— Он мне не нравится, — вполголоса призналась принцесса Эйшу.

— Конечно нет, госпожа. Вы никогда не ладили с дюладелскими аристократами.

— Не только поэтому, — настаивала девушка. — Я думаю, что он притворщик, и у него нет акцента.

— Многие жители республики говорят по-эйонски свободно, особенно если живут рядом с границей. Я встречал дьюлов, которые говорили без намека на акцент.

Сарин в ответ только нахмурилась. Она продолжала внимательно наблюдать за незнакомцем и наконец поняла, что ее беспокоит. Он был чересчур типичным. Он сочетал в себе все черты дюладелской знати: надменный до глупости, разодетый, с напыщенными манерами и преисполненный безразличия ко всему вокруг. Калу походил на затасканное клише — живое воплощение образа дюладелского дворянина.

Калу закончил представление и перешел к наполненному трагическими паузами и жестами рассказу о своем прибытии. С лица Ройэла не сходила вежливая улыбка: он много торговал с дьюлами и прекрасно знал, что лучший способ иметь с ними дело — это улыбаться и изредка кивать.

Одна из дам предложила Калу вина. Он рассыпался в благодарностях, осушил бокал одним глотком и тут же отдал обратно, не прерывая рассказа ни на секунду. Освободившаяся рука тут же пошла в дело, ведь у дьюлов в разговоре участвовало все тело; шелка и перья разлетались во все стороны, когда Калу описывал свое удивление при известиях о смерти Йадона и коронации нового короля.

— Может быть, милорд захочет присоединиться к нам? — прервала его на полуслове принцесса. Зачастую вести разговор с дьюлом можно было только таким образом.

Калу удивленно заморгал.

— Присоединиться к вам? — неуверенно переспросил он.

Поток слов на мгновение прервался, и Сарин уловила моментальное выпадение из образа, пока он перестраивался. Ее подозрения тут же вспыхнули с новой силой; к счастью, ей пришел в голову способ проверить, кто он есть на самом деле.

— Несомненно, милорд! Граждан Дюладела не зря называют лучшими фехтовальщиками мира. Уверена, что наши дамы непременно захотят увидеть искусство истинного мастера.

— Я очень признателен за предложение, ваше великодушное высочество, — начал Калу, — но я не одет…

— Всего лишь короткий раунд, милорд. — Не дожидаясь ответа, принцесса выбрала из сумки два лучших сайра, с незатупленными лезвиями. Полоснула одним из клинков воздух и улыбнулась дьюлу.

— Хорошо, — согласился он, картинным жестом откинув в сторону шляпу. — И правда, почему бы нам не помериться силами?

Сарин приостановилась, пытаясь определить, разыгрывает он ее или нет. Она вовсе не собиралась доводить дело до схватки, иначе ни за что не выбрала бы опасные клинки. Мгновение девушка взвешивала варианты, потом передернула плечами и перебросила дьюлу шпагу. Если он блефовал, она намеревалась вывести его на чистую воду постыдным и болезненным путем.

Калу скинул ярко-бирюзовый камзол, оставшись в зеленой с брыжжами рубашке, и, к ее немалому удивлению, принял исходную стойку: одна рука согнута в локте, а кончик сайра в другой чуть приподнят.

— Ладно же, — процедила принцесса и ринулась в атаку. Калу отпрыгнул назад под ее натиском, вертясь вокруг онемевшего от неожиданности герцога и отражая удары. Взмахи клинка Сарин сопровождались испуганными вскриками женщин, через ряд которых она прогнала дьюла. Вскоре она спрыгнула с деревянного помоста и оказалась на солнечном свете, босиком в мягкой траве.

Как бы ни шокировала дам непристойность неожиданной схватки, они не пропускали ни одного удара. Сарин краем глаза видела, как они перемещаются вслед за фехтующими к ровному дворику в сердце садов герцога.

Фальшивый дьюл оказался на удивление хорош, но ему не хватало мастерства. Он направлял все усилия на отражение ее выпадов, и становилось очевидным, что Калу умеет только защищаться. Если он и вправду был дюладелским аристократом, то считался бы одним из самых незадачливых бойцов. Сарин изредка встречались граждане республики, которые сражались хуже ее, но обычно трое из четырех могли победить ее без особого труда.

Калу отбросил безразличный вид и прилагал все силы к тому, чтобы не дать сайру принцессы раскромсать себя на кусочки. Они кружили по дворику, с каждым обменом ударов дьюлу приходилось уступать несколько шагов. Только когда под его ногами вместо травы оказались кирпичи, он с немалым удивлением обнаружил, что стоит у фонтана в центре дворика. От неожиданности дьюл споткнулся, и Сарин бросилась в атаку с удвоенным пылом. Она продолжала теснить противника, пока под колени тому не уперлось ограждение фонтана. Больше ему отступать некуда — по крайней мере, так думала принцесса. Она пораженно замерла, когда Калу прыгнул в воду, послал ударом ноги вверх стену брызг и выскочил из фонтана справа от нее.

Сарин попыталась достать его в прыжке, но ее сайр проткнул воду. Ей почудилось, что кончик клинка задел что-то мягкое, а противник издал тихий, почти неслышный, вскрик боли. Девушка развернулась, готовая ударить снова, но Калу стоял рядом на одном колене, а его шпага дрожала, воткнутая в мягкую землю. Он протянул принцессе яркий желтый цветок.

— Ах, миледи, — с наигранной печалью произнес он. — Вы раскрыли мой секрет: я никогда не мог противостоять прекрасной женщине. Мое сердце тает, колени подгибаются, а рука отказывается нанести удар.

Он склонил голову и взмахнул цветком. Дамы за спиной ответили дружным мечтательным вздохом.

Сарин неуверенно опустила шпагу. Откуда он взял цветок? С неохотой ей пришлось принять подношение. Оба знали, что это всего лишь увертка, чтобы избежать постыдного поражения, но она не могла не отдать должное его находчивости. Он не только ухитрился найти предлог уйти от насмешек, но и одновременно впечатлил придворных дам романтическим жестом.

Принцесса пристально вгляделась в дьюла, выискивая рану. Она точно почувствовала, как клинок задел ему щеку, но так и не заметила царапины. Потеряв уверенность, девушка перевела взгляд на кончик сайра — ни капельки крови. Наверное, она все же промахнулась.

Женщины восторженно аплодировали зрелищу и настойчиво приглашали хлыща обратно к павильону. Уходя, Калу обернулся и широко улыбнулся принцессе — понимающей, хитрой улыбкой, совсем не похожей на глуповатую ухмылку, что она видела на его лице раньше. Улыбка показалась ей до боли знакомой. На прощание дьюл снова отвесил смешной поклон и позволил себя увести.

Палатки торговцев расцвечивали центр Каи яркими пестрыми всполохами. Хратен прохаживался между ними, и его недовольство от пустых улиц и громоздящихся куч не нужных никому товаров росло с каждым шагом. Многие купцы приплыли с Востока, для них приезд на весеннюю ярмарку в Арелоне обошелся недешево; если им не удастся расторговаться, многим уже не оправиться от убытков.

При его приближении купцы в темной фьерденской одежде почтительно склоняли головы. Хратен давно не был на родине — сначала его посылали в Дюладел, теперь вот в Арелон — и успел забыть, что такое должное уважение. Но в опушенных глазах проглядывала нервозность; торговцы готовились к ярмарке месяцами и закупили товары и право на проезд задолго до смерти Йадона. Теперь, когда страну охватило всеобщее смятение, у них не оставалось иного шанса, как попытаться вернуть потраченные средства.

Плащ Хратена развевался на ветру, доспех привычно клацал с каждым шагом. Он обходил рынок, пытаясь обнадежить купцов и внушить им уверенность, которой и сам не чувствовал. Дела обстояли плохо, очень плохо. После разговора во дворце он поспешил связаться через сеона с вирном, но опоздал: тот уже получил послание Телри. К счастью, в ответ на наглость Телри вирн выразил всего лишь легкий гнев.

Время поджимало. Вирн ясно дал понять, что не терпит дураков и уж тем более никогда не удостоит чужестранца званием джьерна. И тем не менее последующая встреча с Телри ничего не дала. Тот вел себя разумнее, чем в тот день, когда выставил Хратена из дворца, но по-прежнему отказывался от денежного вознаграждения. А промедление короля с принятием новой веры ставило в замешательство весь Арелон.