— И всего-то?

— Всего-то, — легко согласился поляк.

— Что будет после того, как я вам отдам искомое?

— Ничего, — пожал плечами Опольский. — Пожелаем друг другу доброго здоровья и вас отвезут, откуда взяли.

— Увы... — я с глубоким искренним сожалением вздохнул. — Не получится. Почему? Да потому, что я уже отдал все той самой... как вы говорите, Волковой?

— Вы начинаете злоупотреблять моим терпением, — с угрозой процедил поляк. — Я сейчас позову своих парней, и они быстро развяжут вам язык. У них очень большая практика общения с русскими пленными.

— Толку все равно никакого не будет. Я все отдал, потому что счет уже давно пустой, пан Опольский.

— Как пустой? — в глазах резидента плеснулось недоверие.

— Да так... — я ему нагло улыбнулся и повторил версию, в свое время изложенную Кетеван. — Уж поверьте, в противном случае я с Зибертом и Навроцким давно бы снял деньги.

И тут я прокололся или просто скверно сыграл, увы, точно не могу сказать. Опольский мерзко ухмыльнулся и заорал:

— Яцек, Войтех, ко мне. Для вас появилась работа.

Дверь в погреб мгновенно отворилась, и на пороге нарисовались два молодца. Их габариты не сулили для меня ничего хорошего.

— Хорошо, хорошо! — я сразу сменил наглое выражение лица на покорную испуганную гримасу. — Я все скажу. Но ключ не при мне, конечно же. Он спрятан в надежном месте. Я покажу или нарисую подробный план.

— Я и не рассчитывал, что он будет при вас, — довольно прокомментировал антиквар. — Но пока погодим с ключом. С какой целью вы встречались с Коэн?

— Она каким-то образом завладела ключом Навроцкого и уговаривала меня соединить свои усилия в поисках Зиберта. Я взял время подумать. Но, черт побери, я даже не подозревал, что она из Коминтерна.

Поляк удовлетворенно кивнул. Видимо, сказанное мной подтверждалось известными ему сведениями. Затем последовало несколько вопросов, главным мотивом которых была моя связь с Кетеван. Я сразу же приврал, что договорился с ней встретиться на следующей неделе, прекрасно понимая, что выторговываю свою жизнь ровно до этого времени. На Тетюху с ребятами уже почти перестал надеяться. Мало ли как там сложилось. Буду пробовать выкарабкиваться сам. Главное, чтобы наручники сняли, а там поглядим...

В скором времени разговор опять вернулся к ключу.

— Конечно спрятал... — я опасливо оглянулся на молодцев у себя за спиной. — Но могу показать, где. Поехали. Кстати, пан Опольский, а можно убрать ваших... гм... людей от меня.

— Надо же... — поляк презрительно скривился. — Боевой офицер, а на расправу жидковат оказался. Нет, нельзя убрать. Так где ключ?

— Дома, закопан в саду, — я ему назвал адрес нашей конспиративной квартиры. — Но сами вы его не найдете.

— Кто еще кроме вас там живет?

— Никого. Служанка приходящая. Ключ от дверной калитки у вас на столе лежит. От самой квартиры, рядом с ним. Вон тот, с бородками. А вы меня точно отпустите? — я довольно натурально всхлипнул.

— Отпустим, отпустим. Рисуйте схему... — антиквар брезгливо подвинул мне лист бумаги и карандаш.

— Зубами?

Поляк поморщился, поинтересовался у своих людей, обыскивали ли они меня, а потом дал команду снять наручники.

Я демонстративно потер запястья, потом опустил руки вниз и потряс кистями, словно ускоряя приток крови к ним.

Вот тут надо сделать отступление. Я категорически отрицательно отношусь к убийствам. Мало того, считаю, что совершенно непозволительно форшмачить мокрухой свою масть. Да, было дело, случалось резать людей, но убивать своими руками — никогда. Афганистан не в счет, потому что на войне совсем другие правила. Но жизнь такая сука, что иногда приходится наплевать на свои убеждения. В общем, как- то так. Пора...

Я слегка потянул большим пальцем петельку в рукаве. В ладонь немедленно съехал нагревшийся от тепла тела стилет. Звонко щелкнула пружина, выбрасывая лезвие.

И сразу же, не вставая, я загнал его в пах стоявшему за моим левым плечом поляку. А потом, под аккомпанемент истошного визга, с оттяжкой выдернул клинок, вывернул кисть и обратным движением вбил его по самую рукоять во внутреннюю часть бедра второму охраннику.

Опольский вытаращил на меня глаза, вскочил, но тут же, натужно хрипя, осел, потому что после моего пинка тяжелый стол прижал его к стене.

Я сразу же отскочил на шаг, держа стилет наготове. Войтех, коренастый здоровяк с грубым лицом, больше приличествующим портовому грузчику, скорчился на полу в позе эмбриона и тихо монотонно выл, прижимая обе руки к паху. Ни о каком сопротивлении он уже не думал. Яцек, такой же большой, как его товарищ, но с детским, симпатичным лицом, лежал без сознания. Из его бедра толчками выхлестывалась кровь, образовав под парнем порядочную лужу.

— Вот же уроды, мля! — я быстро обыскал их, забрал пистолеты, вооружился одним из них, новеньким «люгером», загнал патрон в патронник, а потом, заметив, что пан Кшиштоф пытается вылезти из-за стола, отправил его в глубокий нокаут, саданув в челюсть носком ботинка.

И едва не пристрелил Игнашевича, ворвавшегося с истошным воплем в погреб с МР-18 наперевес.

— Руки в гору, мать вашу!!! Ой... — он опустил ствол пистолета-пулемета и нервно хихикнул.

— Я смотрю, вы уже сами тут... того-этого...

— Ух, етить... — с восхищением присвистнул Тетюха, спустившийся вслед за эсером. — А могёшь, Владимирович. Могёшь...

Последним в погребе появился Синицын. Он сразу же отправил Игнашевича на пост наверх, а потом поинтересовался у меня:

— Как вы, Георгий Владимирович?

— Нормально... — я внезапно почувствовал, что ноги перестали держать и плюхнулся седалищем на табурет. — Как... как вы меня отыскали?

— Егор Наумыч предупредил, потом мы проследили за машиной. А дальше... — штабс-капитан ткнул пальцем в потолок. — Приняли решение войти в дом, успокоили еще одного и сюда. Но вы уже сами справились. Вот только не пойму, какого пса пшеки так раздухарились?

— Вот это мы сейчас и узнаем... — я тщательно вытер стилет пиджаком одного из охранников, положил его в карман, надел наручники на еще бессознательного польского резидента и с размаху засадил ногой ему в бок. — Вставай, пан Кшиштоф. Нас ждут великие дела.

А вы, ребята, на шмон, то есть обыскивать дом. Все ценное и интересное сюда. Живей, парни, живей. У нас сегодня еще куча дел. И аккуратней, аккуратней, пальчиков не оставляем. Подождите... Вот ключи...

Парни мгновенно умелись исполнять приказание. А я посадил Опольского на стул и присел сам напротив него. Чувствовал себя препаршиво. В воздухе стоял тяжелый запах свежей крови и мочи, вызывавший судорожные рвотные позывы. Голова кружилась, а на душе... на душе творилось такое, что словами не передать. Труп истекшего кровью Яцека и сучивший в предсмертной агонии ногами Войтех настроения не прибавляли.

— Пристрели его... — прохрипел антиквар, с ненавистью уставившись на меня. — Пристрели, не будь курвой...

Я наотмашь двинул поляка рукояткой «люгера» по морде, потом не спеша собрал свои вещи со стола, разложил их по карманам, опять усадил Опольского на стул и тихо поинтересовался:

— Я что, сам к вам в гости напросился, пан Кшиштоф?

— Я совершил ошибку... — поляк говорил, не поднимая головы. — Судя по тому, что в вашей компании господин Синицын, вы и есть тот новый русский резидент. Я угадал? Если бы я знал, то никогда бы не нарушил правила игры и плюнул бы на приказ...

— Чей приказ? Что за приказ?

— Каковы мои шансы?

— Если вы ответите на все мои вопросы, быстрая и легкая смерть. В противном случае сами понимаете. Никто вас не заставлял лезть туда, куда не надо.

Опольский поднял голову и прошептал:

— Я буду говорить...

Разговор с Кшиштофом Опольским получился непродолжительным, но очень содержательным. Если вкратце, он действительно не знал, что я резидент нелегальной контрразведывательной группы Юга России. Хотя все-таки опознал как фон Нотбека во время моего злополучного визита в антикварную лавку. Но лишь потому, что месяц назад ему поступила ориентировка на меня, с указанием подробных примет и задачей изъять у фигуранта ключ с фрагментом номера счета, после чего ликвидировать. Впрочем, такая же ориентировка поступила и на Кетеван, а также на Зиберта. Зиберт на глаза полякам не попался, а вот меня