— Ага, халамидники, а я таки говорила, что будет вам кадухес на всю морду!

— Заткните пасть этой лярве!.. — бешено заорал Мирон и наглым тоном поинтересовался:

— А кто говорит такой смелый?

— Кристобаль Хозевич Хунта, — процедил я в ответ. — Но я сомневаюсь, что тебе, вшивик, о чем- то говорит это гордое имя. Слушай сюда, даю ровно три минуты, чтобы сдаться всем своим кагалом. В этом случае я посажу вас в лодку и отправлю домой. В противном — можешь сразу начинать себя отпевать. Троих твоих мы уже отправили на тот свет.

— А не боишься, что мы начнем пластать пархатых на ремни? — подпустив истерики в голос, выкрикнул Мирон.

— О чем бы ты ни подумал, фуфлыжник, я сделаю это раньше... — я про себя улыбнулся, какие же они все-таки предсказуемые. — Мне плевать на Сруля и его мадам. Режь на здоровье. Но знай, что через час к этой лоханке пришвартуется миноносец ВСЮР[5] и тогда, вместо букетов цветов, к тебе полетят гранаты. Нет? Ну и пес с тобой.

— Мля, я всегда знал, что это левая затея, — обреченно просипел чей-то голос в каюте.

— Заткнись, сука!.. — взвизгнул Ковалевич. — Он нас на понт берет...

— Да пошел ты... — раздался звук глухого удара, после чего у меня очень вежливо поинтересовались: — А какие гарантии, господин Хунта?

— Мое слово. Как рассветет, валите на все четыре стороны. Но уже без своего пахана. Рожайте быстрей. Мне недосуг долго с вами переговариваться. Сначала выбрасываете стволы, потом выходите сами и, не дожидаясь напоминаний, со всем удобством устраиваетесь мордой вниз.

— Мы согласны! — почти сразу же ответили из каюты. Энергично и с большим желанием ответили. Тут же в коридор полетело оружие, следом выбросили бессознательную тушку Мирона, а уже за ним появились сами матросы.

— И таки мы победили... — уважительно глядя на меня, закивал Вейсман. — Преклоняюсь, господин фон Нотбек. Это было красиво, чтоб я так жил.

— Кто? — по инерции переспросил я и тут же сменил тему разговора. — Самуил Эныкович, надо быстро накормить народ чем-то горячим и выдайте им по чарке. Можно по две. Для снятия нервического напряжения. Но сначала определите пленных в какую- нибудь темницу. Хотя можете их использовать по назначению. Кочегарами, что ли. Александр Николаевич, нам с вами предстоит выкушать немало коньяка, но это чуть потом. Сначала помогите повару. Капитану передайте, чтобы разводили пары и возвращались на прежний курс. Я с ним поговорю позже. Приступайте, господа. Княгиня, я восхищен вашим мужеством. Увидимся за завтраком.

«А мне... — я про себя улыбнулся, шагнул в каюту и закрыл дверь на замок. — А мне предстоит завершить начатое этими сиротами. В самом деле, нельзя же пропускать такой шикарнейший гешефт...»

Семейство Шмуклеровичей смирно сидело, привязанное к креслам. Израиль Львович, полный пожилой коротышка с целой копной курчавых с проседью волос и расквашенным багровым носом, при виде меня как-то странно потупился взглядом. Циля Абрамовна, импозантная роскошная женщина, несмотря на возраст все еще сохранившая свою красоту, совсем наоборот, глаз даже не думала опускать, внимательно рассматривая меня.

— Израиль Львович, Цецилия Абрамовна... — подчеркнуто вежливо я поздоровался с семейством, демонстративно прошел мимо них, сел за письменный стол и положил на столешницу пистолет.

При стуке металла об дерево хозяин парохода сильно вздрогнул и зачастил скороговоркой:

— Господин фон Нотбек, наша признательность вам не будет знать границ. Право слово, мы очень сожалеем за те неудобства, что причинили вам эти негодяи...

Я его почти не слушал, прокачивая взглядом семейку. Евреи... Нет, я ничего не имею против этой нации. Совсем наоборот, даже преклоняюсь пред присущей им предприимчивостью и умом. В самом деле, изумительные и интересные люди. Но работать по ним всегда сложно. Для начала, силой выбивать что- либо из евреев почти всегда бесперспективное занятие, а перехитрить их тоже достаточно трудно. Сами подумайте, этот народ как никто другой столько натерпелся за тысячелетия своего существования, что уже генетически впитал в себя гигантское терпение, потрясающую изворотливость и жуткое упрямство. Да, согласен, при наличии свободного времени, горячий утюг или паяльник могут дать чудесные результаты, но это не наш метод. Нет, тут нужен особый подход. Ну что же, приступим помолясь...

— Вы наш благодетель! — продолжал заливаться соловьем владелец парохода. — Даже не знаю, что бы мы без вас делали...

— Господин Шмуклерович! — лязгнул я голосом, прервав Израиля Львовича. — Уважаемые люди охарактеризовали вас как в крайней степени порядочного человека. И знаете, я им поверил. Но уже начинаю понимать, что меня сознательно обманули. Хотя не исключаю варианта, что эти люди сами сильно ошибались...

Я неплохо владею одесским «диалектом», но сейчас, чтобы не ставить себя на один уровень с клиентом, отказался от него и перешел на сугубо официальный язык.

— Господи боже мой! Да что вы такое говорите! — оскорбленно взвился Шмуклерович. — Георгий Владимирович, право слово, я не понимаю, за что я навлек на себя вашу немилость!

«Ага, Георгий Владимирович фон Нотбек, — машинально отметил я про себя. — Ну наконец-то я хоть что-то про себя узнал. В принципе, ничего так. Солидно...»

Но озвучил совсем другую фразу:

— Израиль Львович, вы прекрасно знаете, что выход из Одесского порта был строго запрещен всем судам без исключения, кроме военных кораблей. Не напомните мне, каким таким загадочным образом вы его покинули?

— Ну... — слегка смешался еврей. — Это вы предоставили мне разрешение за подписью коменданта гарнизона. Но при чем здесь...

— Потрудитесь вспомнить, где вы нашли уголь в достаточном количестве для перехода в Константинополь? — я опять оборвал судовладельца. — Это при том, что угля в порту наблюдался неимоверный дефицит.

— Опять вы, Георгий Владимирович... — уныло согласился Шмуклерович, скорее всего, уже догадавшись, к чему я клоню.

Его жена внимательно слушала нас, но не вмешивалась в разговор. Я не спеша встал, аккуратно перерезал на ней веревки, после чего вернулся за стол и с легкой насмешкой поинтересовался у Израиля Львовича:

— И что же я получил в ответ? Не трудитесь, я сам отвечу. Черную неблагодарность, вот что я получил в ответ.

— Изя... — наконец нарушила молчание Циля Абрамовна. — Рассчитайся с человеком, как положено. Он таки зашел с правильной стороны, — неизвестно откуда, жестом фокусника она извлекла ключ и положила перед мужем на стол, а потом нервными, злыми движениями принялась его развязывать. — Держи. И больше так не делай, иначе ты сделаешь меня вдовой гораздо раньше, чем я планировала.

— А что я, что я... — пристыженно заныл Шмуклерович. — Я так и собрался сделать. Но... но не успел...

— Цецилия Абрамовна, — я встал и совершенно искренне поклонился женщине. — Преклоняюсь пред вашей мудростью и красотой. Надеюсь, вы не пострадали?

— Этот шухер таки не стоит даже ваших слов, — пренебрежительно отмахнулась еврейка. — В свое время меня грабил сам Япончик, а это, я вам скажу, на самом деле было что-то с чем-то. Правда, Миша был очаровательно культурным человеком, примерно таким, как вы, только чуть красивше на лицо, но не то что эти халамидники. Не хотите, господин фон Нотбек, капельку пейсаховки? Моя мама, а она была святой женщиной, я вам точно говорю, научила меня делать настоящую пейсаховку.

— Не откажусь, Цецилия Абрамовна, — я с улыбкой кивнул женщине и пристально посмотрел на потирающего запястья рук Шмуклеровича. — Израиль Львович, думаю, нам пора приступить к делам. Для начала озвучьте точную сумму, полученную вами с каждого пассажира, а потом аккуратно отсчитайте от нее семьдесят процентов в мою пользу.

— Божечки... — схватился за сердце судовладелец. — Да лучше бы меня ограбили эти босяки. Ни боже мой, сорок и точка. Смею напомнить, это таки пока мой пароход.