— А может того? Доски эти порубим и дальше копнём?

— Я тебе порублю! — Иван поднёс кулак к носу качка. — Ты видал, какие это доски?

— Видал. — Вид у Андрея был не весёлый. — Это дуб. Точно дуб. Дед за эту доску съест и не подавится. Дефицит, мля!

Иван сидел с такой же грустной миной, как и все остальные. Работы было — непочатый край. Но в груди его рос огромный тёплый ком. Он рвался наружу. Хотелось кричать и прыгать. Хотелось улыбаться и петь песни. Хотелось побежать на хутор к Юре и поделиться радостью с Манюней.

"Скоро. Скоро! Совсем скоро! Ура!"

— Ну, значицца, будем делать так… — Олег вздохнул и решился. — Полностью вскрываем всю площадь над схроном. А там — дальше видно будет.

Народ зашумел.

"Это кубов пятьсот-шестьсот… Ни хера ж себе!"

Иван посмотрел на лопату.

— До дождей бы управиться.

Если бы не Сашка, ежедневно привозящий на велосипеде еду и воду, они бы не управились. И если бы не прохлада поздней осени. Две недели адского труда не пропали даром — в стороне, аккуратно сложенные в поленницу, ждали своего часа две тысячи бетонных блоков. Рядом курганом высилась огромная куча жирной светлой глины.

Десятиметровой длины раскоп на четырёхметровой глубине очистили от остатков глины и песка. Перед глазами измученных землекопов опять возникла самая обыкновенная дощатая поверхность.

— Шабаш, парни! — Олег был на последнем моральном издыхании. — Послезавтра будем доски поднимать. Сегодня идём в посёлок. Баня. Выпивка. И…

— Бабы?

— Нахрен! Спать!

За всё время, проведённое вместе, ни Иван, ни Марья ни разу не употребляли такие слова, как "любовь", "семья", "муж" и "жена". Оба старательно делали вид, что это лишь дружеские отношения, приправленные пикантной взаимопомощью в половом вопросе. Даже такое понятие как "подруга" Иван вслух никогда не произносил. Мария очень спокойно к этому относилась, всячески подчёркивая, что "это просто дружба". Народ, глядя на их взаимоотношения, впадал в непонятки, зависал и старался больше об этом не задумываться.

— Настя, а где Маша? — Маляренко недоумённо оглядывался по сторонам.

— Да она там с Ванечкой нянчится. — Женщина вытерла полотенцем руки и вновь склонилась над казаном. — Да куда ж ты! Умойся с дороги, на тебе ж картошку сажать можно!

Маша была прекрасна. Иван смотрел на подругу и не узнавал в этой мягкой и нежной женщине, качающей на руках ребёнка, ту жестокую и циничную особу, которую он привык в ней видеть. В горле стал ком.

— Маш.

— Тссс!

Женщина обернулась и прижала к себе малыша.

— Разбудишь!

"Какая же она красивая!"

— Маша, ты… я… — Иван, с дороги грязный как трубочист, смотрел на любимую и не смел подойти. — Ты…

— Да. Я согласна.

По щекам у счастливо улыбающейся Маши текли слёзы.

— Ну что, народ! — Иван был в особо приподнятом настроении. Они с Машей, наконец, объяснились. — Давай-давай-давай! Поднимай!

Всё опять пошло не так просто, как планировалось. Доски были совершенно неподъёмными. Сантиметров пятнадцать в толщину, в ширину — все пятьдесят, а длиной — аж десять метров. Вдобавок, чёрная древесина оказалась неимоверно плотной и тяжёлой. Вытащить доски на руках, даже с помощью Юры и Александра, не получилось. Олег долго матерился в пространство, вопрошая "какого хрена тут не положили обычные сосновые доски?". Пришлось отправлять гонцов в посёлок за увезённой лебёдкой и цепями. Гонцы не вернулись, зато вместо них явилось аж пять человек: Звонарёв, дед, гордо восседающий на тележке, Семёныч и пара разведчиков, отправленных Иваном в горы.

Снова началась скучнейшая работа лебёдкой. При помощи механизма, крюков и цепей за день кладоискатели сумели вытащить наверх и сложить все десять гигантских досок. Путь к сокровищам был открыт.

"Володька, спасибо тебе. Если ты меня слышишь — спасибо. Осталось совсем немного, а потом… потом я попробую сладить это дело. Хотя бы попытаюсь".

Три недели тому назад Маляренко случайно подслушал разговор двух приятелей — Олега и Станислава. Нет. На самом деле случайно — никакого криминала. Просто Ваня, ожидавший по какому-то мелкому вопросу деда, задремал, сидя на лавке у дома. Денёк был не по-осеннему тёплым, и Ванюшу разморило на солнышке. Проснулся он от холода — солнце ушло, да еще оттого, что за углом, на крылечке, бубнила пара голосов.

— Ты знаешь, я вот всё думаю — а чем бы мне заняться?

— В смысле?

— Ну, Стас, ну не тупи. Ты что умеешь делать-то? Служить и защищать? А ещё?

— А этого мало?

— Мало. Здесь — мало. Там это было профессией. А здесь это — половой признак, понял? Сижу и думаю — строитель из меня аховый. В земле ковыряться не хочу… да и чутья на это дело нет. Не то, что у агронома. Знаний врача, как у Дока, тоже нет. Что мне, в дворники идти?

(Сергея Александровича дед принял назад в общину при условии, что тот не будет доставать всех своими проповедями!)

— Ну разгоним мы всех вражин, построим каждому дом. А с чего я жить буду? А дочь моя? Надо дело себе придумывать. Полезное такое дело, чтоб и себе, и людям польза.

— Олег, я, честно говоря, об этом не задумывался пока. Но, думаю, к отцу в кузню пойду. Когда он сам более-менее разберётся… чтобы научить.

— Да. Это тема.

Иван тогда впервые задумался над своей… профессией. А он-то, собственно, с чего жить будет? А его дети?

В том, что у него обязательно будут дети, Маляренко нисколько не сомневался.

"Ну ладно, за прошлые заслуги и за инструменты мне тут царские палаты, наверное, отгрохают. А дальше? Денег у меня полно. Но кому они тут нужны? Ещё не время, не время. Пока что золотишко никому не нужно. И что делать? Ложки-поварёшки в аренду сдавать?"

По своему жизненному опыту Иван знал, что быть бесконечным рантье не получится. Рано или поздно окружающим это надоест, и он останется у разбитого корыта.

"А там и старость не за горами…"

Ваня поёжился. Надо было срочно определяться с планами.

Глядя на то, как из-под песка постепенно проявляется громадная металлическая станина, Иван нутром чуял — вот оно! Лично его. Перспектива. Он прекрасно помнил, как загрузился на неделю раздумьями о будущем, но так ничего путного и не придумал.

— Ваня, это чё за херь? — Звонарёв озадаченно чесал репу. — Буровая установка, что ли?

Мужики споро работали лопатами, и рядом с массивной станиной показался угол здоровенного ящика. Иван мысленно присвистнул и, поплевав на ладони, тоже взялся за лопату.

То, что они выкопали, повергло всех в ступор. Даже невозмутимый, как сфинкс, дед Фридрих впервые на памяти мужиков нецензурно высказался.

Сухой белый песок вёдрами вытаскивали наверх, а внизу… тут, внизу, на белоснежной глади чистейшего песка, вырисовывался чёрный силуэт лодки.

— Это что? Лодка? — Маляренко "не верил" своим глазам.

"Это — лодка? Да это крейсер какой-то!"

— Ну да. Лодка. — Звонарёв уселся на ящик. — И чего теперь?

Мужики растеряно переглянулись. Кругом стало тихо. По лицу Олега легко можно было прочесть "Мля!", и все остальные тоже разделяли его мнение. Почти двадцать дней тяжёлого труда привели к тому, что вместо ожидаемой всеми второй порции инструментов и гвоздей, они выкопали большущую лодку. И ящик. Громадный. И непонятные железки. А до моря тут было, Иван задумался, почти пятнадцать километров! А-ФИ-ГЕТЬ!

Самую разумную мысль, после того как все разморозились и "отвисли", высказал, как всегда, дед.

— Не закапывать же теперь её обратно. Ройте дальше.