подписать открытку на день рождения профессора Гилберт. Мы отнесем ей подарок, который… Ох, прошу прощения. – Джина, все более раздражающая и надоедливая ассистентка английского отделения, смотрит на Пьюрити. – Я не знала, что у вас встреча со студенткой.

- Все в порядке, - Пьюрити, прижимая блокнот к груди, поднимается, прежде чем я могу остановить ее. – На самом деле мы уже закончили. Спасибо за помощь в выполнении задания, мистер Райан. Мне стало гораздо понятнее, что я должна сделать, чтобы улучшить свою работу.

Я скрываю улыбку.

Честно говоря, я слегка ошеломлен (и впечатлен) спокойствием и небрежным поведением Пьюрити. Дочь проповедника была отшлепана и впервые получила оргазм не от своих рук. Кажется, что она должна быть более несобранной, чем сейчас, особенно учитывая то, что обычно эта девушка краснеет по любому поводу.

Но она лишь слегка кивает мне, пока проходит мимо Джины, вручающей мне открытку, которую нужно подписать на день рождения, будто здесь вообще не произошло ничего необычного.

- Увидимся в понедельник, профессор Райан, - говорит Пьюрити. Затем она исчезает в коридоре.

- Увидимся, мисс Тейлор.

Что еще страннее, чем то, каким образом Пьюрити ушла из кабинета, так это тот факт, что я все выходные не могу перестать думать о девушке.

А также я пишу.

Пишу, пишу, и пишу, и пишу. И впервые за год, с того момента, когда я свалился с гриппом и буквально не мог встать с кровати, я пропускаю бранч[5]. Я притворяюсь больным и вру своему брату. Когда Анджело выхватывает телефон и настаивает на том, чтобы приехать с домашним куриным супом ко мне домой, я вру второй раз, решительно настаивая на том, что не хочу заразить ни одного из них своими микробами.

Думаю, Нейт не поверил, но он ничего не сказал.

Я буду обвинять писательство в своем дурацком поведении, когда снова увижусь с ними. Но если бы я пошел на бранч, Нейт захотел бы разузнать обо всем, что я пишу. Он взглянул бы на мое лицо и сразу понял, что это не имеет ничего общего с писательством.

Но он не должен узнать о том, что произошло со мной и Пьюрити. Никто не должен.

21

Пьюрити

По пути в мою комнату в общежитии, я чувствую себя так, словно плыву в облаках; моя голова кружится на протяжении всей дороги. Не знаю почему, но я не могу стереть эту глупую улыбку со своего лица. Не то чтобы это был мой первый оргазм. В конце концов, я прикасалась к себе и раньше. Я даже кончала, думая о мистере Гейбе. Так что я не знаю, почему сияю, чувствуя себя легкой, как перышко лишь потому, что испытала оргазм от рук мистера Гейба.

Если я так чувствую себя, когда кто-то доставляет мне удовольствие, даже не вставляя в меня пальцы, то я не представляю, что будет во время секса. Думаю, моя голова, скорее всего, взорвется.

Одной из причин, почему я не часто мастурбировала, является то, что я не ощущала такого желания, которое я чувствую с тех пор, как мистер Гейб вернулся в мою жизнь. Мой отец вечно кричал о сексе в рекламе и СМИ, о том, что соблазн прямо-таки суют нам в лица каждый раз, когда мы обращаем внимание на телевизор, но я никогда не замечала этого ранее. До мистера Гейба я не знала соблазна, не более чем несколько раз я чувствовала покалывание между ног и прикасалась к себе ночью, чтобы утолить желание.

Но сейчас…

Я начинаю понимать значение слова «искушение». Своей кожей я все еще чувствую прикосновения мистера Гейба. Мой зад все еще пульсирует там, где он отшлепал меня. Я иду по кампусу с его липкой спермой между ног.

Мне следует чувствовать себя грязной.

Ведь меня учили, что секс до свадьбы – это неправильно. Меня учили, что я не должна даже за руки держаться с мальчиком, пока не выйду за него замуж, не говоря уже о том… что мы сделали с мистером Гейбом.

Я должна чувствовать себя грязной после того, как нагнулась над его столом. Должна чувствовать себя использованной после того, как лежала на его коленях, позволяя ему шлепать себя и скользить пальцами между моих ног. Должна чувствовать себя оскверненной после того, как он, гладя свой член, кончил на меня.

Только вот это не так.

Я совершенно не чувствую себя грязной. Вместе этого, я чувствую себя так, словно у меня есть сладкий маленький секрет, о котором больше никто не знает. Чувствую, что стала взрослой, будто прошла обряд посвящения.

Я парю по воздуху.

По крайней мере, до звонка мобильного телефона.

- Это уже третий раз, когда мой звонок чуть ли не отправляется на голосовую почту, - мой отец отчитывает меня, до того как поздороваться.

- Всю неделю я была на занятиях.

Его голос – эквивалент булавки, прокалывающей воздушный шарик. Мое хорошее настроение мгновенно сдувается. Я напоминаю себе, что все могло бы быть хуже; по крайней мере, он не проявил инициативу и не прикатил сюда, чтобы проведать меня.

Это подсознательный поток страха, который бежит на заднем плане у всего, что я делаю. Я постоянно боюсь того, что он решит проверить меня.

Я даже не хочу думать о том, что бы он сделал, увидев меня в одежде, которая сейчас на мне, или если бы он узнал о том, что я делала с мистером Гейбом.

- Ты ходила в церковь? – резко спрашивает он.

Тебе тоже привет, папа. У меня все хорошо, занятия в колледже сложные, но я многому учусь. Спасибо, что спросил.

- У меня еще не было времени найти церковь.

Это моя жалкая попытка противостоять ему. Что я действительно хочу сказать ему, так это то, что я вообще не хочу следовать этим его церковным «предложениям». Но я не делаю даже маленькой попытки постоять за себя.

- Я звонил в одну из церквей из того списка, что дал тебе, и предупредил пастора, чтобы он ожидал тебя в воскресенье.

Я сержусь на него за его наглость и его, даже издалека, настойчивый контроль.