Девочка равнодушно взяла деньги, а мальчик недовольно сказал:

— И чего она все молчит? Дома, как радио, без умолку болтает, спасу от нее нет, а здесь как язык проглотила. Скажи, Лизка, что тебе мама велела передать дяде Ивану Авдеевичу.

— Да, правда, что тебе дома сказали? — подхватил Иван Авдеевич и потрепал девочку по щеке.

Ободренная лаской, Лиза доверчиво подняла глаза и тоненьким голоском быстро заговорила:

— Мама сказала: «Скажи, пусть дядя Иван Авдеевич придет пить чай, а то он нас совсем забыл». А папа сказал: «Ну и пусть не ходит…» Что ты, Вовка, дергаешь, противный! Новое платье оборвешь.

— Гм, да… Так, так… — Иван Авдеевич смущенно потер руки. — Однако надо же и тебе, Володя, что-нибудь подарить. Как ты думаешь, а?

Мальчик обрадованно улыбнулся и с надеждой посмотрел на огромную полку с книгами.

Хозяин сразу забеспокоился, но вдруг лицо его просветлело. Он открыл тумбочку письменного стола и вытащил стопку книг, перевязанную тонкой бечевкой.

Иван Авдеевич не признавал книг без переплетов, ко эту пачку он случайно купил на толкучке за ничтожную сумму у какой-то старушки. Он хотел снести их к переплетчику, но потом разобрался по каталогу, что у него уже есть эти книги в переплетах. Так и лежала эта пачка несколько лет, покрываясь пылью.

Он развязал бечевку и убрал ее в стол, а книги подвинул мальчику.

Володя сел прямо на пол и принялся разбирать пачку.

— Эту сказку я люблю! — быстро сказала Лиза.

Она схватила книжку с рисунком на обложке и прижала ее к груди. Потом неожиданно стала в позу и, делая ударения на каждом слове, продекламировала:

— Как нам быть? — спросили книжки. — Как избавиться от Гришки? —

И сказали братья Гримм:

— Вот что, книжки, убежим! Бежим в библиотеку,

В свободный наш приют…

— «Как закалялась сталь», — восторженно перебил ее Володя. — Ух, какая замусоленная! «Белеет парус одинокий», «Таинственный остров»… — Он поднял блестящие глаза и неуверенно спросил: — Это все нам?

— Берите, берите, — равнодушно сказал Иван Авдеевич.

Дети ушли, радостно унося растрепанные книги. Садясь за свой каталог, Иван Авдеевич увидел пятирублевку — она лежала на краю стола, забытая девочкой. Он схватился и высунулся в окно.

Дети шли по противоположной стороне улицы, неся под мышкой книги. Они не услышали оклика.

Иван Авдеевич сидел, удобно откинув голову на спинку кожаного сиденья. Троллейбус бесшумно летел по широкому проспекту, почти не задерживаясь на остановках. Был поздний вечер, Иван Авдеевич устал, заканчивая квартальный отчет, и сейчас отдыхал, наслаждаясь тишиной и быстротой движения. На одной остановке троллейбус задержался чуть дольше. Иван Авдеевич открыл глаза и посмотрел в широкое зеркальное окно: «Лесотехническая академия. Еще далеко». Он снова опустил веки.

Раздалось хлопанье сумки кондуктора и звон мелочи, сиденье напротив скрипнуло пружинами. Юношеский голос произнес:

— Тебе ее тоже необходимо купить, Витя, тут вагон интересных сведений. Дороговато, правда, но в нашем деле она необходима.

Иван Авдеевич приоткрыл глаза и покосился на книгу в руке юноши; он без труда узнал светло-зеленый, тисненный золотом переплёт — только вчера еще он занес ее в свой каталог, — улыбнулся и сказал:

— Киселев, «Цветоводство». Издание второе, исправленное и дополненное. Издательство — Сельхозгиз. Цена два рубля.

Юноша быстро пробежал глазами титульный лист, потом заглянул на последнюю страницу и, удивленно кивнув головой, с уважением посмотрел на пожилого человека в пальто с плюшевым воротником и мягкой шляпе.

Иван Авдеевич усмехнулся. Он подумал, что студенты приняли его за какого-нибудь профессора, и это было ему приятно.

— Так вот, продолжим наш разговор, — повернувшись к своему приятелю, оживленно заговорил юноша. — Понимаешь, Леня, начала-то я не слышал; я надеялся, что после передачи скажут, кто автор, а диктор только объявил, что «литературная передача окончена» — и все. Но сам рассказ убивает! Представляешь — чиновник! Сорок лет писал в своем присутствии всякие бумаги, а в каких случаях ставится восклицательный знак — не знал. И выходит, что за сорок лет он не написал ни одной фразы, которая выражала бы простые человеческие чувства: удивление, восторг, радость или негодование!

— Эх ты, — усмехнулся Леня, — открыл Америку! Мы это еще в девятом классе проходили. И тебе не стыдно, Витька, а еще студент! — Он повернулся к Ивану Авдеевичу, как бы ища у него поддержки;—Представляете, не знает, чей это рассказ!

Иван Авдеевич кашлянул и напустил на лицо глубокомысленное вырбжение.

Студент оглядел улыбающихся пассажиров и озадаченно сдвинул кепку:

— Ты брось разыгрывать, Ленька, скажи прямо, чей рассказ?

— И не подумаю. Вот в общежитие приедем, тогда при всех ребятах скажу.

Виктор пожал плечами.

— Ну и не надо, без тебя обойдусь. Людей, что ли, нет? — Он вдруг смущенно улыбнулся и обратился к Изану Авдеевичу: — Скажите, пожалуйста, товарищ, кто написал этот рассказ?

Иван Авдеевич сразу вспотел. Он почувствовал, как жаркая волна заливает его уши, щеки и шею.

В этот момент троллейбус замедлил ход. Иван Авдеевич пробормотал что-то невнятное и поспешил к задней двери, которая была ближе.

Кто-то хихикнул и сказал:

— Да он сам, видно, Чехова сроду не читал. Нашел, у кого спрашивать.

Пассажиры рассмеялись.

Иван Авдеевич как ошпаренный, выскочил на панель. Он не доехал целых две остановки, но в следующий троллейбус не сел. Сняв шляпу, чтобы остудить вспотевшую голову, быстро зашагал по вечернему городу, поминутно оглядываясь, словно желая убедиться, что за ним никто не гонится.

Придя домой, Иван Авдеевич, не снимая пальто, быстро подошел к нужной полке, но вдруг его протянутая рука беспомощно повисла в воздухе: двадцать томов полного собрания сочинений Чехова глядели на него золотыми корешками переплетов. «Двадцать томов! Как найти рассказ, не зная его названия? Да… Но как они смеялись…» Он взволнованно потер руки. «Стой… Позвоню Семену Лукичу. Все же он руководитель большого промкомбината, образованный человек…

Иван Авдеевич быстро вышел в коридор и снял телефонную трубку:

— Лизавета Игнатьевна? Простите великодушно, Иван Авдеевич беспокоит. Да-да, его. Что? Пулька? Ничего, мне на одну минуту. Семен Лукич? Слушай, ты не читал у Чехова про чиновника, который не знал, где восклицательный знак поставить? Читал? А как этот рассказ называется? Не помнишь? Эко, право, беспамятный какой…

Иван Авдеевич разочарованно положил трубку, но вдруг его осенила новая мысль. Он набрал другой номер.

— Володя? Это я, дядя твой, Иван Авдеевич. А где отец с матерью? Что? В театр ушли? Вот и хорошо. Я ведь к тебе звоню. Скажи, Володя, ты Чехова проходил? Что? Не проходил, а читать любишь? Вот и хорошо! А про чиновника и про восклицательный знак читал? А как этот рассказ называется? Что? Так и называется «Восклицательный знак»? Ну, спасибо тебе. Молодец, право!

Иван Авдеевич вернулся в комнату, бросил пальто на стул и взялся за книги.

На паркет скользнул ярлычок с номером браковщицы — Иван Авдеевич не обратил внимания. Страницы пахли типографской краской и еще запахом, какой обычно стоит в нежилых, заброшенных помещениях. Вот он, этот рассказ-Мгла за окном постепенно стала сиреневой, потом бледно-серой, а Иван Авдеевич все сидел, согнувшись над книгой. Давно уже был прочитан «Восклицательный знак», а он все читал и читал. Когда же, наконец, первый луч солнца узкой полоской лег на сукно стола, Иван Авдеевич погасил настольную лампу и, распрямив усталое тело, зябко потер руки.

Он читал всю ночь, а не прочел и одного тома.

Полоска света перешла со стола на стену и стала шире, вспыхнув разноцветными корешками бесчисленных переплетов. Иван Авдеевич оглядел свою комнату, словно увидел ее впервые. Почему-то вспомнился вчерашний студент в троллейбусе.