— Полковник Александр де Кофлан, виконт де Донж, командир фрегата «Альбатрос», — представился я в промежутке между двумя позывами тошноты.

— Симон де Костентин, лейтенант, — назвался юный вахтенный офицер и показал жестом, чтобы я следовал за ним: — Адмирал ждет вас.

— Родственник адмирала? — задал я вопрос, когда мы шли к кормовой надстройке и шлейф вони сносило не на меня.

— Племянник, — ответил юноша тоном, который должен был сказать мне: «Как вы все задолбали меня этим вопросом! Блестящий, во всех отношениях, молодой человек и без протекции сделает карьеру!».

Возле каждой из трех дверей надстройки стояло по паре мушкетеров с мушкетами, поставленными на палубу у правой ноги и придерживаемыми за ствол правой рукой. В капитанскую каюту вела крайняя левая дверь. На ней был нарисован герб — вверху на белом горизонтальном поле два перекрещенных, черных якоря, посередине на горизонтальном синем — стилизованная золотая лилия, а внизу на белом — красный то ли побритый лев, то ли непричесанный леопард, шагающий в прошлое, высунув длинный язык, загнув хвост до шеи и выпустив длиннющие когти. Как догадываюсь, это герб графа де Турвиля.

Приоткрыв дверь и заглянув вовнутрь, юноша доложил:

— Полковник Александр де Кофлан, виконт де Донж!

После чего кивнул мне головой, разрешая войти. К счастью, сам он закрыл за мной дверь, оставшись снаружи. В закрытом помещении я бы не выдержал ароматовую атаку и заблевал всю капитанскую каюту, довольно просторную, заполненную светом, попадавшим через четыре больших прямоугольных иллюминатора, два бортовых и два кормовых. Слева от двери, рядом с иллюминаторами, стоял прямоугольный стол, судя по количеству стульев, на пятнадцать персон, во главе которого сидел на единственном стуле с высокой спинкой мужчина лет пятидесяти в парике из волнистых волос каштанового цвета и длиной до плеч, не припудренных. Выбритое лицо с печальными карими глазами, длинным ровным носом, небольшим ртом с выпирающей, нижней губой, раздвоенным подбородком. На шее повязан красный шарф. Жюстокор светло-коричневый и с золотым цветочным узором, напоминающим тот, что у племянника, но пуговицы черные, вроде бы агатовые. Из рукавов выглядывают кружевные манжеты белой рубахи из тонкого полотна. На безымянном пальце левой руки массивный золотой перстень-печатка с барельефом в виде двух перекрещенных якорей. Я представлял себе адмирала Анн-Иллариона де Костентина, графа де Турвиль, немного другим, но у меня редко совпадет портрет, составленный по рассказам о человеке, с тем, какой он на самом деле. Перед адмиралом стоял золотой бокал с широкой подставкой и барельефами в виде солнца с искривленными лучами. У противоположного конца стола справа сидел и скрипел гусиным пером, макая его в серебряную чернильницу, пухлый монах с загорелой лысиной, обрамленной коротко подстриженными, черными волосами с проседью, и холеными, белыми руками, одетый в черную шелковую рясу. По левую руку от него лежала стопка белой дорогой бумаги, по правую — стоял серебряный узкий и высокий стаканчик с гусиными перьями, а по центру — оловянная кружка, из которой монах отхлебнул, дописав предложение. Мода сейчас такая — держать секретарем монаха. Наверное, так дешевле. Третьим в каюте был седой слуга, который, спиной ко мне, возился в широком буфете у кормовой переборки между иллюминаторами. На нем были синяя короткая курточка, черные короткие и широкие штаны, белые чулки и покрашенные в красный цвет сабо.

Ответив на мое приветствие, граф показал рукой на стул с низкой спинкой слева от себя. Взгляд у него был вроде бы рассеянный, но я почувствовал, что меня раскладывают по полочкам или разбирают на составные части, оценивая рыночную стоимость каждой. У французов поразительное умение любое свое чувство или мнение переводить в ливры или другие денежные единицы. Просите у любого француза, и он, не задумываясь, ответит, на сколько ливров (франков, фунтов стерлингов, долларов…) потянула его ссора с соседом или прошедшая мимо девушка, а уж про свой последний оргазм сообщат с точностью до денье.

— Я слышал, вы захватили много призов, — вяло произнес Анн-Илларион де Костентин.

— Я слышал, вы в позапрошлом году неплохо всыпали англичанам, — так же вяло промямлил я.

Адмирал посмотрел на меня так, будто решал, являются ли мои слова комплиментом или пора наорать на меня? А потом засмеялся искренне, показав желтоватые зубы с изрядным просветом справа в верхней челюсти.

Слуга словно ждал реакцию господина, чтобы сделать правильный выбор. Услышав смех, он принес и поставил передо мной золотой бокал со скривившимися солнцами и налил белого вина из золотого кувшина емкостью литра два. Вино было кислое, но не местное, с интересным послевкусием.

— Меня предупреждали, что у вас своеобразная манера шутить, — улыбаясь, сообщил адмирал де Турвиль.

— Каждый замечает в нас то, что не досталось ему, — поделился я жизненным наблюдением.

— А что вы заметили во мне? — с нескрываемым любопытством спросил он и посмотрел настороженно.

— Умение быстро вызывать симпатию у незнакомого человека, — не покривив душой, ответил я.

Судя по смягчившемуся лицу адмирала, лизнул я ловко.

— Что ж, тогда не буду начинать издалека, — начал серьезным тоном Анн-Илларион де Турвиль. — У меня есть приказ короля включать в свой флот любой корабль, какой сочту нужным. Ваш по боевой мощи почти не уступает линейному кораблю. Мне надо удлинить линию баталии, чтобы англичане и голландцы не смогли охватить наш арьергард. По нашим сведениям, у противника вдвое больше кораблей. Само собой, с вами будет составлен контракт, вы и ваш экипаж будете получать жалованье, как военные моряки, в случае повреждения или утери корабля во время службы получите полное возмещение ущерба.

— Вы собираетесь напасть на вдвое больший флот? — задал я уточняющий вопрос.

— Наш король собираемся высадить двадцатитысячный десант в Англии, а я обязан не позволить флоту противника помешать этому, — сказал адмирал. — Кораблей у них больше, но, как заверил английский король Яков, моряки на его стороне, не поддерживают самозванца Вильгельма. Англичане сразу же выйдут из сражения, дав нам возможность разделаться с голландцами.

Это было так похоже на англичан, что я поверил.

— Думаю, высадка десанта займет самое большее месяц, после чего я отпущу вас, — пообещал граф де Турвиль.

— Как понимаю, выбора у меня нет? — на всякий случай поинтересовался я.

— Вы можете передать командование кораблем другому капитану. У меня есть достойные кандидаты на эту должность, — ответил он.

— Нет уж, слишком много я вложил в постройку этого корабля, чтобы доверить его другому, — решил я.

— Я бы тоже никому не доверил такой красивый корабль, — согласился со мной граф де Турвиль и спросил: — Приходилось сражаться в линии баталии?

— Нет, но не думаю, что это сильно отличается от сражения с одним или двумя кораблями, — сказал я.

— Так оно и есть, — подтвердил адмирал. — Надо будет не отставать от впередиидущего корабля, держать дистанцию не больше полкабельтова, стрелять по тому вражескому кораблю, который окажется напротив, и выполнять приказы старшего командира, если таковые будут. Вы знаете нашу сигнальную систему?

— Только некоторые сигналы, — сообщил я.

— Дай мою книгу, — приказал он слуге.

Тот достал из большого сундука, стоявшего в дальнем углу каюты, тонкую книженцию карманного формата в розовой мягкой обложке, из-за чего напомнила мне женский любовный роман из будущего. Так понимаю, у адмирала их, как у дурачка фантиков, раздает всем.

— Это сборник инструкций и свод сигналов, — сообщил адмирал, взяв у слуги и передав мне книженцию с грозным названием «Боевые сигналы». — Внимательно изучите. Я понимаю, что трудно сразу запомнить все, откомандирую на ваш корабль опытного офицера, но в бою всякое может случиться.

— Мне попадались сборники потолще и посложнее, — признался я, быстро пролистав книженцию.