Гаотона теперь стар, и его зрение уже не то, что было в молодости.

«Точность мазков, подбор красок, густота масла… Все исполнено мастерски, — размышлял он, — как будто подлинник».

Никогда бы не подумал, что эта работа — фальшивка. Цветок слегка не там — едва заметно. А луна лишь на какую-то малость ниже, чем в оригинале. Лучшие мастера тщательно работали над картиной — целыми днями искали малейшие неточности.

— Она — одна из лучших среди всех ныне живущих Воссоздателей, — раздался голос арбитра, соратника Гаотоны. Арбитры — высшие и наиболее влиятельные чины империи. — У нее огромнейшая репутация и большая слава. Я считаю, что ее нужно казнить другим в назидание.

— Нет, — возразила Фрава, верховный арбитр и предводитель. — Ее таланты необходимо использовать. Для нашего спасения.

«Интересно, зачем она создает такие подделки? Какой талант, какой гений! Такое мастерство, — думал Гаотона, — должно творить, созидать, а не растрачивать себя на фальшивки, пускай и совершенные. Очень странно. Понять бы ее мотивы».

— Да, именно так, — продолжала Фрава. — Она воровка и ведьма. Но я в состоянии уследить за ней. И с ее помощью можно благополучно вылезти оттуда, куда мы все вместе с вами угодили.

Среди остальных пробежал тихий ропот, выражавший протест и опасения.

Арбитры обсуждали девушку по имени Ван ШайЛу. И она не просто какой-то мошенник с улицы…

У нее был дар, дар менять материю самой реальности, саму ее сущность. Что невольно приводило к другому вопросу. Зачем ей все это: рисование, картины. С таким, можно сказать, неземным талантом, браться за кисть — просто скучно и бессмысленно.

Вопросы, вопросы… Гаотона обвел присутствующих взглядом, сидя немного поодаль, у камина.

Арбитры заговорщически склонились над столом Фравы. Они были одеты в яркие длинные робы, которые сейчас, в свете огня, переливались.

— Фрава права, — сказал Гаотона.

Они резко обернулись в его сторону. Тяжелые лица, хмурые… и явно недовольные его словами. Но то, как они стояли, это напряжение, полностью выдавало их.

Былой авторитет Гаотоны все еще ощущался.

— Приведите заключенную, — приказал он, поднимаясь. — Очень интересно послушать эту девушку. Кстати, я подозреваю, что держать ее под контролем будет не так легко, как предполагает Фрава. Но выбора, у нас, собственно и нет. Либо она и ее дар, либо с нашей властью над империей мы можем попрощаться.

Недовольный ропот прекратился. Никто уже, наверное, и не помнит, когда последний раз Фрава и Гаотона приходили хоть к какому-то согласию. А уж тем более по такому вопросу. Шутка ли — привлечь Воссоздателя в дела арбитров!

Один за другим трое остальных кивнули.

— Значит, так тому и быть, — тихо произнесла Фрава.

Шай надавила ногтем на один из каменных блоков в кладке стены тюремной камеры. Камень слегка поддался.

Она потерла пыль на пальцах — известняк! Не самый лучший выбор при строительстве темницы. Стена, однако, не была сложена из него целиком, тот лишь проходил небольшой жилой в блоке другой породы.

Шай улыбнулась. Известняк. Эту маленькую жилку так легко не заметить. Значит, теперь, если, конечно, она права, ей удалось обнаружить и опознать все сорок четыре породы, используемые при строительстве каменной стены ямы-камеры, в которой ее держали.

Она присела рядом с кроватью и стала выводить письмена на деревянной ножке, используя вилку, предварительно отогнув в сторону все зубцы, кроме одного, — для письма. Жаль, нет очков: приходится постоянно щуриться.

Воссоздание требовало определенных условий — нужно было знать прошлое предмета, его сущность. Шай была почти готова.

Пламя свечи вдруг случайно выхватило соседние царапины: ими она отмечала дни в заключении. Настроение мгновенно испортилось.

«Время поджимает», — подумала Шай. По ее подсчетам получалось, что публичная казнь — уже завтра!

Один день… Нервы натянуты, как струны. Один день, чтобы закончить печать души и сбежать. И камня души нет — приходится работать на какой-то деревяшке, и не чем-то, а обычной вилкой!

Строители камеры изрядно постарались. Стены сложены из разных пород, с многочисленными вкраплениями и жилами — изучить и воссоздать такое не под силу, наверное, даже Шай.

Мало того, камень специально доставляли из разных каменоломен, каждый со своим прошлым. Воссоздать все это, опираясь лишь на те смешные знания, что у нее были, — гиблое дело. Но даже если вдруг ей каким-то чудом удастся произвести трансформацию стен, наверняка ее могли поджидать еще какие-нибудь ловушки, установленные строителями.

О, Ночи! Во что же она вляпалась?!

Все подготовлено, все письмена написаны. Она взглянула на свою согнутую вилку, отковыряла металлическое покрытие ручки и стала чертить на ней. Ручка теперь выступала не чем иным, как самой печатью души.

«Так не выбраться, — сказала она сама себе. — Нужно придумать что-то еще».

Девушка уже пыталась найти другой выход, проведя шесть дней в поисках — кого бы подкупить, уговорить… может быть, даже подслушать что-нибудь о своей камере. Но, увы, пока ничего…

В этот момент ее раздумья прервал скрип двери — кто-то вошел в подземелье.

Шай мгновенно подскочила, спрятав вилку себе под пояс. Неужели день казни перенесли?

По подземелью раздавался гулкий шум чьих-то шагов. Шай прищурилась, пытаясь разглядеть через щель в люке, кто пришел. Там стоял человек в сопровождении четырех стражников. Тело его было слегка удлиненным — вытянутые пальцы и черты лица.

То был Великий — так называлась раса. Именно они, Великие, правили империей. На нем было сине-зеленое одеяние — признак низшего ранга. По всей видимости, выдержал экзамен на получение чина, но так и не продвинулся вверх по служебной лестнице.

Шай напряглась в ожидании.

Великий слегка наклонился и посмотрел на нее через отверстие в дверце камеры, выждал паузу и подозвал охрану.

— Арбитры желают говорить с тобой, Воссоздатель.

Дверь ее каменной темницы отворилась — они спускают лестницу! Шай слегка отошла, чтобы освободить место.

Терзаемая сомнениями, она стала подниматься. «Если бы я вдруг решила кого-то казнить раньше срока, — размышляла она, — я бы как-нибудь обманула несчастного, чтобы он сам вылез из ямы — без драки». Возможно, так они и подумали, но в цепи не заковали, выводя из подземелья.

Шай осмотрелась, прикинув маршрут: вероятно, ее действительно ведут в покои к арбитрам. Ну что ж, это шанс! Она уже и не надеялась.

Попалась! Как же так получилось… Но уже ничего не изменишь. Обвели вокруг пальца, и не кто иной, а придворный шут. Воспользовался ее доверием и обманул. Он оказался хитрее!

Шут стянул у нее подделку имперского Лунного Скипетра, подменил ею оригинал и был таков.

Ее дядя Вон всегда учил — в жизни обязательно кто-то будет лучше, хитрее. Пускай ты самый-самый, но все равно найдется такой, кто тебя обставит.

«Помни это, — говорил он, — и гордыня никогда тобой не овладеет, не позволит расслабиться».

Шуту она проиграла. Значит, сейчас обязательно выиграет. Горечь заточения отброшена прочь — теперь надо брать быка за рога, во что бы то ни стало.

И ставка ныне — не золото, а жизнь!

Стражников (или, вернее, их народ) называли Бойцами. То есть так нарекли их Великие. Когда-то Бойцы именовали себя Мулла'дель, но эта нация так давно слилась с империей, что слово позабылось.

Они были высокие, крепкие, гибкие. Кожа — бледноватая, волосы — кудрявые, темного, как у Шай, цвета. Правда, у нее они ровные и прямые.

Девушка изо всех сил старалась казаться выше перед такими великанами. Сама Шай — выходец из народа МайПон, люди которого завидным ростом не отличались.

— Эй, ты! — крикнула она старшему среди Бойцов. — Я узнала тебя!

С такой чудной прической шлем, видимо, он носил нечасто. Бойцы были в большом почете у Великих и быстро росли в чинах. Такое продвижение по государственной службе называлось «Возвышение». У этого прямо глаза сверкали! Броня искрилась, словно от мороза. Свое будущее он явно видел только светлым.