В свое время Ждан с большим интересом изучал чертежи этого весьма оригинального корабля. Он знал, что острый нос и плавные, «зализанные» обводы в сочетании с уменьшенной шириной корпуса позволяли «Поларштерну» при хорошем ветре держать ход почти до восемнадцати узлов. Такая скорость давала возможность оставить за кормой не только линейные корабли, но и большинство фрегатов как Пресветлой Покаяны, так и Магриба. Ждан сомневался, что за яхтой смогут угнаться и самые быстроходные из линкоров Альбаниса. А если бы кто из них и догнал, то не слишком бы этому обрадовался: кормовая батарея «Поларштерна» была усилена и состояла из шести дальнобойных орудий.

Несомненно, курфюрст с самого начала замысливал свой корабль не только как средство для прогулок, но и так, чтобы при необходимости он мог справиться с ролью океанского рейдера. В Мохамауте профессора судостроительного факультета единодушно считали, что конструкция корпуса, оснастка и вооружение «Поларштерна» этой задаче вполне соответствуют. Иначе говоря, яхта годилась для одиночной игры в прятки с целым флотом.

* * *

На этом весьма необычном корабле Ждана действительно ждали.

Сразу несколько матросов подхватили багаж и без лишних слов проводили его в четырехместную каюту по левому борту. Господа Фоло и Бурхан, как и утверждал начальник службы безопасности Поммерна, действительно находились в этой каюте и уже, под мерное покачивание, дремали в своих койках. Впрочем, дремали чутко. Едва Ждан вошел, оба сразу открыли глаза.

— Ну, — со смехом спросил Бурхан. — Каково?

Ждан только покрутил головой.

— Если б кто рассказал — не поверил бы. До сих пор не очень верится. Пошли погулять добры молодцы, и вдруг — трах, бах, здрасьте, — попали с бала на корабль… Между прочим, ты догадываешься, кто они, наши лесные бабки-ежки?

— Пожалуй, что догадываюсь.

— Ну и?

— Думаю, ты и сам догадываешься, — уклончиво отозвался эффенди. — В любом случае, времени впереди много, рано или поздно мы все узнаем окончательно и совершенно точно. Да ты располагайся, располагайся. Чувствуй себя как дома!

— Как дома? Ишь, какой быстрый…

Ждан не спеша осмотрелся.

Их каюта напоминала не столько каюту, сколько номер не самого дорогого, но все же отеля.

Пара двухъярусных коек располагалась вдоль наружного борта, а другая — напротив, вдоль внутренней переборки. Этот отсек можно было превратить в подобие изолированной спальни при помощи ширмы. Оставшаяся часть помещения тогда приобретала вид тесноватого, но отдельного кабинета с иллюминатором, письменным столом, полкой для книг, диванчиком и парой привинченных к полу табуретов.

Но больше всего поражала невероятная для парусного судна роскошь: слева от входа легкой переборкой был выгорожен туалетный блок с раковиной и душевой лейкой. А справа от пола до подволка располагался вместительный платяной шкаф. Вещи также можно было хранить в рундуках под нижними койками.

— Нравится? — поинтересовался Кэйр.

— Ничего, жить можно, — проворчал Ждан тоном бывалого профессионала. — Что, у меня, конечно же, верхняя койка?

— Ничего не поделаешь, голубчик. Чтобы претендовать на нижнюю, нужно приходить немного раньше. Или быть чуточку постарше.

Ждан бросил на верхнюю койку чемодан.

— Эх, слуга закона! Нахал ты, ваша честь.

— Есть немного, — признал Кэйр.

И тут же с большим умением перевел разговор в другое русло.

— Есть хочешь? Мы от ужина кое-что припасли.

— Спасибо, не могу. Мне пришлось съесть щи, которые я приготовил на нас четверых.

— Да когда ж ты успел?

— Успел. Представляешь, безопасность Поммерна, значит, меня у подъезда ждала, а я щи наворачивал.

— М-да, только ты так умеешь.

— И то с трудом. Знаешь, кое-как влезло.

— Боже! Зачем же так страдать?

— Как — зачем? Чтоб добро не пропало.

Кэйр расхохотался.

— Ну вот. Мы так Францу и говорили, что голодным ты не приедешь.

— Я? Да ни в жисть. Кстати, а где этот заботливый Франц?

— О, Франц самозабвенно изучает профессию санитара. Боюсь, что видеть мы его будем нечасто. Ты знаешь, что нежная Изольда в действительности оказалась флотским костоправом?

— Хорошо, что не костоломом. Знаю. Но мне кажется, господа, что вообще-то мы знаем далеко не все, что следовало знать перед тем, как оказаться на палубе этого царственного корабля.

— Очень может быть, — сказал Бурхан.

— Тебя это не беспокоит?

— Все мы никогда знать и не будем, — философски заявил Кэйр. — Да и поздно уже, пожалуй.

— Никогда не поздно узнавать новое. Тем более — понимать.

— Например что?

— Например, то, что наше появление здесь есть следствие нашего появления на вилле. Как, кстати, она называется?

— Понятия не имею.

— Вот то-то. Совершенно ясно, что туда мы не должны были попадать. Но коль скоро попали, должны были молчать. А лучший способ обеспечить наше молчание — отправить всех четверых за тридевять земель. Разве не так?

Кэйр озадаченно сел в своей койке.

— Да, похоже на правду. Очень даже похоже. Но что из этого следует?

— Тогда возникает вопрос, почему мы должны были молчать. Между прочим, мне разрешили написать отцу только несколько слов. Нашел, мол, работу за морем, как устроюсь — сообщу.

— И мне, — сказал Ждан. — Тогда в спешке я не сильно задумался, а сейчас мне это не очень нравится.

— Честно говоря, мне тоже, — сказал Кэйр.

Бурхан кивнул.

— Ну, и почему такая тайна вокруг экспедиции?

— Это может означать только одно. Что есть силы, способные помешать, — сказал Кэйр.

— Правильно. Только зачем? На Терранисе ведь земель, не заселенных даже ящерами — хоть отбавляй.

— Верно. Но другого объяснения я не вижу.

— Э! — сказал Ждан. — Как бы там ни было, нас могут ждать разного рода неприятные неприятности.

— Вполне возможно. Например, в виде имперского флота.

— А вот об этом генерал, симпатичный такой старичок из статсбезопасности, упомянуть забыл! Ошеломил, понимаешь, дипломом, отзывом самого Лумбы…

— И золотыми оберталерами, — усмехнулся Кэйр.

— Верно. Тебе тоже дали?

— А как же. И я размяк не хуже тебя. Тут еще Франц замучал: соглашайся да соглашайся. А то, говорит, помру.

Бурхан вдруг с треском захлопнул книгу, которую только что раскрыл.

— Не прогуляться ли трем смелым джигитам? — предложил он.

— По палубе царственного корабля?

— По палубе царственного корабля.

Кэйр и Ждан переглянулись.

— Ты считаешь…

Бурхан постучал костяшками пальцев по переборке.

— Врачи говорят, что свежий воздух перед сном полезен.

— Да ну, не может быть, — сказал Ждан. — Это у вас, в Джанге, все еще интриги любят.

— А в других федеральных землях всяк человек человеку друг?

— Ну, нет еще.

— Тогда послушай коварного джангарца. Если я и ошибаюсь, здоровье наше ничуть не пострадает.

— А сквозняки? — усмехнулся Ждан.

— Сквозняки, мой друг, опасны только в помещениях. Эх, не видели вы наших степей! Знаешь, вскочишь, бывало, в седло…

— Зато скоро увидим море, — вернул его на землю Кэйр.

* * *

Они покинули каюту, вышли на свежий воздух.

И тут выяснилось, что на корабле, даже таком большом, как «Поларштерн», уединиться не так уж и просто, как может показаться с берега. Если вообще возможно.

Во-первых, места для прогулок были строго ограничены. Обычным пассажирам отводились лишь шканцы, то есть часть верхней палубы между грот— и бизань-мачтами. При этом значительное место здесь занимали пушки, бухты канатов, палубные лебедки и так называемые «светлые люки», то есть забранные решетками проемы, через которые свет и воздух проникали во внутреннее пространство корабля.

А во-вторых, несмотря на поздний час, на верхней палубе было довольно многолюдно. Там прогуливались два величественных старца, сновали озабоченные матросы, присутствовали даже дамы с зонтиками; подле одной из них немым истуканом замер Франц. В общем, сразу стало ясно, что разговор без посторонних здесь невозможен, и что именно влюбленный архитектор страдает от этого больше всех остальных обитателей «Поларштерна», вместе взятых.