– Ну вот, всё и уладилось, – с облегчением сказал Ян, – матушка не больно-то разговорчива, вы не обращайте внимания, она всегда такая, зато и языком болтать, где попало, не станет. Верный человек, проверенный. Пойдёмте, я покажу вашу комнату.

Комната оказалась крохотной и донельзя грязной. Чиркнув кресалом, Вольфгер зажёг свечу и увидел, как по стенам врассыпную бросились тараканы.

– Знаешь что, Ян, мы, пожалуй, переночуем на сеновале, – сказал он.

– Как хотите, – пожал плечами Бржихачек, – только ночью ещё холодно – от реки тянет, да и потом, старуха всё равно деньги за постой не вернёт.

– Бог с ними, с деньгами, – отмахнулся Вольфгер, – видел, сколько там тараканов? Наверное, и клопов полно, загрызут ночью. А на сеновале этой нечисти нет. Будет холодно – в сено зароемся, ну и плащи у нас тёплые, не замёрзнем.

– Как хотите, – ещё раз повторил Ян. – Что-нибудь ещё вам нужно?

– Тут трактир где-нибудь поблизости есть? – спросил Вольфгер.

– А как же, конечно есть, только вам туда лучше не ходить, чужаков тут не любят. И вообще, чуть не забыл предупредить, вы без меня со двора не выходите.

– Тогда ты сам сходи, – сказал Вольфгер, – вот тебе деньги, купи бочонок хорошего пива и поесть что-нибудь, чтобы до утра хватило, ну, сам сообразишь.

– Пиво – это правильно! – повеселел Ян, – тогда уж и сливовицы, верно? Я сейчас!

Вольфгер и Карл вошли в сарай, и в полутьме стали устраивать себе место для ночлега.

– Какой сегодня день был длинный, – сказал Карл, со вздохом вытягиваясь на сене, – ведь только утром приехали, а кажется, будто мы в Праге уже седмицу, не меньше.

– Да, денёк выдался – не приведи Господь, – согласился Вольфгер. – Что-то я от всего этого уставать стал, а ты, Карл?

– Домой бы, – мечтательно протянул оборотень, – в Альтенберг, и чтобы лес кругом, озёра, горы, всё родное, знакомое. Человека раз в день встретишь – и то хорошо. Воздух чистый, прозрачный, вкусный. А здесь… Скажите, господин барон, ну почему здесь везде воняет?

– Там, где много людей, всегда воняет, с этим уж ничего не поделаешь. А матушка Элишка ещё и скотину держит…

– Нет, навоз – это дело привычное, – возразил Карл, – я о другом…

– Потерпи, недолго уже осталось, вот найдём Мюнцера, поговорим с ним, и тогда уж домой…

– А как же его теперь искать? Из Унгельта мы сбежали, Иегуда про это место не знает, а нам в городе появляться никак нельзя, схватят за милую душу.

– Думал уже, – ответил Вольфгер, – а что если Яна попросить поискать? Он же целыми днями по городу шныряет, пока все трактиры не обойдёт, небось, домой не приходит. Предложу ему денег, пусть поищет.

– Это вы хорошо придумали, господин барон, – сказал Карл. – Только… как вы думаете, не выдаст он нас?

– А зачем ему нас выдавать? Мы же ему хорошо платим.

– Так и за наши головы, может, награда назначена, и немалая, вдруг соблазнится?

– Ну, может, и так, только у нас с тобой выхода всё равно нет, придётся ему довериться. По крайней мере, ночь проведём здесь, а утром подумаем.

Они замолчали.

Вольфгер уже дремал, когда, наконец, вернулся Ян и стал шумно расставлять принесённую еду, деревянные кружки и тарелки. Вольфгер и Карл так устали, что ели мало и неохотно, отдали должное только пиву, которое оказалось на удивление свежим и холодным, а Бржихачек ел и пил за троих, урча и чавкая, как барсук.

Когда все кнедлики были съедены, миска с соусом опустела, а пиво в бочонке плескалось на дне, Вольфгер, откинувшись на солому, негромко спросил:

– Послушай, Ян, а ты не мог бы помочь нам ещё кое в чём?

– Сделаю всё, что – ик! – смогу! – с готовностью ответил студент, стараясь подавить сытую отрыжку.

– Надо найти одного человека, а нам в город, сам понимаешь, нельзя.

– Если он в Праге – найду! – самоуверенно ответил Ян. – А как его зовут? Кто он такой?

– Он, понимаешь ли, проповедник, приехал из Саксонии, а зовут его Томас Мюнцер, – ответил Вольфгер.

– Хм… Мюнцер… Мюнцер… – забормотал Ян и вдруг хлопнул себя по лбу: – Во дела! Так я же его знаю!

– Откуда? – спросил Вольфгер, которому подозрения Карла стали казаться всё более обоснованными.

– А я его проповедь – ик! – слушал! – не замечая холодка в голосе барона, пояснил Ян. – В Вифлеемской часовне.

– А где эта Вифлеемская часовня? – вмешался Карл.

– Рядом, здесь всё рядом, но на той стороне, вам всё равно туда нельзя.

– А о чём была проповедь, не помнишь? – спросил Вольфгер.

– Точно не помню, всё-таки это давно было, но что-то о конце света, о том, что люди, дескать, своими грехами его приближают, и что долг истинно верующих перебить всех грешников, и вот после этого на земле воцарится Царство Божье. Он мне тогда показался бесноватым, что ли, не знаю, как лучше сказать. Может, для крестьян неграмотных такая проповедь и сойдёт, а у нас в Праге народ учёный, ко всяким проповедникам привык, любит, чтобы речь гладкая была, логика, доказательства, словом, всё по канонам благородной риторики. Не пришёлся Мюнцер здесь, с холодком слушали, ну, он, конечно, это почувствовал. Больше я на его проповеди не ходил, потому что неинтересно. Что с ним стало, не знаю. Но теперь я понял, кого вы ищете. Зачем – не спрашиваю, но если этот Мюнцер в Праге, я его найду и вам предоставлю, будьте благоуверены.

Я ночевать здесь не буду, а вы никуда со двора не уходите, ждите меня. Завтра к вечеру я приду и всё как есть доложу. Спокойной вам ночи, господин барон, и вам, герр Карл.

Ян ушёл. Карл повозился на сене и заснул, дыша, как всегда, беззвучно. Вольфгер ни разу не слышал, чтобы оборотень храпел или стонал во сне. Барону не спалось. Он вышел из сарая и присел на колоду для рубки дров.

Было тихо, только шумела на перекатах Влтава, тихонько фыркали лошади, возились в своём закутке куры, да где-то орал пьяный, которого, должно быть, вышвырнули из кабака. Ночное небо было высоким и почти безоблачным, светили весенние, яркие, чисто вымытые звёзды, от реки тянуло сыростью. Пахло хлевом и сырым деревом. Мир казался на удивление прочным и вещественным. Казалось, в нём не было места грязным, фанатичным монахам, безумным проповедникам, призывающим к бунту, добропорядочным пражанам, для чего-то заставляющим иноверцев носить дурацкие колпаки с рогами… И, тем не менее, всё это было. Вольфгер знал, что весенняя ночь, которая милосердно скрыла грязь, кровь, жадность, похоть и сластолюбие, скоро кончится, и жизнь продолжит свой бесконечный круговорот.

Вольфгер вздохнул и тихо, чтобы не разбудить Карла, улёгся на своё место на сеновале.

***

Наступивший день прошёл в вялой полудрёме. Они спали до полудня, потом съели обед, принесённый из трактира матушкой Элишкой, потом опять заснули. Вольфгер впал в какое-то оцепенение, ничего делать не хотелось, голова была пустой и гулкой, как винный кувшин.

Ян появился только на закате. Он одним духом выпил кружку пива, перевёл дух, крякнул, вытер губы и сказал:

– Ну, так. Нашёл я вашего Мюнцера, вернее, не нашёл.

– Как это? Что ты несёшь? – нахмурился Вольфгер.

– Не сердитесь, ваша милость, устал я, целый день на ногах, соображаю плохо, вот и несу невесть что. Словом, и правда, был в Праге Томас Мюнцер, жил почти месяц, а седмицу назад уехал. Приезжал он в гуситскую общину, говорят, хотел отряд навербовать для своего войска. Деньги сулил, да только никто не согласился. Плюнул он, изругал всех и уехал.