— Они верят.

Гаотона кивнул, его взгляд был устремлен на обновленного императора.

— Никто ничего не подозревает. Никому не может даже в голову прийти такая дерзость… То, что мы сделали… Было не просто смелым, это считалось невозможным.

— Может статься так, — проговорила Фрава, — что девчонка приставила нож к нашему горлу. Сам император является доказательством того, что мы сотворили… Нам придется быть очень осторожными в ближайшие годы.

Гаотона рассеяно кивнул. О, пылающие дни, как же Фрава хотела устранить его с занимаемого поста. Он был единственным среди остальных арбитров, кто мог открыто выступить против нее и ее решений. Перед самым покушением Фрава подталкивала Ашравана к этой мысли, и император был уже готов снять Гаотону с должности.

Подобные разговоры Фрава вела с императором приватно. Раз Шай о них ничего не знала, то и новый император тоже. Следовательно, ей придется начать весь процесс заново, по крайней мере, пока она не найдет способ контролировать копию Ашравана через печать. Такие перспективы Фраву не очень радовали.

— Какая-то часть меня до сих пор не верит, что нам это удалось, — тихо сказал Гаотона, когда воссозданный император перешел к следующей части своей речи, призыву к единению.

Фрава фыркнула.

— Мне кажется, наш план был надежен с самого начала.

— Да, но Шай сбежала.

— Найдем.

— Сомневаюсь, — заметил он. — Нам очень повезло, что мы ее поймали. Но к счастью, я думаю, нам не грозят проблемы с ее стороны.

— Она может попытаться шантажировать нас, — сказала Фрава. — Или, возможно, каким-то образом попробует манипулировать императором.

— Нет, — произнес Гаотона. — Она и так довольна.

— Тем, что унесла ноги живой?

— Тем, что ее собственное творение теперь на престоле. До этого она хотела обмануть тысячи людей, а теперь получила шанс одурачить миллионы… Целую империю. В этом вся красота ее замыслов, а разоблачение только разрушит это.

Неужели старый дурак действительно в это верит? Его наивность так часто дарила Фраве многочисленные возможности осуществлять свои личные планы. Только ради такого уже можно позволить ему сохранить положение.

Воссозданный император продолжал речь. Ашравану нравилось слышать собственный голос. Шай это верно учла.

— Он использует покушение как предлог и призывает нашу фракцию к более тесному сотрудничеству, — продолжил Гаотона. — Слышите? Что в ответ на произошедшее мы должны объединиться, сплотиться, вспомнить о нашей силе… Видите, как он вскользь упомянул о том, что именно «Триумф» распространял слухи о его кончине… этим он подрывает их авторитет. Они ставили на исчезновение императора, а раз Ашраван живет и здравствует, то его противники, получается, остались в дураках.

— Верно, — согласилась Фрава. — Вы подготовили речь?

— Нет, — ответил Гаотона. — Он наотрез отказался от моей помощи в подготовке. Так мог поступить только молодой Ашраван… лет десять назад.

— Копия не совершенна, — отметила Фрава. — Не стоит этого забывать.

— Да, — подтвердил Гаотона. У него в руках была какая-то небольшая толстая книжка, которую Фрава все никак не могла опознать.

Из задней части ложи донесся шорох — вошла служанка со знаком Фравы. Пройдя мимо арбитров Стивиента и Юшнака, юная посланница подошла к ней и поклонилась.

Фрава недовольно посмотрела на девушку.

— Что может быть настолько важным, дабы ты вторглась прямо сюда!

— Простите, ваша милость, — прошептала она. — Но вы просили меня подготовить ваши комнаты под встречи во второй половине дня.

— Ну и что? — спросила Фрава.

— Заходила ли моя леди вчера в свои покои?

— Нет. Из-за этого жулика Клеймящего, императорских поручений, а потом… — Фрава нахмурилась. — А что там?

Шай обернулась посмотреть на императорский Дворцовый комплекс. Город располагался на семи больших холмах. На центральном холме возвышался дворец императора, на остальных шести находились дома фракций.

Лошадь, позаимствованная во дворце, выглядела теперь совершенно иначе: не хватало некоторых зубов, сгорбленная спина и устало опущенная голова. Попону, казалось, не чистили годами, а у самого животного от голода торчали ребра, словно рейки спинки стула.

Все предыдущие дни Шай провела скрываясь в подземельях Дворцового комплекса благодаря печати, трансформирующей ее в нищенку и попрошайку.

Под такой личиной покинуть столицу особого труда не составило. Лишь единожды она сняла метку. Постоянно жить с образом мыслей грязной попрошайки было несколько… некомфортно.

Шай слегка ослабила крепления седла и чуть приподняла его. Под ним, на спине животного она подцепила ноготком слабо светящуюся печать, и, приложив небольшое усилие, выдернула словно пробку.

Трансформация прошла мгновенно: спина у лошади выпрямилась, голова гордо поднялась, а бока налились мускулами. Животное неуверенно загарцевало и поводило головой из стороны в сторону, натягивая поводья. У Зу был отличный скакун, он стоил, наверное, больше, чем какая-нибудь небольшая хижина в отдельных районах империи.

Среди своих тюков с вещами Шай спрятала картину, повторно выкраденную из покоев Фравы. Подделку. Воровать собственную фальшивку ей еще не приходилось. Это было так… забавно и необычно. В комнате Фравы Шай вырезала полотно, оставив раму на месте, а в самом центре стены нарисовала символ эйона Рео[3], значение которого было очень даже неприятным.

Шай слегка похлопала лошадь по шее. В конце концов, не так уж плохо она поживилась. Ей достался отличный конь и замечательная картина, пусть и подделка, но настолько искусная, что сама владелица принимала ее за оригинал.

«А ведь он как раз сейчас произносит речь, — подумала Шай. — Хотелось бы его услышать».

Ее жемчужина, венец творения, был облачен в мантию императора и наделен высшей властью. От такой мысли тогда, во дворце, сердце ее билось быстрее, и она отчаянно жаждала закончить начатое. Но под конец движущей пружиной всепоглощающей работы стало не столько стремление вернуть императора обратно к нормальной жизни, сколько сделать кое-что иное: навсегда внести определенные черты в императорскую душу, запечатав их в нем навсегда. Наверное, так на нее повлияла искренность в общении с Гаотоной.

«Если постоянно рисовать один и тот же рисунок на верхней странице большой стопки бумаг, помногу раз повторяя его контуры, — рассуждала Шай, — то изображение пропечатается и на нижней странице, глубоко выдавленное».

Шай обернулась обратно к тропе и вынула знак сущности, который сделает из нее следопыта и охотника. Фрава наверняка думает, что беглянка воспользуется дорогами, поэтому лучше затаиться где-нибудь в чащобах. Она свернула с пути, вглубь Согдийского леса, где ее точно никто не найдет. Через несколько месяцев она выберется из этой провинции и устремится к выполнению новой цели: выследить императорского шута, который ее предал.

Сейчас Шай просто хотелось быть как можно дальше от дворцовых стен, со всеми их интригами и лицемерием. Она запрыгнула в седло и мысленно попрощалась с дворцом и с тем, кто в нем правил…

«Хорошей жизни тебе, Ашраван, — подумала она. — И сделай так, чтобы я тобой гордилась».

Поздно вечером, после разговора с императором, Гаотона сидел у очага в своем личном кабинете, рассматривая книгу, что оставила ему Шай.

Восхитительно!

Здесь было полное описание печати души императора, в деталях, с пометками. Все, что делала Шай, без исключения, лежало перед ним как на ладони.

Нет, Фрава не сможет найти заветный ключик к душе императора, как бы ей этого не хотелось. Просто потому, что такого ключика не существовало. Душа Ашравана была цельной, завершенной и принадлежала только ему одному. Это, конечно, не означает, будто император такой как прежде.

«Можно заметить, что я позволила себе некоторые вольности, — говорилось в книге. — Во-первых, мне нужно было как можно точнее воссоздать копию его души. В этом и состояла суть задания, а также основная его сложность. С этим я справилась. Но затем я решила не останавливаться на достигнутом и пошла дальше, усиливая одни воспоминания Ашравана и ослабляя другие. Теперь глубоко внутри него встроены пусковые механизмы, которые вызовут определенную реакцию на покушение и последующее излечение. Подчеркну, что это не меняет его душу и не делает другим человеком. Просто подталкивает в определенном направлении подобно тому, как мелкий уличный шулер слегка «подталкивает» свою удачу, пометив ногтем игральную карту затем, чтобы потом ее вытащить. Это все тот же Ашраван. Тот, которым он когда-то мог стать…»