— И что вы предлагаете? — я старательно отдавал инициативу лейтенанту.

— Очень простой план, — де Лувиньяк понизил голос. — Фактически мы останемся беззащитными перед разбойниками, буде таковые решат ограбить машину. Естественно, я буду сопротивляться, как лев, возможно даже получу несколько легких ранений, но воспрепятствовать злоумышленникам не смогу. Все устроится, как надо. Капитана Бланкара разжалуют к чертовой матери, люди из Второго бюро останутся с носом, а я получу дисциплинарное взыскание, но не

более того. И самое главное: о том, что я езжу в банк за деньгами по пятницам, знает едва ли не весь французский оккупационный контингент. То есть искать источник утечки информации фактически бесполезно. Ну как вам?

— Даже не знаю, что вам сказать... — я сделал вид, что нахожусь в шоке от откровений Эмиля. А на самом деле уже про себя просчитывал вероятность провокации Второго бюро в этом деле. И постепенно приходил к выводу, что эта вероятность достаточно мала. Почему? Да потому что смысла никакого нет городить такие сложности. Для чего? Зачем? Взять шпионов на горячем? Глупо, очень глупо. Им должно быть ясно, что во время операции может пострадать сам де Лувиньяк. К тому же попробуй просчитай, где на маршруте вероятные злоумышленники будут брать машину. И какими силами. Словом, вероятность подставы равна нулю. А это значит, что... гм... гоп-стоп не мой стиль, но не скажу, что я категорически отрицаю такой способ отъема ценностей. Порой ничего лучшего выдумать просто невозможно. Но тут появляется другая сложность. Сам я такую операцию не осилю, а для того, чтобы привлечь моих архаровцев, потребуется придумать достойную легенду. Все же, как ни крути, французы союзники, а деньги предназначаются для ослабления красных. То есть экспроприация косвенно наносит ущерб Белому движению. И что же им сказать? Деньги предназначаются для большевиков? Глупо, не поверят. Тогда что? Хотя... а почему бы не сказать правду...

— Месье Корф, — продолжал разглагольствовать Эмиль, — уж извините меня, ну не верю я в то, что вы не представляете интересы большевицкой разведки. Как там мне говорил Франц? ЧВК? Или ВЧК?.. Увы, не помню. Но и неважно. Иначе вам не было бы никакого смысла выручать меня. И знаете, я вполне симпатизирую русским революционерам, потому что революционный дух в крови у каждого француза...

— А вы не боитесь, что я вас сдам с потрохами Второму бюро? — пристально заглянув ему в глаза, поинтересовался я у него. На самом деле я уже почти все решил, просто захотелось проверить на подлинность его эмоции. На таком люди обычно и прокалываются.

Но никакой фальши так и не заметил. Эмиль смертельно побледнел, закусил губу и даже потянулся рукой к кобуре. Пришлось успокаивать. М-да... получается, либо он гениальный актер, либо... А почему бы и нет. Пожалуй, рискнуть можно.

— Эмиль, не стоит ломать голову над тем, к какой разведке я принадлежу. Все равно не угадаете. Да и не к чему это вам. Что могу сказать... Я подумаю. А пока давайте пройдемся по деталям. Точное время, маршрут и так далее...

Я опасался, что меня задержат сразу после окончания разговора с де Лувиньяком. И даже слегка удивился, что этого не произошло. Слежки тоже не оказалось, что и подтвердил Пуговкин.

Домой добирался пешком, по пути заскочив на пароход к Шмуклеровичу, для того чтобы хорошенько расспросить его о княгине. Нет, конечно же, сразу после случившегося я уже допрашивал его, но, как мне кажется, старый еврей кое в чем приврал. Или не сказал всей правды.

И как очень скоро выяснилось, я не ошибся. Оказывается, эту женщину судовладельцу фактически навязали, без всякой оплаты, в командно-приказном порядке. Причем люди, которым Шмуклерович отказать не мог — это были весьма уважаемые члены еврейской общины города.

— Если они захотят... — со вздохом развел руками Израиль Львович. — Меня не пустят в Одессе ни в один приличный еврейский дом. Да что там, в синагогу тоже не пустят. А оно мне надо? Вот и взял.

— А как они узнали, что вы уходите в Константинополь?

— Так я сам сказал. Понимаете, думал, коммерцию какую провернуть. А что, эта барышня опять вам делает проблемы? Вот же... А еще грузинская княгиня...

— Пфе... — презрительно фыркнула Циля Абрамовна. — Ладно, Георгию Владимировичу простительно, но ты, ты-то совсем слепой, что ли? Она такая же княжна, как я прынцесса. И грузинка тоже липовая.

— А кто, Циля Абрамовна? — поинтересовался я у супруги судовладельца.

— Еврейка конечно! — всплеснула руками Циля Абрамовна. — Но хорошо разбавленная другой кровью. А матушка у нее точно была из наших. Эх, мужчины, мужчины...

В общем, все немного прояснилось и одновременно еще больше запуталось. В самом деле, кого могут поддерживать уважаемые еврейские господа? Ответ очевиден, правда, очень расплывчат. Конечно же они поддерживают того, кого на данный момент им это выгодно делать. А вот кого, увы, не знаю. А то, что Кетеван еврейка, вообще ни о чем не говорит. Кроме того, что княжна она липовая. Скорее всего.

Зато, как ни удивительно, на «Димитрии» я нашел подтверждение тому, что операция Второго бюро, по переправке внука Шамиля на Кавказ, совсем не выдумка. Как оказалось, под это дело подрядили пароход Шмуклеровича. И даже уже загрузили на него кое-что из грузов; в частности, мануфактуру. Нет, конечно же Израиль Львович точно не знал, кого повезет в Батум — это я уже сам сопоставил некоторые известные мне факты, полученные от Эмиля и Шмуклеровича. Ну что же, доброго пути. Вот только совсем не уверен, что рейс состоится. Во всяком случае, я очень постараюсь, чтобы так случилось.

Бывшая Османская империя.

Константинополь. Пера

30 января по старому стилю. 1920 год. 17:00

Отправив Синицына собирать личный состав на срочную сходку, я побрел пешим порядком домой.

Штабс обернулся быстро, благо никто из бойцов сегодня не был на работе. Правда, пришлось народ ждать, так как я запретил их везти сюда в одной машине. Но к пяти часам вечера все уже собрались на том же месте, где мы встречались первый раз. Все, кроме Аглаи. Потому что ее я решил на всякий случай не ставить в известность об операции. Мало ли что. А вдруг действительно пришелся по сердцу ей малахольный французик.

— Итак, господа. Вырисовалась одна очень интересная операция, благодаря которой мы сможем обеспечить себя средствами для долгого времени автономной работы. Это будет банальная экспроприация, — я замолчал, внимательно всматриваясь в лица личного состава, и, убедившись, что на них нет никаких эмоций отторжения идеи, продолжил: — Но есть несколько моментов. Экспроприировать средства придется у союзников. А если точнее, у французов.

Мне самому эта идея не особо нравится, потому и решил посоветоваться с вами.

— О какой сумме идет речь? — как бы невзначай поинтересовался Тетюха.

— Сто тысяч золотых рублей наличными.

— Етить... — сотник даже присвистнул. Синицын и Пуговкин не проявили никаких особых эмоций, но было видно, что количество денег их тоже потрясло.

— Эти деньги они выделяют Саиду Шамилю, внуку того самого Шамиля, для того чтобы он поднял мятеж против красных на Кавказе, — невозмутимо продолжил я. — Цель, конечно же, благородная, и я никогда не стал бы препятствовать ей, но дьявол, как всегда, кроется в деталях. Истинная цель Франции навсегда отторгнуть Кавказ от территории России, для того чтобы создать там марионеточное государство. Понимаете, сами декларируют целостную поддержку, а за спиной спокойно готовятся расчленить нашу родину. Признаюсь, вот как раз этот момент мне очень не понравился. Но, как уже говорил, никаких решений я принимать самостоятельно не собираюсь. Высказывайтесь, господа.

— Твари... — презрительно сплюнул сотник. — Воронье. Еще труп не остыл, а они уже слетаются глаза выклевывать.

— Никогда! — неожиданно строго и серьезно высказался Пуговкин. — Никогда мусью и иже с ними не желали России добра. Всегда люто ненавидели и только ждали момента, чтобы вцепиться в глотку. Я им Севастополь еще припомню. Там два моих деда полегли. Если хотите слышать мое мнение — я за. Как по мне, пусть уж Россея будет под красноперыми, но неделимая. Вот так-то... — хмуро закончил он и с вызовом посмотрел на Синицына с Тетюхой.