— А что, действительно могут подумать?

— Могут — не могут, а озаботиться стоит, на всякий случай, так сказать, — убежденно сказал вахмистр. — Опять же золотишко блазнит, может показаться, что мы сами лишних устранили. Ни к чему это.

Ночевать с трупами под боком не улыбалось, но в предложении жандарма был свой резон, поэтому я согласился. Мы перебазировались в другую комнату, в целях снятия нервического состояния, как выразился Пуговкин, опустошили бутылку коньяка, после чего вахмистр завалился спать в кресле, а я принялся осваивать диван по праву старшего по званию. Но заснуть сразу не смог. Что не особо и удивительно. Всегда считал себя бессердечной сволочью, но в данном случае чего-то расклеился. И дело не в том, что я успел сблизиться с Суровцевой и Тетюхой, как раз нет, просто сама ситуация стала жутко чернушной. Особенно на фоне довольно благополучного начала моей эпопеи в тушке фон Нотбека. Как говаривал уже упомянутый мной дядь Митя Мамант, если запахло керосином, то это может означать всего две ситуации: либо тебя собираются травить как вшу, либо попросту собираются сжечь. Н-да... а так все хорошо начиналось. Впрочем, ничего непоправимого еще не случилось.

Первым делом надо перебазировать отсюда золото. Завтра же. После чего прикажу остальным членам группы залечь на дно. Сам поступлю таким же образом. Пока не найду новое пристанище, перекантуюсь в пансионате, а потом растворюсь в городе, потому что явка у тетки Афины уже спалена. Пара оболтусов с двустволками вряд ли помогут, если кто-то серьезный соберется накрыть хату. В общем, думаю, все должно получиться. А потом слиняю вместе с Кетеван в Европу. Главное, решить за это время вопрос с обменом золота. Стоп... а Ясмина? Вот же...

В диком раздражении сел и закурил. Ясмина, Ясмина... Вот что с тобой делать? Хотя... надо с ней сначала поговорить, а потом уже решать. Девка строптивая, так что неизвестно, как среагирует.

Только начал засыпать, как опять появилась смутная тревога, показалось, что пропало золото. Ключ от сейфа был только у меня, но на всякий случай я все- таки спустился в подвал и проверил тайник. К счастью, подозрения оказались беспочвенными, но спокойствия мне это особого не добавило.

В общем, ночка выдалась еще та. Заснул с рассветом, проспал всего полтора часа и проснулся весь разбитый, словно побывал под паровозом. В квартире к этому времени уже смердело как на скотомогильнике, а открывать настежь окна мы не решились, чтобы не поставить на уши досужих прохожих и соседей.

К девяти утра наконец заявились Синицын с Игнашевичем.

Честно говоря, я побаивался, что соратники могут не поверить в описанный нами ход событий, но, к счастью, никто сомнений не высказал. Во всяком случае, внешне. Мне даже показалось, что они были готовы к чему-то подобному. Впрочем, могу и ошибаться, мне сейчас постоянно всякая хрень мерещится. Картинка-то наглядная. Тут не надо никаких дедуктивных методов, чтобы догадаться, что произошло на самом деле.

После недолгого совещания трупы зарыли в подвале, после чего дружно принялись ликвидировать следы произошедшего. Управились к обеду, а потом я объявил, что забираю золото для конвертации.

— Я тоже это могу сделать, причем по очень выгодному курсу... — как бы невзначай бросил Игнашевич. — Фунты стерлингов, франки, доллары, любая валюта. Как раз хотел предложить.

Мне очень не понравилось его выражение лица. Нервное и какое-то уж чрезмерно решительное. Словно он собрался настаивать на своем варианте до конца. Что за хрень? А я еще радовался, что мне досталась такая команда. Стойкие оловянные солдатики, без гнильцы в душе.

Н-да... разочарование за разочарованием. Правильно вахмистр сказал, не одну душу золото сгубило. Ну ничего, будем выходить из ситуации. Этому щеглу я укорот быстро найду. Если... если, конечно, его не поддержат другие...

— В этом нет нужды, Антон Васильевич, — спокойно ответил я.

— Быстро и с гарантией... — упрямо продолжил эсер.

Пуговкин сделал вид, что не слышит, о чем идет разговор, и как бы невзначай передислоцировался поодаль от стола, на котором лежали мешки с монетами. А вот Синицын...

Штабс с непонятной гримасой на лице вдруг резко бросил Игнашевичу:

— Подожди, Антон Васильевич, к золоту мы еще вернемся. Пускай сначала Георгий Владимирович ответит на несколько вопросов.

— Вам придется объясниться, Алексей Юрьевич. — Такого поворота событий я не ожидал, и только чудом умудрился внешне этого не выдать. Твою же... Проспал сучонка! Хотя надо отдать ему должное. Ничем не выдал себя, пока рыл под меня, сука мутная.

— У меня есть веские основания подозревать, что вы не тот, за кого себя выдаете... — жестко заявил Синицын и одновременно со своим последним словом достал из кармана пистолет и направил его на меня.

Игнашевич промолчал, с явным удивлением уставившись на Синицына.

— Интересно девки пляшут, — протянул Пуговкин и добродушно, но со стальными нотками в голосе посоветовал штабс-капитану: — Ты, Юрьевич, поосторожней с такими обвинениями. Не ровен час, ответить придется. И убери, убери пистолетик-то.

Синицын внешне не стушевался, но пистолет все- таки опустил.

— Ну и? — чувствуя в штабсе некую неуверенность, с легким пренебрежением поинтересовался я. — Озвучивайте, Алексей Юрьевич. С удовольствием развею ваши сомнения.

А сам лихорадочно пытался сообразить, на чем прокололся. И раз за разом приходил к неутешительному выводу, что погореть мог на очень многом. Впрочем, паниковать рано. Я не на одном «правилове» побывал в своей прежней ипостаси. И тебе, фраерок, не ровняться с теми волками, что меня «править» пытались.

— Вы, наверное, забыли, Георгий Владимирович, что мы с вами лично были знакомы еще до вашего прибытия в Константинополь? — язвительно поинтересовался Синицын. — И неоднократно встречались. Не изволите напомнить, где и при каких обстоятельствах?

— Не изволю, — отрезал я. — Вы сами упоминали о курсах при Николаевской академии Генштаба. Я же, увы, почти ничего не помню о событиях того времени, так как моя застарелая контузия, вследствие травмы, полученной при прибытии сюда, усугубилась частичной потерей памяти. И вам это прекрасно известно, Алексей Юрьевич.

Игнашевич с Пуговкиным ожидающе уставились на Синицына.

— Известно, известно... — с улыбкой закивал головой штабс-капитан. — Я предполагал подобное. Поэтому и не поднимал этот вопрос сначала. Но как вы объясните то, что его поведение совершенно не похоже на поведение настоящего капитана фон Нотбека? — Синицын обратился к эсеру с вахмистром. — Да, он не так говорит, не так пьет, не так курит, черт побери, да у него даже походка изменилась. Не говоря уже об образе мышления. Будь здесь настоящий капитан лейб-гвардии фон Нотбек, ни одного красного в городе уже не было. Одни трупы. А кто уцелел, забыли бы навсегда дорогу в Константинополь. Уж я-то знаю...

— Это говорит всего лишь о том, что Георгий Владимирович прекрасно осознает, где и в каком качестве он находится... — сухо перебил Синицына Пуговкин. — В отличие от некоторых. Я не раз повторял и повторю еще. Контрразведка это тебе не по небу на этажерке рассекать и не в атаку с сабелькой наперевес ходить. Работа разведчика — в первую очередь лицедейство и сдержанность в поступках. На фронте будешь трупами раскидываться, а здесь головою больше работать надо.

— Дык, контузия опять же может быть... — неожиданно поддержал его Игнашевич. — У нас прапорщика Милютина как шваркнуло, так он как очухался, сразу на непонятном языке заговорил. То ли китайский, то ли еще какой. Даже глаза косить начали. И стал коньяк ведрами хлестать. Хотя всегда блевал с него дальше, чем видел.

— А девка его? Ясмина та, — Синицын даже не подумал сдаваться. — Да настоящий фон Нотбек ни одну бабу к себе, окромя блядей в борделях, не подпускал. Убежденный холостяк был.

— Дурак ты, Юрьевич... — вахмистр снисходительно покачал головой. — Уж извиняй меня, но дурак. Сие чувство речется любовь и рано или поздно случается с каждым. Вот возьми меня. До таких годков дожился, а нет, окрутили. И радуюсь, да-с, ибо мужик без бабы рядом, как хрен без яиц, Господи прости. Так-то. И тебя сия участь не минует со временем.