В этой обстановке требовалось действовать незамедлительно. Отступающий обоз растянулся на огромное расстояние. За шесть дней франки прошли всего тридцать пять миль, давая прекрасную возможность догнать, разрезать корпус внезапным ударом и уничтожить по частям. Или хотя бы серьезно потрепать. Поскольку в авангарде двигалась Первая дивизия в количестве четырех тысяч человек в сопровождении легкой конницы из местных республиканцев, в середине Вторая численностью до шести тысяч, сопровождающая основную часть беженцев, а замыкала Третья в составе четырех тысяч гренадеров и легкой пехоты при поддержке кирасиров, то требовалось нанести несколько одновременных ударов, связав действиями и не позволив соединиться в один кулак.

План предусматривал согласованные атаки четырьмя отрядами, находившимися на изрядном расстоянии. В тот момент все казалось четко расписанным и достаточно ясным. Позже на практике план оказался излишне сложным, да еще сказалось отсутствие необходимой координации. Первый отряд под командованием генерала Луазона элементарно опоздал к началу и в результате практически не участвовал в сражении, позволив перебросить вражеские части в опасное место. Затеянная им перестрелка продолжалась три часа и ни одной стороне существенного успеха не принесла. Не того от опытного офицера ожидал.

Полковник Эрсан, вместо того чтобы обойти мельницу и пару каменных домов, занятых франками, и идти дальше, принялся их штурмовать. Легкие орудия, имеющиеся в его распоряжении, стен не пробивали, и когда наконец добился успеха, помощь уже не требовалась. Вместо наступления пришлось поспешно уходить. Хорошо еще пушки не бросил впопыхах, но вот гордая демонстрация трех десятков пленных более несдержанного могла бы и довести до мордобития. Не успех вышел, а глупость.

Один Рюффен сумел правильно разыграть карты и нанес немалый урон корпусу франков. Однако и он из-за отсутствия соседей вынужденно отошел, не доведя до победы атаку.

Но в тот момент этого никто знать не мог. Пророков среди моих офицеров не имелось. По проселочной дороге две бригады с поддержкой трех драгунских полков двинулись вдогонку. За день покрыли почти десять лье и затаились в лесу, не зажигая костров. При желании отдохнувшие и отъевшиеся после зимнего житья впроголодь солдаты могли бы покрыть вдвое большее расстояние, однако перед боем форсированный марш имеет смысл устраивать лишь в критических ситуациях. Схема движения была построена с учетом и других отрядов.

Погода стояла отнюдь не жаркая, особенно без солнца, начало весны. Но лучше посидеть под шинелью, жуя солонину с каменными сухарями и ромом, чем быть раньше времени обнаруженными. Благодаря хорошо поставленной разведке и местным жителям, демонстрирующим рвение в свете смены власти, мы вышли почти вплотную и остановились на расстоянии нескольких сотен ярдов от аванпостов.

В полной тишине позавтракали и принялись строиться, стараясь не поднимать шума. Лагерь франков тоже просыпался, там раздавались достаточно хорошо слышные голоса. Тянуть дальше не имело смысла. Отдаю приказ — и через считаные мгновения воздух разрывает визг ядер, летящих в скопище народа прямо на виду. Именно на обстрел и сделана первая ставка, не зря практически вся артиллерия превращена в конную для скорости. Успех любого столкновения зависит от слаженности действий орудий и стрелков. Проверено на опыте. Именно они наносят наибольший урон противнику, в отличие от основной колонны, которая не обладает большой огневой мощью в начале движения. Штыковые атаки эффективны только против неподвижно стоящего или медленно двигающегося противника, поэтому они применяются относительно редко.

В лагере поднялась дикая паника. А у нас все шло по плану. Первая бригада уже разворачивалась на ходу. Колонна, используемая всеми европейскими армиями и по необходимости заимствованная у тех американцами, обычная адаптация линейного построения с использованием нескольких подразделений (обычно батальонов), построенных вглубь. Она позволяет командиру перемещать большие массы солдат через поле боя более организованно и гораздо быстрее, чем прежде. Колонна может маневрировать на холмистой пересеченной местности. Ее легко перестроить из марширующей в атакующую, и маневр требует значительно меньше времени, чем развертывание линейных построений. Передовые отряды стрелков выделяются без нарушения основного построения в двух- или трехрядные линии огня.

Пауза, двенадцать орудийных залпов — и затрещали выстрелы. Стреляли взводами, начиная с правого фланга. Я хорошо знаю, как это смотрится спереди. Жуткое зрелище, когда стрельба перемещается по шеренгам не заканчиваясь и начинается опять, дойдя до последнего солдата. Свинец хлещет постоянно по врагу, не прекращая ни на секунду. Как только противник дрогнул, строй идет в штыковую атаку, довершая разгром. Сейчас глупо говорить «опрокинули» — франки не ожидали ничего подобного и абсолютно не готовы. Фактически они разбегаются.

Бригада пошла вперед, и, перекрывая выстрелы, крики боли и ржание лошадей, над рядами загремела песня.

— Что-то неправильно, — пробормотал рядом Раус, всматривающийся в разворошенный человеческий муравейник, постоянно скрывающийся за клубами порохового дыма.

— В чем дело? — резко спросил я.

— Такое впечатление, — опуская подзорную трубу и не глядя в глаза, ответил он, — что там почти нет «синих».

— Коня! — вскричал я и поднялся в седло, когда его подвели. — Резервный полк разворачивай у дороги. К ним могут подойти на помощь, мы обсуждали. Будь готов ко всему. Седьмой драгунский, за мной!

Оба остальных должны были перекрывать дороги, отлавливая беглецов, и отслеживать другие подразделения противника, вздумавшие мешать.

— По-о-о-олк, — кричит, растягивая слова, за моей спиной командир Седьмого Шнайдер. — Са-а-абли во-о-он! За-а мно-о-о-ой шаго-о-ом марш!

Вблизи стало видно, Раус был прав. Хваленая разведка виновата. И я тоже, запретив вчера подобраться поближе, опасаясь обнаружить отряд прежде срока. Они подошли уже в темноте. Да только здесь в основном собрались беженцы-республиканцы. Вряд ли больше батальона регулярных солдат. Конечно, некоторое количество вражеских милиционеров мы угробили, но попутно и кучу гражданских женщин и детей. Повсюду валялись трупы. Зрелище рыдающих возле тела матери детей счастья никому не доставит. А у меня, кроме всего, на носу огромная проблема. Ворвавшись в лагерь, солдаты из воинского подразделения превратились в толпу мародеров. Рядом еще стреляли, а доблестные американцы занялись грабежом, потроша фургоны и телеги.

— Навести порядок немедленно! — потребовал я, в глубине души сознавая, насколько это сложно. — В строй! — ударил плеткой по спине первого подвернувшегося солдата, хлещущего прямо из пробитого бочонка ром. Характерный запах разит на милю, и собралась целая толпа с фляжками. Тот, пригибаясь, шарахнулся, злобно оглядываясь. — Под трибунал захотели? Где твой мушкет, скотина? — потребовал еще у одного.

— Не мешай, генерал, — крикнул один из солдат в разорванной рубахе. — Однова живем, — и молча повалился, когда капитан Шнайдер ударил его саблей по голове.

Драгуны теснили лошадьми остальных, охаживая ножнами и плетями. Кажется, кое-кто приходил в себя и уже не смотрел ощерясь, готовый воткнуть штык в брюхо мешающим весело отпраздновать победу. Но это здесь, а территория лагеря огромна, и на четыре сотни примчавшихся со мной кавалеристов в десять раз больше забывших о приказах пехотинцев. Они дорвались до серьезной добычи и плевать хотели на любые соображения и приказы. Вставших на пути могли и убить, как наверняка случалось с владельцами имущества. Победа превращалась в натуральный кошмар.