– Когда рожаешь, берешь на себя ту же ответственность. – Маша спокойно, но твердо возразила.
– Нет, это другое! – Разговор все больше распалял гостью. – Я вижу многих детей, которых взяли, и вижу, как это происходит. Больно потом и родителям, и ребенку.
– Что, возвращают в детские дома?
– Не обязательно возвращают. – Психолог вздохнула. – Просто не возникает контакта. Не совпадают люди по характерам, по типам, по многим качествам.
– А со своим всегда совпадают? – Маша усмехнулась: в памяти возникла череда ссор и скандалов с Дашкой.
– Родные дети – это другое дело, – изрекла профессорша, не вдаваясь в подробности. – Но взять ребенка из детского дома… Желание облагодетельствовать весь мир грозит ущербом своей семье.
Маша долго молчала. Гостья застыла в позе победительницы.
– Но ведь кто-то должен усыновлять? – отведя взгляд, спросила Маша.
– Есть специальные семьи, – отмахнулась гостья, – родители с педагогическим и медицинским образованием получают деньги за воспитание сирот. Отличная идея. Разновозрастный коллектив из шести-семи детей.
– Таких семей слишком мало.
– Может, и так, – психолог пожала плечами, – но к воспитанию нужно подходить осознанно. Профессионально. А у нас чаще всего и своих-то не умеют принять. Не то что чужих.
– Почему? – Маша замерла.
– Не любят! Не понимают. Вы знаете, с каким лицом матери смотрят на своих плачущих младенцев? В них столько раздражения, злобы! А ребенок в возрасте двух-трех месяцев уже прекрасно считывает выражение лица взрослого человека. У нас принято считать, что, мол, «он еще ничего не понимает». Зато чувствует даже слишком остро.
– Но ведь если женщина одна, с младенцем на руках, без возможности заработать и выжить, она не может улыбаться. Ей самой…
– А для матерей у меня оправданий нет! – не позволив договорить, профессорша включила менторский тон. – Ответственность за ребенка должны быть всегда. Начиная с первого мгновения отношений с мужчиной. Если этого нет, нужно научиться пользоваться презервативами.
Праведный гнев добродетельной женщины не оставлял сомнений: жизнь ее баловала. Не было в судьбе ни беззащитного одиночества, ни крайней бедности, ни врачебных ошибок. Маша жалела несчастных младенцев до слез, до сердцебиения, но сочувствия к брошенным и отчаявшимся матерям это не умаляло.
– Понятно…
– За свои поступки, за свою жизнь, за своего ребенка винить можно только себя! Это выбор взрослого человека, – не унималась гостья.
– Жизнь многолика. Я бы не стала судить.
Маша быстро поднялась, давая понять, что беседа окончена. Гостья взглянула на большие электронные часы в студии и обиженно встала с места.
– Уже четыре. Мне давно пора.
– Вас проводить?
– Я помню дорогу. – Психолог на несколько секунд задержала на Маше прищуренный взгляд и все же не удержалась: – Не надо вам усыновлять. Эти дети не оправдывают ожиданий родителей. Они не обязаны вас любить.
– А мы ничего не ждем, – Маша смотрела пожилой женщине прямо в глаза. – Просто есть желание помочь человеку выжить. И все.
– Тогда это опека, – профессорша обрадовалась возможности зафиксировать наконец «ничью», – если вас устроит просто дать путевку в жизнь. В семье, конечно, больше возможностей. Только бога ради не настраивайтесь на то, что он станет родным.
– Спасибо за совет.
– Будут вопросы, звоните.
– Конечно.
Они церемонно распрощались и дали друг другу обещание «оставаться на связи». Еще одна глупая и ничего не значащая формула новой речи. Маша твердо знала, что профессорше она больше не позвонит. Ей до смерти надоели пустопорожние рассуждения. Если бы эта дама вырастила хотя бы одного усыновленного ребенка, ее можно было бы выслушать, а мудрый совет – принять. В противном случае она, Маша, предпочитала роль неверующего Фомы. Когда ей в следующий раз понадобится комментарий психолога, попросит редактора пригласить кого-нибудь другого: желающих оказаться в эфире солидной радиостанции пруд пруди. А с этой дамой она не желала больше говорить: как минимум до тех пор, пока у нее не появятся жизненные опровержения или подтверждения сказанных ею слов.
Маша заглянула в комнату к редакторам: продемонстрировать трудовое присутствие, перекинуться парой слов, а заодно сочинить вступительную часть к интервью. Она болтала, смеялась, шутила, но в голове все еще звучала фраза «Вы лучше позвольте своему ребенку вырасти так, как нужно». Вернулась в студию, записала подводки к программе и попросила при монтаже удалить все, что касалось детей-сирот. Ребятам можно довериться: сделают как нужно и не станут болтать лишнего. Потом спустилась в буфет выпить кофе.
В глубине души Маша знала, что профессорша права: нельзя ей никого усыновлять. Она не сумела как следует воспитать собственную дочь, а значит, попросту не имеет морального права на приемных детей. До сих пор Маша не могла отделаться от чувства вины перед Дашей за многие ошибки своей юности. И главная из них заключалась в том, что не мечтала она о дочери, не ждала малыша. Занятия в школе приемных родителей только подтвердили худшие опасения: мысли и чувства матери во время беременности и во время родов материальны – от них зависит не только характер, но и будущее ребенка. Совсем не так, как случилось это в ее жизни, дети должны появляться на свет.
Время от времени Маше казалось, что решение кого-то усыновить – это желание искупить ту давнюю вину перед Дашей. Но она тут же отбрасывала глупые мысли: дочь ни при чем! Ни размышлять, ни поступать так нельзя. Не должен ребенок играть роль лекарства для больной души: важно сначала излечиться самой, а потом уже втягивать в семью беззащитных детей.
Да и нужно ли это ей? Дашка принесла с собой такой разнообразный жизненный опыт, что его хватило бы на нескольких матерей. Все в жизни Марии Молчановой случилось: и родительские радости, и материнские слезы. Разве что с годами потерялось чувство осмысленности. Пока приходилось бороться за любимого человека, за место в этом мире и за саму жизнь, было не до мыслей о чужих бедах. А потом наметилась предательская стабильность – время смирения и покоя. Она уже не стала актрисой, как мечтала, и этого нельзя было изменить. Зато сделала выбор в пользу другой профессии. Перепахав все мыслимые нивы вещания в юности – от сводок новостей до рекламы, – Маша наслаждалась теперь тем, что нравилось ей больше всего: брала интервью у людей, которые были интересны радиостанции по определению или в свете важных событий. Она давно прекратила погоню за деньгами – насущные бытовые проблемы они с Олегом решили, а сходить с ума по тряпкам, менять каждые пару лет машину или бредить каким-нибудь домиком в Альпах ей было скучно. Жизнь в достатке необходима – она это знала, пройдя через унизительную нищету, – но бесконечное стремление к деньгам приводит к рабству: человек перестает принадлежать самому себе. Слишком часто Маша находила тому подтверждение в беседах с успешными и баснословно богатыми людьми – президентами, собственниками, инвесторами, чьи фамилии украшали список Forbes. Сама она высоко ценила свободу и не собиралась забивать голову тем, как заработать, а потом потратить очередной миллион. В профессии достигла своего идеала – делала только то, что любила, выкладывалась максимально и получала за эту работу столько, сколько было нужно, чтобы спокойно спать по ночам.
Именно вместе с этим состоянием стабильности и пришло желание кому-то помочь. Первая мысль – деньгами и собственным временем. Маша изучила несколько сайтов благотворительных организаций, которые работали с детьми-сиротами, написала в оргкомитеты, предложив себя в качестве волонтера. Ответа не было. Тишина.
Стала обращаться напрямую к директорам детских домов. В одном попросили купить фотоаппарат, в другом заказали цветы к празднику, в третьем был нужен автобус. Маша долго ломала голову, как реализовать эту идею с теми деньгами, которые у нее были, искала подержанные машины в хорошем состоянии, но при всем желании нужной суммы не набралось. В итоге договорились, что деньги, сколько есть, она переведет на счет приюта – брать наличными категорически запрещалось, – а директор самостоятельно решит вопрос. Долго и нудно выпрашивала номер счета. Десять раз дополнительно звонила, чтобы получить необходимые реквизиты. Наконец, устав и измучившись, отправила перевод через банк. Позвонила через три дня в детский дом, ей ответили, что деньги не поступали. То же самое услышала через неделю, через две, через месяц… Походы в банк и выяснение обстоятельств результата не принесли: сотрудники вежливо отвечали, что деньги были успешно переведены на указанный счет. Все, как она хотела. Чей это был счет и во что превратились в результате ее накопления, Маша так и не узнала.