— Вы ведь ничего папе не скажете? — глядит умоляюще. — Пожалуйста…

— Ничего, — отзываюсь, и замечаю, как хрупкие плечики опускаются от облегчения. — Пока не скажу.

Соня снова напрягается.

— Сначала давай разберемся с его здоровьем, — обещаю я и подталкиваю Соню вперед, провожая к раковине. — Умывайся.

Послушно выполняет, то и дело, бросая на меня косые взгляды через зеркало.

Мы возвращаемся за стол, где Валера все так же самозабвенно продолжает убеждать Сониного отца в необходимости пройти обследование. В ход уже пошли и высокопарные медицинские термины, которые делают речь Валеры почти недосягаемой для слуха простого слушателя. Вот молодчина!

— Как ты, Сонечка? — взволнованно спрашивает отец, который сидел вполоборота ко входу, очевидно в ожидании возвращения дочери. — Что-то болит?

— Все в порядке, пап, — Соня натягивает улыбку, опускаясь на свое место. — Просто затошнило что-то.

— Для токсикоза поздновато, — не к месту вставляет Валера, и тут же замолкает под тяжестью моего взгляда. — Хотя может и нет, я ж не акушер-гинеколог.

— Да нет, — отмахивается Соня. — Должно быть, просто съела что-то не то.

— Это моя вина, — признаю, усаживаясь за стол. — Думаю, виной организованный мной вчера ужин. Больше не стану заказывать из ресторана морепродукты, раз у Сони такая реакция на них.

— Может, лучше домой поедем? — спрашивает отец, обращаясь к Соне, и мне на мгновение кажется, что он говорит вовсе не о моем доме.

— Было бы неплохо, — бормочет Соня. — Но мы же погулять собирались. Может, я сама вернусь? А вы…

— Нет! — хором отзываемся мы с отцом, и я получаю от него, пожалуй, первый неодобрительный взгляд.

Его дочь следует его примеру, поэтому я просто вынужден в очередной раз оправдаться:

— Я ведь говорил, что меня ждет онлайн-конференция, — объясняюсь примирительно. — Но для начала нам всем не помешало бы поесть.

В первую очередь Соне, но нужно быть поосторожнее в своих высказываниях. Старик совершенно точно что-то заподозрил, и тут я вынужден согласиться с Соней. Неизвестно как он отреагирует на сложившийся расклад, да и страшно представить, как этот самый расклад выглядит его глазами. На одной дочери вроде как женюсь, а на вторую глаз положил. Да уж… Ситуация, так скажем не из простых.

Должно быть, пока я ходил за Соней, он уже сложил обо мне нелицеприятный портрет, в котором я играю с обеими. А теперь, когда его любимая дочка вернулась с распухшими от слез глазами, я и вовсе переквалифицировался в разряд мерзавца.

Что ж. Я был готов к тому, что моя репутация пострадает в глазах ее семьи. С этим мы позже будем разбираться.

Первым делом уговорить отца на лечение. Надеюсь, Валере удалось-таки обработать несговорчивого старика. Дальше дело за Соней. Я уверен, она справится.

Как только удастся стабилизировать его здоровье, перейдем к следующему пункту. Боже, как же я этого жду…

Только осторожно, Рома. Как по весеннему льду, помнишь?

А то я со своей нетерпячкой кажется уже дров наломал. Отец точно что-то да понял. Хоть и старается виду не показывать.

Теперь надо внимательней следить за Соней. Если Федор Михалыч воспринял мой порыв неверно, то может наговорить чего дочери, дабы уберечь ее от мерзавца. Тут я его даже понимаю. Нехорошо как-то все это сложилось. Вернее, я сам это так «сложил», идиот! Вот теперь разгребать.

Сейчас мне думается, что стоило бы еще тогда за ней вернуться. Украсть, покуда между нами стоял только ее муж. Уверен, такую замену даже отец на тот момент одобрил бы. Теперь-то понимаю, насколько все усугубил. Но я ведь был уверен, что она жениха выбрала. Разве ж мог я ее так ранить, чтобы против воли…

Черт. А она может и выбрала его, да только потому, что во мне не была уверена. Кто я такой, в конце концов? Безумный незнакомец, при первой же встрече заставивший ее разрыдаться, а затем подло соблазнивший? Ну кто так любовь завоевывает, ей богу, Рома?

Зато теперь чувствую, что я ей небезразличен. Может это конечно и не любовь, но для меня и ее симпатии вперемешку с этим жгучим желанием будет вполне достаточно. Влюблю. Не проблема.

Отныне она знает о моих чувствах. И я сам. Значит теперь если ей представиться выбор, надеюсь она не сбежит из-за своих сомнений.

Поднимаю на Соню взгляд. Ест. Умница. Ей надо сил набираться. А я позабочусь обо всем остальном. Мне предстоит непростой путь к ее сердцу.

Люблю. Совершенно точно.

Усмехаюсь, ковыряя в тарелке спагетти в сливочном соусе. Странное ощущение. Приятное.

— Пап, все в порядке? — одергивает отца Соня, когда мы входим в дом. — Ты какой-то смурной. Плохо?

Я тоже заметил, что на обратном пути он был молчаливей обычного. Хоть и не спал на этот раз. Но я догадываюсь о причинах его задумчивости. Вот вопрос только, во что это может вылиться. Чувствую, это вроде затишье перед бурей.

— Нормально, дочь, — отмахивается он, тяжело стягивая ботинки. — Устал просто. Пойду отдохну, пока мать не вернулась. А то ж покоя не даст.

— И подумайте заодно, — вставляю я.

Федор Михалыч бросает на меня хмурый взгляд:

— Подумаю, — выразительно говорит.

— В том числе и насчет лечения, — подсказываю я, буквально нутром чуя, что он вовсе не о том собрался думать.

— Да, пап, пожалуйста, — просит Соня. — Рома же даже с Валерием Александровичем нас познакомил, чтобы тебя убедить. Ну перестань упираться.

Старик глядит на Соню, что уже молитвенно сложила ладони перед грудью. Затем на меня, стоящего за его спиной. И снова на дочь. Вздыхает тяжело.

— Точно, два сапога — пара, — фыркает, отворачиваясь от нас, очевидно пряча ту тоску, что я успел заметить на его лице.

— Ну папа! — бросает ему вдогонку Соня.

— Позже поговорим, — отсекает он.

Он скрывается из виду, а я кладу ладони на Сонины плечи:

— Твой отец слишком тебя любит, чтобы отказаться от лечения. Все будет хорошо.

— А еще он слишком печется о собственной гордости, — обиженно бормочет Соня.

Ставит свою обувь в обувницу. Будто на автопилоте то же самое проделывает и с ботинками отца, и… с моими туфлями, которые я едва снять успел.

— Эй, — одергиваю ее, когда она уже собирается уходить, — не делай больше так!

— Как? — непонимающе хлопает ресницами.

— Ты не прислуга, чтобы за всеми убирать, готовить на всю семью и…

— Может вы не в курсе, Роман Валерьевич, но так себя ведут обычные женщины. Если вам неприятно, что вы имели глупость водиться с девушкой уровня прислуги, то просто забудьте. А я свое место знаю!

Сказав это, она, — не в пример любой прислуге, — гордо задирает подбородок, и удаляется вглубь дома. Вот же глупая девчонка. Я ведь вовсе не то имел в виду. Однако ощущение, будто это не она свое место знает, а мне на мое указала.

Вхожу в коридор вслед за Соней, которая притормозила, очевидно, чтобы проверить на месте ли мобильник. Вижу, как она вытаскивает его из кармана, и на пол выпадает нечто белое и совершенно невесомое.

— Эй, злючка, ты что-то потеряла, — окликаю.

От звука моего голоса она привычно вздрагивает и не спешит оборачиваться, очевидно решив, что я обманул ее, в попытке задержать.

Подхожу ближе, и опускаюсь на корточки, поднимая на Соню взгляд:

— Не дуйся, Сонь. Я говорил лишь о том, что тебе не стоит перенапрягаться, в твоем положении. А ты как ванька-встанька, только и скачешь вокруг своей родни. Теперь уже неосознанно и меня под опеку начала брать. Сколько еще дней до родов? Не боишься из-за своей активности родить раньше времени?

— Не боюсь, — фыркает она, наконец оборачиваясь.

Вижу, как ее взгляд скользит к ногам, у которых так и лежит ее потеря, и серые глазки начинают округляться. Внимание переключается на меня, а затем Соня делает неловкую попытку быстро нагнуться и поднять предмет, который ее так напряг.

Ловлю ее, вынуждая выпрямиться:

— Вот я об этом, Сонь, — с укоризной говорю я. — Ну куда ты так наклоняешься. Что я, прокладок не видел…