— Нехорошие слова говоришь, Степан Ильич, — медленно процедил сотник. — Обидные. Пусть под красными, да?..

В воздухе повисла тяжелая пауза. Я уже приготовился вмешаться, но тут казак закончил фразу.

— А знаешь... — с грустной улыбкой вдруг сказал он. — Вот тебе за Севастополь обидно, Степан Ильич, а мои деды и прадеды с этим самым Шамилем рубились. Кто полег, кто нет, но завещали они сыновьям своим и внукам впредь за те земли жизни своей не жалеть, потому что там каждый камешек, каждая тропка русской кровью политы. Так что нехай. Красных мы рано или поздно сковырнем, но я не хочу, чтобы шамилевское отродье опять волю взяло. Порвем хранцузов, мать их ети. Я — за.

— Собственно, я тоже не против, — осторожно высказался Синицын. — А что, если все же взять на сию операцию санкцию командования?

— Оное начальство, — ехидно ответил ему Тетюха, — за союзниками хвосты заносит и лебезит напропалую. Так что сам подумай, Алексей Юрьевич, что тебе ответят. Да еще загонят перца под шкурку, чтобы неповадно впредь было о таком задумываться. Понятно?

— Нешто мы в собственный карман? — поддержал его вахмистр. — На дело ведь.

— Да, Алексей Юрьевич, — я решил, что пора самому вступить в разговор. — Ответ руководства будет однозначным. Я же имею карт-бланш на самостоятельное принятие решений практически по всем вопросам. И ответственность тоже возьму на себя. Но никто, повторю, никто из начальства пока не должен знать об этой операции... — и с намеком добавил: — Вы мне можете гарантировать это?

— Могу, — после некоторой паузы ответил Синицын. — За себя я отвечаю.

— А я за себя, — немедленно отозвался Тетюха.

— Ручаюсь, — несколько торжественно высказался Игнашевич. Даже руку к сердцу приложил.

— Ишь что удумали... — вахмистр покачал головой. — Надо бы вас, охальники, сдать куда следует... — и тут же широко улыбнулся. — Да шучу я, шучу. Где я, а где начальство. Но дело серьезное, Георгий Владимирович. Тут сто раз надо отмерить, а потом уже резать.

— Отмерим, Степан Ильич, — облегченно выдохнув про себя, пообещал я ему. — Значит так...

Обсуждение было очень конструктивное, довольно бурное, но не особо продолжительное. А к его завершению как раз поднялся именно тот вопрос, о котором мне не особо хотелось задумываться.

— Что будет с французиком? — поинтересовался сотник. И сразу же уточнил: — После того как.

Взгляды всех присутствующих сошлись на мне. И я уже прекрасно знал, какого ответа они от меня ждут. Дело в том, что оставлять Эмиля в живых будет несусветной глупостью. Конечно, можно его подранить, выставив героем, но даже это не даст никаких гарантий, что ребята из Второго бюро рано или поздно на него не выйдут. Так что, как бы он мне ни был симпатичен, вывод напрашивается один.

— Француз лишний, — коротко ответил я. — Хвосты рубим вчистую. Именно поэтому я не пригласил сюда подпоручика Суровцеву. Не особо верю, что у нее какие-то чувства к лейтенанту, но потенциальное слабое звено надо сразу исключать.

— И я не верю, что она такая, — поддакнул Игнашевич.

— Я не такая, я жду трамвая, — насмешливо протянул Тетюха, явно поддразнивая эсера, но еще до того, как тот возмутился, добавил: — А я что, я ничего. Аглая Викторовна дама суровая, но всяко-разно может случиться.

— Бабы они существа загадочные, — умудренным тоном подтвердил вахмистр. — Ну что, на сегодня всё?

— Да. Завтра у нас всех очень много дел.

Пропустив по сложившейся уже традиции по паре глотков коньяка, мы разошлись. Домой я попал уже затемно, так что о том, чтобы пойти пострелять с Ясминой, уже речи быть не могло.

Гречанка было насупилась, но очень быстро оттаяла, когда я подарил ей никелированный дамский револьверчик и коробку патронов к нему, которые по моей просьбе притащил Игнашевич.

— Это мне? — не скрывая восхищения, прошептала Ясмина, глядя на подарок, словно я презентовал ей бриллиантовое колье.

— А кому еще? Тебе, конечно.

— Спасибо, Георгий! Ты... ты... — девушка не договорила, быстро чмокнула меня в губы и немедленно зарделась, по своему обычаю прикрывая лицо кончиком платка.

— Что такое, Ясмина? — я шагнул к ней и взял ее за руку. — Почему ты стесняешься?

Гречанка вдруг прыснула смехом и ответила:

— Мама так научила. Она говорила, что перед мужчиной всегда надо делать вид, как будто глупая и стесняешься. Такие им нравятся. Так это?

— Нет, не всем. Я глупых не люблю. И не надо притворяться. Я этого еще больше не люблю.

— Зачем подарил? — пытливо заглянув мне в глаза, спросила Ясмина. — Нравлюсь тебе?

— Да... — я осторожно положил ей руки на талию и притянул к себе. — Сейчас покажу, как...

— Потом покажешь, — девушка ловко вывернулась и отскочила на шаг назад. — Не сейчас.

— А когда?

— Когда? — с хитрой улыбкой переспросила гречанка. — Когда я сама захочу, чтобы ты показывал. Я уже не против, но пусть будет немного позже. Когда еще сильней захочу.

— Тебя так отвечать тоже мама научила?

— Нет. Это я сама придумала, — расхохоталась Ясмина, юркнула к двери комнаты, а уже на пороге добавила: — Буду умной, как тебе нравится.

Ну, что скажешь. Пусть будет как будет.

Больше ничего примечательного до утра не случилось. Я плотно поужинал и отлично выспался, а вот на следующий день пришлось повертеться как белке в колесе. Для начала мы тщательно изучили маршрут движения машины с золотом, наметили позиции и пути отхода, распределили роли, а потом даже отрепетировали операцию, используя вместо авто де Лувиньяка «Антилопу Гну» Синицына. Как нельзя кстати Пуговкин уже снял одну из квартир, и она оказалась в очень подходящем месте, вполне пригодная, как исходный пункт сосредоточения перед делом. Игнашевич к обеду завез туда арсенал оружия, целую кучу одежды и даже кое-что из театрального грима. Так что мы даже успели примерить к себе новые образы. Провозились почти до самого вечера, но вроде как справились.

А потом пришел черед подготовки к другому делу, не менее опасному и важному. Какому? Конечно же к обеспечению моей сегодняшней встречи с княгиней, черт бы ее побрал. Чует мое сердце, без подлян не обойдется, но тут уже ничего не поделаешь, потому что надо с этим разобраться раз и навсегда. Но вроде как справились. Правда, пришлось повозиться, уговаривая казака наконец-то выйти в свет со своей баронессой.

— Понимаете, Георгий Владимирович, — недовольно бурчал сотник, — я там себя буду чувствовать, как не пришей к кобыле хвост. Не мое оно. Опять же, я при бабе буду, а не она при мне. Так-то с ней я не против, скажу прямо, справная бабенка, с понятиями правильными, но...

— Егор Наумыч, сам подумай, — дожимал я. — А кто меня подстрахует внутри? Степан Ильич? Так он в передвижениях там ограничен. Музыкантам только в их комнату да в сортир разрешают отлучаться. А Алексею Юрьевичу и Антону Васильевичу вообще в казино хода нет. А встреча у меня важная, в обеспечение очень далеко идущих планов. Так что...

— Уволь ты меня, Владимирович, от этого дела... — продолжал ныть казак. — Вот же напасть. Я лучше...

— Сотник Игнашевич!

— Я, господин капитан! — мгновенно присмирел Тетюха.

— То-то же... — удовлетворенно рыкнул я. — Прикажу, в бордель строевым пойдешь.

— Дык, туда я завсегда согласен...

— Разговорчики. Марш сообщать баронессе радостную весть.

В общем, все решилось.

Для того чтобы привести себя в образцово-показательный вид, много времени не понадобилось, и к десяти часам вечера я уже был у парадного входа в казино. К счастью, дама в комплекте для визита уже не требовалась, поэтому Суровцева была сегодня избавлена от повинности меня сопровождать. Да и не смогла бы она, так как работала на коммутаторе в ночную смену. Баронесса, по итогам нашего первого посещения сего богоугодного заведения, выхлопотала мне карточку ассоциированного члена клуба, так что никаких препятствий уже не возникло.

Все началось обычным образом. Я избавился от пальто, шарфа, шляпы и перчаток, сгрузив их слуге, придал себе окончательный лоск перед зеркалом и вальяжно потопал к входу. Ну, где ты, матушка княгиня?