Женщина заглянула в лицо малышке. Веки в синих прожилках подрагивают во сне, нижняя губка обиженно оттопырена. Жаль девочку. Но что поделаешь? В стране так много сирот, что всем невозможно помочь.

В понедельник Маша позвонила Сергею и впервые за много лет отпросилась с работы. Правду говорить не стала, только сказалась больной: она и на самом деле хрипела как несмазанная телега. Не оттого, что были проблемы с горлом, нет. Все беды происходили с ее душой. Ничего не поделаешь, придется теперь Сашке ее выручать.

Лучший в мире начальник посочувствовал, пожалел. Велел не вставать с постели и лечиться как следует. Даже поинтересовался, добрая душа, не нужно ли прислать водителя, чтобы доставить лимонов, лекарств. Что угодно, любой каприз! Молчанова вежливо отказалась. Все у нее есть. А если что-то еще понадобится, муж все купит по дороге домой.

Врала. Она понятия не имела, приедет ли сегодня Олег. Даже не так. Она в принципе не знала, вернется он теперь когда-нибудь или нет.

После субботних занятий в школе приемных родителей они снова поссорились. Маша, как обычно, с пеной у рта доказывала свою правоту: говорила о мужском эгоизме, о нежелании менять комфортную среду и свободную жизнь ради блага других. Она много раз слышала от Олега о том, как важно ему вернуться вечером домой в тишину, словно в тихую гавань. Спокойно посмотреть по телевизору хоккей с бокалом пива в руке. В свое удовольствие повозиться с машиной, не отвлекаясь на детский плач. Не думая ни о чем, поехать с друзьями на выходные к реке рыбачить. И при этом не чувствовать своей вины за то, что оставил жену с младенцем на руках. Все эти сопли, слезы и бесконечные болезни они уже проходили. Незачем добровольно отказываться от нормальной жизни еще раз. Он не настолько глуп, чтобы упорно наступать на одни и те же грабли.

В тот вечер у Молчановой все пошло в ход. Олегу крепко досталось за то, что за пятнадцать лет он так и не научился быть хорошим отцом. Не может спокойно разговаривать с собственной дочерью. Неудивительно, что она не стремится к их обществу: только и смотрит, как бы сбежать из дома.

– Как ты мог, – она не унималась, даже видя его налившиеся кровью глаза, – как посмел такое произнести?! «С меня хватит этой!» Никогда не прощу!

Ее занесло так круто, что она не среагировала даже на сигнальные слова, которые неизменно предвещали беду.

– Ты у меня сейчас договоришься, – сквозь зубы процедил Олег.

Она, как будто и не слышала, продолжала его воспитывать: страстно, самозабвенно.

Олег довез жену до дома, высадил у порога. Сам тоже вошел. Не снимая ботинок, собрал сумку: набил ее как попало самыми необходимыми вещами. Он ничего не сказал на прощанье, но по искрам, которые все еще сыпались из его глаз, по желвакам, гуляющим под щеками, Маша понимала, что все стало слишком серьезно. Она уже жалела о своей глупости, хотела вернуть мужа, пока не поздно. Но он даже не взглянул на нее. Швырнул на кафельный пол у порога свои ключи и вышел, плотно закрыв за собой дверь…

Древняя версия о том, что дети укрепляют брак – Маша знала давно – это обман. Не раз и не два она убедилась в этом на собственной шкуре. Появление ребенка в семье служит скорее лакмусовой бумажкой, чем спайкой. Если между мужем и женой есть мир и любовь, это основание только крепнет. А вот если проскальзывают раздражение, недовольство, значит, появится ненависть. Это верно даже в обычной ситуации, когда рожают «своих». А что говорить об усыновлении?! Они еще ничего не успели – ни собрать документы, ни найти своего малыша, – а их брак уже трещал по всем швам.

Самые ничтожные мухи разрослись в гигантских слонов. Маша не сомневалась – если бы дошло до финала, Олег начал бы во всем ее упрекать. При первых же трудностях она бы услышала «ты сама этого хотела, я тут при чем?», «из-за тебя вся наша жизнь вверх дном», «твоя идея, ты и расхлебывай». В школе приемных родителей им не уставали твердить: «на корабль, который идет ко дну, не берут пассажиров». Все обиды, внутренние конфликты, отрицательные эмоции следует снять до того, как начнется финальная часть эпопеи. Сначала нужно преодолеть собственную глупость, научиться принимать друг друга, слышать и поддерживать. А потом уже идти на самый ответственный в жизни шаг. Слишком мало дождаться собственной готовности «принять» ребенка и те серьезные изменения в жизни, которые он с собой принесет. Нужно проверить на прочность семью, избавиться от неразрешимых проблем.

Олег оказался не готов. Это была ее, только ее затея. Ее иллюзии и мечты о том, что они в состоянии кого-то спасти. А вышло наоборот. Их собственный корабль разбился о скалы…

До пятницы прошла целая вечность. Всю неделю Молчанова думала, как правильно поступить. Пойти одной на занятия в школу приемных родителей и соврать, что Олега срочно отправили в командировку? Или забыть обо всем, прекратить ломать комедию: если она осталась без мужа, ни о каком ребенке не может идти речь. Для того чтобы вырастить человека, в ее понимании нужны были обязательно двое: муж и жена. Она это знала твердо. Ни в какое серьезное плавание она не отправится одна – без семьи, без мужской поддержки.

Только в последний момент она решила, что нужно идти, и совсем уже поздно, в метро, вспомнила о последнем и самом важном домашнем задании: написать письмо будущему ребенку. Без этого, заключительного этапа, учеба считалась незавершенной. Вытащив из сумки блокнот, она пристроила его на коленях и начала писать…

Начали сразу с чтения писем. Маша слушала вполуха, дописывая и правя то, что успела набросать по дороге. Наконец очередь дошла до нее. Она прочитала: без эмоций, без энтузиазма. Отработала обязательную программу и откинулась на спинку стула. Прикрыв глаза, стала слушать – вот еще одно, последнее.

А потом в дверь аудитории постучали. Маша вздрогнула от необъяснимого предчувствия и села, напряженная как струна: она уже знала, кто стоит на пороге. Олег вошел. Среди игрушек и детских стульчиков, расставленных вдоль стен, он выглядел в военной форме и огромных армейских ботинках устрашающе и нелепо. Он поздоровался, извинился за опоздание и сел на свое обычное место рядом с женой. Но даже не взглянул на нее.

– Все уже прочли свои письма, – преподаватель с любопытством смотрела на опоздавшего.

– Я пока не готов.

Маша удивилась тому, каким чужим был его голос и как трудно давались ему слова. Она в упор смотрела на мужа, как будто хотела загипнотизировать, отвести беду – боялась, что сейчас он выскажет все, что давно накипело внутри. Скажет, что никогда и никого не собирался усыновлять, что вся эта затея с чужими детьми разрушила его семью.

Олег молчал. Он долго мял большими пальцами исписанные убористым почерком листы. И преподаватели, и ученики терпеливо ждали. Маша не могла унять дрожь: она переживала за мужа так же, как пятнадцать лет назад – словно он все еще был на войне.

Наконец, Олег, ни на кого не глядя, начал читать. Голос его дрожал и ломался.

«Здравствуй, сынок! Долго собирался написать тебе, но все дела… Ты пока еще не знаешь, как это бывает – одно, другое, третье, и закрутилось-понеслось. И вот ты уже размениваешься на тысячи мелочей, а то, что действительно является важным и нужным, необходимым, критичным, требующим твоего вмешательства, – оно проходит мимо. И тебе кажется, что ты в гуще событий, что ты принимаешь судьбоносные решения, что жизнь наполнена смыслом, что никто кроме тебя и даже что ты лучший. Проходит время и приходит осознание – все это было не главным, возможно и не второстепенным, но не главным.

Вот так и сейчас. С одной стороны – работа, которая суровая и мужская, но уже не приносящая удовлетворения; отношения с родственниками, в которых я запутался еще лет пятнадцать назад; здоровье, которое начинает меня подводить; да всякие мировые финансовые кризисы, глобальные потепления, происки наймитов империализма и доморощенные либералы… А с другой стороны – ТЫ.