— Да. Килограмма три, не меньше! — Ваня аж подпрыгивал от нетерпения. — Дрофа какая-нибудь.

Тем временем окончательно стемнело, света, который давай маленький костерок, не хватало, и Иван достал телефон. Трубка опять подвела — сигнала не было, зато отлично работал встроенный фонарик. Кое-как укрепив его на кустах, мужчины принялись за ужин. Выпив полтора литра не соленого и не очень жирного бульона, Иван передал стакан, которым черпал питьё, подсевшему рядом деду и выудил ножом коричневую грудку.

— Иваныч, вы аккуратнее пейте. Как поужинаем, будем с перевязкой решать, — прочавкал Ваня. — Блин, жёсткая зараза! И соли не хватает…

Голод не успел отбить у Ивана привычку вкусно кушать и критически мыслить:

— Мясо, сука, жилистое — дольше варить нужно.

Насытившись, Маляренко повалился на пахнущий машинным маслом брезент.

— Набегался я сегодня, — обратился он к Иванычу. — Аж шевелиться не хочется.

— Давай-ка, Ванюша, перевязку на утро отложим, — допил бульон таксист. — Утро вечера мудренее. Да я и тоже притомился.

Через пять минут старик уже похрапывал на диванчике автомобиля.

— Как эти твари называются? Сверчки? Или цикады?

Со всех сторон, по очереди и совместно, мелкие насекомые устроили жуткий концерт, который то стихал, то возобновлялся с утроенной силой.

— Хорошо хоть комаров нет.

Где-то вдалеке раздалось тявканье и урчание. Маляренко невольно порадовался за своё надёжное убежище.

— Наверное, на водопое.

Полный желудок намекал на сон и отдых, но Ивану не спалось. Он, если честно, и не собирался спать. Если уж совсем откровенно, то он был рад, что дед заснул и не составляет ему компанию. Пусть даже это компания молчунов. Ване срочно требовалось побыть наедине со своими мыслями. Лёжа на колючей от срезанных кустов земле, Иван зачарованно смотрел на звёзды. Такого восхитительного звёздного неба он никогда не видел. Из центра города такого точно не увидишь.

— Интересно, куда нас занесло. Это же Млечный путь? Наверное… — Иван привстал. — Ну да, созвездие Медведицы и Полярную звезду точно ни с чем не спутать. Значит, я точно на Земле и в Северном полушарии.

Еще десять минут Иван пялился на звезды, пытаясь разглядеть искорки спутников. Из-за тёмной стены кустов выполз месяц. Долгое вглядывание в серпик ничего экстраординарного не выявило — месяц как месяц. По всему выходило, что космос вокруг Ивана был самый обыкновенный. Это успокаивало. В фантастику и инопланетян он не верил, хотя и допускал возможность их существования.

"Значит, или я сошёл с ума, и мне всё это мерещится, или это розыгрыш какой-нибудь".

Ваня почувствовал, как саднят ссадины и царапины на руках, гудят ноги и побаливает подвёрнутая ступня, и решил, что ТАК мерещиться не может. Порыв прохладного ветра принёс запах моря и трав. Иван застегнул молнию на куртке, поёрзал, устраиваясь удобнее, и закрыл глаза. Прямо над ухом раздалась трель сверчка.

"С утра все порезы обработаю. А ты, сука, заткнись!"

С этой мыслью Ваня заснул.

Третье по счёту утро на новом месте Иван самым наглым образом проспал. Проснулся он оттого, что солнце успело высоко подняться над горизонтом, тень отступила, и лицо начало крепко припекать. Отлично выспавшийся и отдохнувший Ваня бодро подскочил и заорал:

— Иваныч, подъём!

Иван Иванович проснулся с головной болью очень рано — едва начало светать. Несмотря на тёплую ночь, его то морозило, то бросало в пот. Лицо под повязкой снова разболелось. И дико чесалось ухо. Мысленно старик скривился:

"Чему ж там чесаться. Ваня говорил — оторвало ухо-то"

Левый глаз потихоньку начинал пульсировать болью. Иваныч тихо матюгнулся. Еще вечером, перед ужином, он почувствовал, что его знобит. В надежде, что просто перегрелся на солнце, таксист решил не обращать на это внимания и ничего не сказал Ивану. Но, проснувшись, он с ужасом понял, что озноб только усилился. Хуже всего была тошнотворная слабость. Иванычу показалось, что всё его тело словно накрыто тяжёлой периной — он едва смог пошевелить рукой. Несколько минут старик просто лежал, прислушиваясь к своему организму. Постепенно страх куда-то испарился, и голова стала совершенно ясной.

— Зря я тогда поторопился. Надо было в аэропорту переждать, — сам удивляясь странности, несвоевременности и спокойствию своих мыслей, подумал Иваныч.

Старик понял — жизнь закончилась. Закончилась здесь и сейчас. Осознав это, Иваныч ещё больше подивился своему спокойствию. В последние годы он часто задумывался о грядущем конце, и всегда ему казалось, что это будет страшно и больно, и что он будет бороться за каждый лишний день и час жизни. Но сейчас, несмотря на то, что тело его бил озноб, в душе Иван Иванович оставался спокойным. Он лежал и смотрел куда-то за серый потолок своего автомобиля, вспоминая, как месяц назад вся его немаленькая семья дружно закатывала в банки огурцы. Озноб неожиданно прекратился. Иваныч улыбнулся, закрыл глаз и уснул.

— Просыпайтесь! Ау! С добрым утром!

Ваня подскочил к открытой двери, из которой торчали ноги спящего деда.

— Вот, блин, надо было помочь ему разуться, — сокрушённо покачал головой Маляренко. — Дед, подъём!

Иван сунулся внутрь автомобиля и сразу же почувствовал запах гниения. Этот запах мигом сбил у Ивана всё хорошее настроение и привёл его в ужас. Он попытался растолкать старика, но тот не просыпался, а только часто-часто дышал. Руки его казались ледяными, как будто вокруг была зима. Ваня запаниковал, он совершенно не представлял, что ему делать, как помочь несчастному старику.

"Если бы у него был жар — поставил бы компресс. Чего делать? Попить дать надо!"

Маляренко метнулся к ведру с остатками бульона. В бульоне плавала куча каких-то насекомых и листья кустарника. Завтрак накрылся. Сплюнув с досады, Иван достал пластиковую бутылку и попытался осторожно влить воду в рот старику. Дед закашлялся, и вода полилась изо рта на сиденье. Уже совершенно не думая о ранах на лице старика, Ваня принялся изо всех сил его тормошить. Голова деда безвольно моталась из стороны в сторону, автомобиль, поскрипывая рессорами, начал раскачиваться, но даже такие серьёзные усилия ни к чему не привели. Старик по-прежнему был без сознания и всё также часто и неглубоко, с хрипами, дышал.

Иван снова почувствовал, как болит его обожженная и поцарапанная ладонь. Он, пятясь, выполз из салона и сел на землю. Привалился спиной к тёплому железному боку машины и заплакал.

Надо сказать, что за всю свою жизнь Иван плакал крайне редко. Его мама удивлялась, насколько неплаксивым и флегматичным был ее ребёнок. А с возрастом слёзы у Вани чаще всего появлялись сами собой, после удара молотком по пальцу или от упавшего на ногу блина от штанги. Все родственники Ивана, к счастью, были живы-здоровы и он никогда до этого момента не задумывался о том, как страшно терять близких людей. Маляренко посмотрел на торчащие из машины ноги деда и с изумлением понял, что этот совершенно незнакомый человек ему очень дорог, и он боится его потерять. Иван вытер глаза и помотал головой, словно прогонял какое-то наваждение.

"Действительно, кто он мне? Я даже его фамилии не знаю. А поди ж ты…"

Он снова посмотрел на деда. Иван постарался припомнить, о чём они вообще говорили. И не смог. Получалось, что за эти двое суток они разговаривали в общей сложности минут десять. И, в общем, ни о чём.

Маляренко снова протиснулся в салон, пристроился на самом краешке дивана, взял старика за холодную руку и стал ждать.

Через сорок минут, так и не придя в сознание, таксист Иваныч умер. Маляренко, действуя как автомат, разобрал баррикаду, выбрался из "клумбы" и долго стоял, бездумно глядя в степь. В голове не было ни единой мысли. Он просто стоял и слушал, как высоко в небе поёт птица, а в траве стрекочут кузнечики. Первый за сегодняшний день порыв горячего ветра больно стеганул Ивана по обожженному солнцем лицу. Маляренко вздрогнул и пришёл в себя. Нужно было сделать много дел. Уже ни на что особо не надеясь, мужчина достал из кармана телефон и включил. А вдруг? "Вдруг" не случилось. Аппарат сначала поприветствовал хозяина, а потом послал его на хрен. Даже экстренный "сто двенадцать" на работал.