– Глаза и сердце, дорогой ты мой барон, глаза и сердце, – вздохнула Ута. – Не стану я тебя делить с другой женщиной, и раньше никогда мужчин ни с кем не делила, и сейчас не стану.

– Ты так говоришь, как будто я уже любовник эльфийки! – возмутился Вольфгер, – даже инквизиция не отправляет на костёр за мысли, а больше ничего не было и не будет!

– Хорошо, барон Вольфгер фон Экк, ты сказал, а я услышала, – устало промолвила Ута, – я верю тебе. Но помни свои слова. А теперь я пойду к себе, мне нужно побыть одной. Спокойной ночи, любимый, – уже совсем другим голосом сказала она, поцеловала Вольфгера и вышла из комнаты.

«Вот вздорная баба!» – подумал Вольфгер, наливая себе вина.

Ему было приятно от того, что окончательно разрыва между ними не произошло, но данное слово тяжёлым и холодным камнем легло между мужчиной и двумя женщинами.

1 ноября 1524 г.

Вольфгера разбудил настойчивый стук в дверь.

– Если опять прислуга изображает готовность услужить, чтобы заработать свой гульдинер, встану и убью, – пробормотал он, стряхивая остатки сна.

– Ну, кто там? Чего надо? – рявкнул он, не вставая с кровати.

– Господин барон, пожалуйста, проснитесь, – защебетал за дверью голос служанки, – к вам прибыл гонец от его высокопреосвященства Альбрехта Бранденбургского!

– Ладно, – проворчал Вольфгер, уяснив, что его разбудили не напрасно, – скажи, сейчас спущусь, да вели, чтобы принесли горячей воды умыться. А гонец пусть подождёт.

– Да, господин барон, сию минуту, господин барон, – раздалось из-за двери, и служанка убежала, стуча деревянными каблучками.

Вольфгер нехотя вылез из-под одеяла и начал одеваться. Теперь, когда цель путешествия была близка как никогда, он испытывал противоречивые чувства.

В начале пути Вольфгеру казалось, что всё будет проще некуда: они приедут в Дрезден, там вместе с архиепископом посмеются над чудачествами отца Ионы, а потом вернутся домой. Теперь же всё выглядело куда более сложным и мрачным. Прежде всего, пророчества старого монаха больше не казались Вольфгеру смешными и надуманными – слишком уж много неприятностей, подтверждающих его худшие опасения, стряслось по дороге. И теперь барон с одной стороны хотел поскорее попасть к архиепископу, надеясь развеять свои страхи, а с другой боялся, что они окажутся правдой. Примерно такие же ощущения Вольфгер испытывал, когда в армии шёл в палатку к цирюльнику, чтобы вырвать больной зуб. Он мечтал поскорее избавиться от надоедливой боли и боялся самой процедуры лечения.

Гонец архиепископа оказался странным человеком – он был одет в монашескую рясу, но носил сапоги со шпорами и был вооружён мечом, этакий полусолдат, полумонах. От вина и пива гонец отказался, и с удовольствием пил молоко. Увидев Вольфгера, он поставил на стойку кружку, вытер рукой губы и небрежно поклонился:

– Господин барон Вольфгер фон Экк?

– Да.

– Вам послание от его высокопреосвященства Альбрехта Бранденбургского, – сказал монах, протягивая Вольфгеру свиток пергамента со свисающей на шнурке печатью.

– Что в послании? – спросил Вольфгер, не разворачивая его.

– Его высокопреосвященство удостаивает вас аудиенции, – ответил гонец.

– Когда?

– Сегодня.

– В какое время?

– Его высокопреосвященство не соизволили назвать точное время, но вам следует прибыть в замок Морицбург до наступления сумерек, – сказал гонец, ещё раз поклонился и вышел.

– Надо же, сколько спеси… – пробурчал Вольфгер, раскручивая свиток, – посмотрим, что пишет дражайший Альбрехт.

К барону подошёл Карл:

– Когда ехать?

– Прямо сейчас. Сходи за отцом Ионой, пусть готовится в дорогу. Женщины останутся здесь, поедем только мы втроём. Замок Морицбург, насколько я помню, недалеко от Дрездена, за колокол должны доехать, но тянуть время не стоит. Вдруг Альбрехту придёт в голову идея куда-нибудь уехать, или у него появятся неотложные дела?

***

Дорога к замку Морицбург пролегала через чахлый лес, в котором там и сям попадались пруды, ручьи, болотца и просто полосы топкой и грязной земли. Вскоре лошади были забрызганы грязью по самые бабки.

– Приедем как оборванцы, – недовольно сказал Вольфгер, взглянув на свой грязный плащ.

– Сын мой, а ты раньше встречался с архиепископом Альбрехтом? – спросил отец Иона.

– Приходилось, – кивнул Вольфгер.

– Может быть, пока мы едем, ты расскажешь о его преосвященстве? – несмело спросил монах. – Если я о нём буду хоть что-нибудь знать, мне будет легче рассказывать…

– Ну, я с ним не был особенно дружен, – ответил Вольфгер, – ведь он уже в двадцать три года был архиепископом, а в двадцать четыре стал курфюрстом, а кем тогда был я? Командиром отряда рейтаров. Вот мой покойный отец его знал лучше. Но, впрочем, кое-что могу рассказать и я. Альбрехт лет на пять моложе меня, сейчас ему, должно быть, тридцать пять или около того. Это очень умный, но тщеславный человек. И хитрый, к тому же. Знаешь, отче, я таких людей никогда толком понять не мог: то ли священник, то ли воин, то ли царедворец. По слухам, он откупил у Папы Льва X право собирать индульгенцию в Саксонии с тем условием, что половину собранных денег будет отсылать в Ватикан, а половину оставит себе. Сколько я его помню, он вечно был в долгах и вечно занимал деньги у Фуггеров. Между прочим, перед тем, как принять сан, Альбрехт окончил университет. Сам понимаешь, какая это редкость среди аристократов. На монашеские обеты его преосвященство поплёвывает, не стесняясь, открыто нарушает целибат. Я не помню всех его конкубин[41], но, по-моему, от некоторых у него даже есть дети. Архиепископ обожает роскошь, собственно, поэтому-то у него вечно не хватает денег, ведь при его дворе полно голодных художников, поэтов и архитекторов, которых надо кормить, одевать и даже иногда платить за их творения.

Что ещё? У него есть старший брат, Иоахим I Нестор, курфюрст Бранденбурга, но я его никогда не видел и ничего о нём рассказать не могу.

– Скажи, Вольфгер, а как Альбрехт относится к лютеранству? – спросил отец Иона.

– Понятия не имею, – пожал плечами Вольфгер, – в те годы, когда я бывал при дворе, имя Лютера ещё не было на слуху.

Да мы скоро всё сами узнаем, вон, уже стены Морицбурга показались.

Замок Альбрехта Бранденбургского был небольшим, но выглядел как настоящая боевая крепость. Он был возведён на искусственном насыпном острове, на который можно было попасть по единственному подъёмному мосту.

У ворот Вольфгера остановили стражники.

– Нам назначена аудиенция у его высокопреосвященства, – сказал Вольфгер, протягивая начальнику стражи свиток. Но тот, вероятно, был неграмотным, поскольку даже не стал его разворачивать, а спросил, осипшим от холода и ветра голосом:

– Ваше имя, господин?

– Я – барон Вольфгер фон Экк, это замковый капеллан отец Иона, а это – мой слуга Карл.

– Добро пожаловать, господин барон, меня предупредили о вашем приезде, – неловко поклонился стражник, скрипя сочленениями лат. – Во дворе направо у вас примут лошадей.

Они въехали во двор замка, который внутри оказался чистеньким и довольно уютным, если слово «уют» вообще применимо к угрюмой крепостной архитектуре. Ни деревца, ни кустика – кругом только холодный, сырой камень.

Слуги приняли у путешественников лошадей. Карл, как обычно, пошёл вместе со слугами в конюшню, а Вольфгер, отряхнув плащ, оглядывался в поисках какой-нибудь бочки с водой, чтобы помыть заляпанные грязью сапоги. Угадав его желание, к барону подскочил слуга, встал на колени и заученными движениями быстро вернул его сапогам первозданную чистоту. Другой слуга помог привести себя в порядок отцу Ионе.