— Готовы? Готовы. Присядем на дорожку...
С квартиры выбирались поодиночке, через разные выходы. Времени до акции оставалось всего около сорока минут, но и идти тут было совсем недалеко, поэтому я особо спешить не стал. Иду себе да иду, по сторонам глазеть не забываю и старательно изображаю из себя усталого путника. И тихо радуюсь, потому что, собственно, «машкерад» мой вполне удался. Встречный народ реагирует как должно. То есть турки с почтением кланяются, европейцы с брезгливостью воротят носы, но, в общем-то, никто особого внимания не обращает. Вот и ладненько.
Так и добрался до места, где уселся, опершись спиной на стену кофейни, и принялся хрупать сушеные финики, одновременно фильтруя обстановку. Место здесь чрезвычайно удобное для засады: улочка сужается, и для того, чтобы проехать, обязательно придется снизить скорость до минимума, а путей отхода столько, что любая погоня заблудится. А дальше дело техники.
Так, что тут у нас? Ага... мальчишки разносят жаренные в меду пончики, два водоноса примостились, как и я, на перекус, какой-то турок неспешно сгружает с ишака ящики с апельсинами. Еще какая-то публика... Зараза, а многовато свидетелей получается. Так... а это передвижная шашлычная, что ли? Точно, жарят кебабы и тут же продают прохожим. Один пузатый усач рубит топориками баранину, замешивает фарш, а второй, почти его близнец, только шире в плечах, лепит мясо на палочки и пристраивает их на мангал. И плевать им на красномордого швейцара в шитой золотом ливрее у входа в богатый ювелирный магазин, свирепо корчащего недовольную рожу. Восточная непосредственность, етить. Но не суть, главное в том, что никаких признаков засады на нас я не вижу. Вряд ли французы привлекли бы для этого дела аборигенов, а европейцев здесь как-то не наблюдается. Вернее, они есть, даже немало, но все прохожие. Бредут по своим делам, на месте не останавливаются. Впрочем, оно и к лучшему, конечно. Хотя какая-то неясная тревога меня слегка гложет. Вот только ее причин пока выявить не могу. Но посмотрим. Если что, сверну акцию без особых колебаний.
Ага... а вот и Синицын с казаком. Пристроились пить кофе у уличной кофейни. Меня видят, а значит, сигнала не пропустят. Где чертов эсер? А вот и он, на моей стороне улицы, набрал себе пончиков и лопает, присев на парапет. Пуговкин не просматривается, но так и было задумано — у него своя миссия.
Зараза, а вкусно пахнет печеная баранина. А я как раз сегодня толком не завтракал...
— Al ata, Allah’in adiyla, yuce ve merhametli [47]
Я поднял голову и увидел одного из шашлычников, протягивающего мне завернутый в лепешку кебаб. Вот же, мля? И как реагировать?
Но особо размышлять времени не было, поэтому я молча, но с достоинством, принял угощение. Турок еще раз поклонился и отошел. Но вот его пытливый, пронизывающий взгляд мне очень не понравился. В голове сразу же зазвенели колокольчики тревоги.
Своей внутренней интуиции я привык доверять, поэтому тут же решил отменить акцию.
«На хрен! Лучше перебдеть, чем недобдеть... » — уже встал, чтобы подать знак контрразведчикам, но тут из- за переулка показался легковой «ситроен», на котором Эмиль перевозил деньги.
Внутренняя тревога сразу нашла свое подтверждение. Во-первых, на правом крыле у авто трепыхался французский трехцветный флажок, что было маркером отмены акции. А во-вторых, за «ситроеном» следовал небольшой грузовичок с солдатами в открытом кузове.
Подавать сигнал не было смысла, потому что соратники уже сами все видели.
«Ну что же, так даже лучше... — с легким разочарованием подумал я и машинально откусил кебаб. — Зато теперь я на все сто уверен в том, что Эмиль лоялен. Ладно, что-нибудь еще придумаем. Гм... а вкусно, черт побери... »
Развернулся и не спеша пошел по улице. Но тут, совершенно неожиданно, за спиной прозвучали хлесткие, резкие звуки выстрелов.
«Твою же мать!..» — с перепугу я выронил на тротуар лепешку с мясом и метнулся в переулок. Но быстро опомнился, затормозил, осторожно выглянул из-за угла и в буквальном смысле остолбенел.
Тот самый шашлычник, что подарил мне кебаб, с двух рук палил из маузеров, всаживая в «ситроен» пулю за пулей. Было четко видно, как разлетается блестящими искорками лобовое стекло, а сидящий на переднем сиденье Эмиль судорожно дергается, очень похожий на марионетку, которой управляет перепивший кукловод. Марионетку с очень удивленным лицом.
Второй турок, помощник первого, широко расставив ноги, короткими очередями стрелял из «льюиса», выцеливая грузовичок. Ему составляли аккомпанемент водоносы, в упор расстреливающие из пистолетов пытавшихся выскочить из кузова солдат.
Грузовик вильнул и на скорости с грохотом въехал в стену, немедленно окутавшись паром из разбитого радиатора. Чудом увернувшийся швейцар рыбкой нырнул за каменную цветочную клумбу возле входа в свою лавку. Звонко лопнула и осыпалась стеклянными брызгами на тротуар витрина кофейни. Всю эту катавасию оттеняли своими истошными воплями прохожие, прыснувшие по сторонам, словно перепуганные муравьи. Синицын, Тетюха и Игнашевич общей панике не поддались и, как только прозвучали первые выстрелы, скрылись в подворотне в мгновение ока. Да... боевой опыт не пропьешь...
«Ну ни хрена себе? — здравый смысл подсказывал, что надо как можно быстрее сбежать, но что- то все-таки меня удерживало на месте. — Ну и кто? Дашнаки? Кемалисты? На армян и греков они мордами не смахивают, так что точно сторонники Кемаль-паши... »
На мгновение показалось, что с французами все уже покончено, но тут задняя дверца «ситроена» распахнулась и из нее кубарем выкатился какой-то мужик в штатском. Лежа на спине он вскинул револьвер и сразу же влепил пулю в грудь турку с маузерами.
Шашлычник пошел боком, выделывая ногами замысловатые коленца, потом выронил оружие и ничком рухнул на мостовую.
Француз быстро перекатился и дважды пальнул в зазевавшегося пулеметчика, убив того на месте.
Но на этом успехи стрелка закончились, потому что кто-то из турок так же снайперски точно прострелил ему голову, превратив ее во что-то наподобие лопнувшего перезрелого арбуза.
Но несколько солдат все-таки уцелели — из-за грузовика послышались частые ответные винтовочные выстрелы. Кемалисты залегли и начали яростно отстреливаться.
А еще через мгновение неподалеку послышались тревожные трели свистков — на помощь уже спешила полиция и патрули оккупационных войск.
Блистательно начавшееся нападение в итоге свелось в банальную перестрелку, без всякой надежды на положительный результат. Для турок. Для французов как раз все обошлось сравнительно благополучно.
«Ур-роды, мать вашу! Сука, как же некстати. Нет, это надо же было так обгадить всю малину. Ни себе, ни людям. Хрен с ним, с золотишком, все равно операция для нас срывалась — а вот Эмиля жалко. Да, как человека — тоже, но в первую очередь — как агента. А так все хорошо начиналось. Тьфу ты... — Я сплюнул и, про себя матерясь, свалил в подворотню. — Ну а что здесь ловить? Сука, и кебаб не доел... »
Сзади вдруг послышался тяжелый топот. Я машинально оглянулся и не поверил своим глазам. Не поверил, потому что на меня несся один из водоносов. На одной из его штанин расплывалось темное пятно, он хрипло дышал и сильно прихрамывал. В левой руке турок держал маузер, а правой тащил небольшой брезентовый мешок. Очень тяжелый мешок, потому что водонос едва его удерживал.
Увидев меня, он вскинул пистолет.
Я даже не успел испугаться, только почувствовал, как по спине побежали капельки холодного пота и инстинктивно, можно сказать, по наитию, состроил гневную рожу. А потом вдобавок погрозил кемалисту своим посохом. И чуть не помер со страха при этом. А ну как пальнет, террорист хренов.
Не знаю, что тут сыграло, моя зверская морда или простая почтительность, но ствол тут же опустился. Турок что-то извиняюще пробормотал, перехватил мешок поудобней и похромал себе дальше.
