Три посетителя, смущенно оглядываясь, застыли на пороге.

– Добрый день! Вы к кому? – привлекательная девушка неопределенного возраста, то ли 25, то ли все 40, поднялась им навстречу.

– Здравствуйте, – Маша все еще оглядывалась в поисках своего специалиста, – мы у Тамары Михайловны были две недели назад.

– Тогда проходите ко мне, – девушка улыбнулась, – Тома сейчас в отпуске. А меня зовут Алена. Слушаю вас.

Пока Олег рассказывал их историю, пока сотрудница искала нужную папку с документами, Маша не могла оправиться от изумления: Алена была похожа на свою коллегу как мед на деготь. Улыбчивая, вежливая, за все время разговора она не позволила себе ни одного косого взгляда, ни единого резкого слова. Напротив, казалось, ее работа заключалась не в том, чтобы проверять приемных родителей на вшивость. Ее делом было помочь деткам найти семью.

– Вы Дарья? – вежливо обратилась она к подростку.

– Да, я. – Дашка охотно кивнула.

Алена задержала взгляд на тоннеле в мочке уха.

– Здорово!

– Вы о чем? – Даша неуверенно улыбнулась.

– О тоннеле. Не больно было?

– Не очень. – Даша удивленно смотрела на сотрудницу.

– Повезло. – Алена внимательно разглядывала стальное украшение в ухе девочки. – А у моего сына неудачно получилось. Гной, опухоль. В больницу попал.

– Бывает. – Дашка опустила глаза.

Молчанова так и не поняла: действительно ли у Алены был взрослый ребенок с такими же причудами, как у ее дочки, или она специально выдумала неудачный тоннель, чтобы помочь родителям и дать подростку понять: не напрасно мама с папой беспокоятся за ее здоровье. Наверняка уловила тревожные взгляды, которые Маша невольно бросала на ухо дочери. А обычно взрослые люди только брезгливо морщились.

– Да уж, серьезный шаг. – Алена протянула Дашке чистый лист бумаги: – Напишите, пожалуйста, согласие. Если вы не против.

– Нет, нет!

– А вы, – сотрудница мягко заулыбалась, – кого хотите: братика или сестричку?

– Обоих! – Даша заулыбалась. – Малыши такие классные!

Маша давно заметила за своим ребенком эту особенность: стоило человеку отнестись к ней по-доброму, как дочка расцветала. Настороженность исчезала из карих глаз, желание огрызаться пропадало бесследно. Даша разговаривала вежливо, охотно улыбалась и с удовольствием открывалась навстречу. Но если кто-то, наоборот, осуждающе смотрел на ее красные волосы, морщился, заметив дыру в ухе, или делал бестактные замечания, подросток становился неуправляемым. Кривое зеркало. Любую особенность собеседника она искажала и, как лупа, увеличивала в десятки раз.

Алена с Дашей еще пошептались о чем-то, похихикали, как две старые подружки, и дочка отправилась за свободный стол писать разрешение.

– Только нам сказали, что детей все равно нет, – пожаловалась Маша, когда документы были дописаны и приложены к делу.

– В Москве и правда мало, – Алена согласно кивнула и тут же оговорилась: – Но все равно нужно искать. Много ребят постарше. Хотя воспитание подростков – сами понимаете – дело очень непростое. Что-то на этом этапе уже невозможно менять. Но есть же еще регионы. Кое-где совсем плохо усыновляют, а маленьких детишек много. Можно поехать туда.

– Куда?

– Не торопитесь, – Алена потянулась за новыми бланками, – давайте заполним заявления и анкеты. А я по базе посмотрю, хорошо?

– Но по нам же решение пока не принято. Наверное, рано в базу…

– Ничего страшного. – Алена отложила готовое к рассмотрению дело. – Я лично не вижу причин для отказа.

По мере того как в новых документах заполнялась строчка за строчкой, Маша чувствовала нарастающее раздражение. Она не могла понять, кто и зачем составил эти убогие заявления и анкеты. Ну, хорошо, о себе она сведения в десятый раз указала – паспортные данные, адрес и прочее. Но в пожеланиях о ребенке просили отметить именно то, что как раз не имело никакого значения. Цвет волос, цвет глаз, пол, этническое происхождение… Ни слова о характере малыша, никаких попыток выявить психологические особенности родителей и гипотетическую совместимость девочки или мальчика с его будущей семьей. Как будто цвет волос важнее темперамента.

– Простите. – Маша дрожащей рукой протянула наполовину заполненные бумаги: – Я не знаю, что здесь писать.

– Обычно указывают что-то похожее на родителей.

– Я брюнетка, муж блондин, у дочери красные волосы.

– А глаза?

– Любые глаза.

– Тогда пишите «не имеет значения». Но вы же и возраст ребенка не указали, – Алена покачала головой. – Хотя бы примерно что-нибудь напишите.

– От 0 до 3 подойдет?

– Вполне. Но если ребенку будет 3 года и 1 месяц, вам познакомиться с ним уже не предложат.

– Тогда давайте напишем «до 5».

– Хорошо. А пол? Вы тоже не указали.

– Не знаю…

Олег открыл было рот, хотел высказать свои пожелания, но ни Алена, ни Маша не заметили его порыва.

– Пишите «не имеет значения».

Маша торопливо, с чувством стыда, словно она заполняла бланк заказа, заполнила недостающие строчки и передала Алене документы.

– Простите…

– Да?

– А в детских учреждениях есть психолог, который может определить совместимость?

– Чью?

– Ну, – Маша замялась, – приемных родителей и ребенка, которого они хотят усыновить.

– Нет, – Алена покачала головой, – такими вещами психологи в детских домах не занимаются. Но вы сможете побеседовать и с ним, и с врачом, и с воспитателем. Они вам все расскажут о малыше.

– Понятно, – Маша почувствовала неуверенность: гораздо лучше было бы, если бы помогал специалист.

– Заезжайте через три недели. Будет заключение и, возможно, я уже кого-то вам порекомендую.

– Спасибо!

Молчанова вышла на улицу и неожиданно для себя почувствовала облегчение. Как бы ни было приятно общение с Аленой, а вся эта система «подбора детей» оставляла тягостное впечатление. Она вспомнила, как однажды на отдыхе разговорилась с семьей испанцев. У них было двое усыновленных мальчишек из России – чудесные ребята десяти и двенадцати лет. И эти люди долго возмущались тем, что русская система усыновления выглядит как магазин по продаже детей. Мама с папой сидят, смотрят огромные базы, в которых куча фотографий и описаний детей. В других странах принято так: приемные родители предоставляют все необходимые сведения о себе, проходят психологическое собеседование и дальше попадают в базу желающих принять ребенка. А потом уже просто ждут момента, когда появится маленький человек, которому подойдет их семья. Гигантская разница: не родителям подбирают ребенка, а малышу ищут семью…

Двадцать дней, и заключение опеки было готово. Алена искренне поздравила Машу с Олегом – казалось, радовалась не меньше счастливых родителей – и выдала первое направление на знакомство.

Через полтора часа они уже стояли у железных ворот московского детского дома. Взглянуть со стороны – обычный детский сад. Кованая ограда, ухоженные лужайки, привычные с детства беседки. Маша не могла отделаться от навязчивого дежавю: ей казалось, она уже входила в эту калитку, уже искала обитую коричневым дерматином дверь. Потом поняла – да, действительно была здесь лет восемь назад. Привозила, кажется, цветы к празднику, потом еще что-то. За это время здесь многое изменилось: появились пластиковые окна взамен старых, деревянных, здание приобрело приятный нежно-зеленый цвет. На площадке для игр появились новые пластиковые горки, качели и даже лабиринты. Все для детей. Разве что аромат, доносившийся с кухни, был прежним: столовские щи и котлеты. Шагнув с яркого уличного света в полумрак коридора, Маша поежилась – не только запах не изменился. Ощущение одиночества, изолированности от внешнего мира осталось тем же.

Охранник подсказал дорогу к кабинету директора. Пока шли, Молчанова продолжала сходить с ума от волнения: как и вчера, когда позвонила Алена и сказала, что есть девочка, с которой можно познакомиться. Не могла уснуть ни на минуту: старательное воображение рисовало портрет маленькой дочки. Маша пыталась объяснить себе, что девочка может оказаться совсем другой, не обязана она походить на ее фантазии – тем более что фотография в базе данных была явно не первой свежести. Вместо пятилетней девочки на ней красовалась малышка лет трех. Но подсознанию это ничуть не мешало, оно трудилось из всех сил. Судя по сосредоточенному лицу Олега, он переживал ничуть не меньше.