Так что гражданский акт "кормление голодного" ничего не значит. Ничего…
Поев, Алеша почувствовал, что засыпает, это увидел и Гавр.
— Иди, поспи, — Гавр успел придержать за плечи парня, который, вставая, пошатнулся, — тебе нужно выспаться, а я на работу поеду. Буду поздно. Приеду, покормлю тебя.
Леша хотел сказать, что ему нужно ехать, ведь столько всего нужно сделать… Хотя зачем? Теперь уже ничего не нужно.
Лежа в постели, Алеша попытался найти в себе совесть, которая должна была сейчас просто душить его тем, что происходит. Но совесть молчала, внутри него была пустота и усталость. Он даже и не заметил, как провалился в сон.
Все время, пока Гавр занимался делами в офисе, он думал о Лексе, о том, что произошло, чего он добился и что теперь с этим дальше делать. Ему было странно ощущать внутри себя желание близости с Лексом. Раньше он вообще никогда не спал ни с кем по второму разу, а если и спал, то относился к этому безразлично, а здесь вдруг такая тяга. Но он объяснил это тем, что он достиг цели и получил приз, который теперь и хочет использовать по полной программе. Значит, ему нужно вернуться к первоначальному плану: получив Лекса, сначала влюбить его в себя, став заботливым и внимательным партнером, а потом растоптать чувства парня, наслаждаясь этим. План Гавру нравился. Он любил смотреть, как страдают те, кто ему верил.
Вернувшись домой и застав Лекса еще спящим, он выложил из пакета еду, заказанную в ресторане, подогрел ее в микроволновке и пошел будить парня.
Алеша проснулся сразу, как только почувствовал руку на своем лице. Он резко поднялся и сел в кровати.
— Не пугайся так, это я. Ужин готов. Я тебя жду… Да, там в ванной халат, можешь его надеть, — Гавр удержался от желания завалить парня обратно в постель и трахнуть. Настолько Лекс после сна был невинно-прекрасен. Эти чистые, детские глаза небесно-голубого цвета, спутанные золотистые пряди волос на худых плечах и припухшие от поцелуев губы.
Гавр сдержался и, встав, пошел на кухню, где закурил, чтобы отвлечься от того желания, которое пробуждал в нем этот Лекс.
Дойдя до ванной, Алешка опять залез под душ, чувствуя потребность в теплых струях воды, как будто она смывала с него все это… Хотя ничего уже не смоешь, ничего. И он понимал всю глубину своего падения. Но он слабак, и за это он ненавидел себя.
Придя на кухню, он сел на табуретку, плотнее запахивая полы халата на своих ногах. На столе уже стояла еда, на которую Алешка смотрел с безразличным видом. Наверное, первое насыщение уже прошло, и теперь все эти изысканные яства не вызывали в нем аппетита. И вообще он не ощущал в себе никаких желаний, и даже его совесть молчала.
Гавр, затушив сигарету, сел напротив него, и стал есть. Алеша, видя его взгляд, тоже попытался поесть — правда, немного и без особого аппетита.
— Вина хочешь? — видя отрешенное лицо Лекса, спросил Гавр и, не дожидаясь ответа, достал из шкафа бутылку вина.
Когда стоящий перед Алешкой бокал был наполнен рубинового цвета напитком, он по примеру Гавра взял его и выпил до дна. Гавр лишь пригубил вино, смотря, как Лекс ставит на стол пустой бокал. Он налил ему еще, считая, что с двух бокалов тот сильно не опьянеет, а вот кислую мину на лице сменит на более жизнерадостную.
Второй бокал Лешка выпил так же — не чокаясь, до дна, и почувствовал, что внутри него закрученная до предела спираль из нервов стала ослабевать. Он облизал губы и перевел взгляд на Гавра, в глазах которого прочел желание… Наверное, вино дало ему сил не испугаться этого взгляда. Он лишь спокойно сидел и ждал, пока Гавр медленно, как хищник, встанет из-за стола, а потом склонится к нему, приподнимая рукой его подбородок. Губы Гавра были горячими, а жар его дыхания ворвался в его приоткрывшийся рот и заставил подчиняться.
Они опять целовались — долго, жарко, задыхаясь от нехватки воздуха, и все же не разрывали соприкосновение губ. Затем Гавр стал увлекать Лешу за собой, тот, как пьяный, пошел за ним, хотя он и был пьяным. Вино приятно разлилось по телу, создавая расслабленность и заглушая все мысли.
Зайдя в комнату, Гавр сдернул с него полураспахнувшийся халат и толкнул на постель. Алешка упал на нее и видел, как Гавр стал раздеваться. Но сейчас ему было уже все равно. И когда тот, полностью раздевшись, навис над ним, Лешка лишь откинул голову на подушку, зная, что сейчас произойдет. Но он ошибся…
Гавр видел под собой лежащего с закрытыми глазами парня. Он понимал, что означает его откинутая на подушку голова и распластанное тело — это поза побежденного, того, кто готов отдаться на волю победителя. С утра Гавра это устроило, но сейчас он хотел другого. Он опустил глаза ниже и увидел, что Лекс так и не возбудился, даже от таких поцелуев. Да, утром Гавру было наплевать на удовольствие Лекса, он просто брал то, что так давно хотел. Но сейчас… Он всегда считал себя хорошим любовником и ему нравилось, когда партнеры под ним истекали желанием и стонали от страсти. Трахать просто тело ему было неинтересно. Да и азарт соперничества играл свою роль. Он хотел доказать Лексу, что в постели он лучше Назара. Он хотел ощущать дрожь в его теле, слышать его стоны и видеть его желание, истекающее смазкой. Он хотел услышать его мольбы, сжалиться над ним и затем дать ему это освобождение, чувствуя его спазмы.
Он опять припал к губам парня, а его рука стала массировать его плоть. Лекс заметался под ним и даже попытался убрать его руку со своего естества, но Гавр был сильнее. Он перехватил его руки и, заведя их за голову, зафиксировал на подушке правой рукой, а левой продолжил водить по уже оживавшей плоти Лекса. При этом он не переставая целовал его, не давая не только сказать, но и нормально дышать, и вот такие действия принесли результат. Лекс ослаб под ним, а его плоть встала.
Гавр, отстраняясь от парня, перевернул его на живот и, подсунув руку под него, приподнял.
— Встань на коленки, — хриплым голосом проговорил он, помогая Лексу принять правильную позу.
Леша послушно встал на колени и, чувствуя нажим Гавра на плечи, опустился на локти. Он, конечно, понимал, как сейчас выглядит, но вино скрашивало чувство стыда, а его тело вообще жило своей жизнью. Он не понимал, что с ним, но его желание, сконцентрированное внизу живота, было настолько болезненно-острым, что сейчас все его мысли были лишь об одном — как получить разрядку от скопившегося напряжения. Он даже потянулся туда рукой, но Гавр перехватил его руку и Алеша застонал, чувствуя, что на пределе. Затем он ощутил опять липкое и прохладное на своих ягодицах и уже хотел приготовиться к боли, о которой помнил, да только рука Гавра вернулась на его изнывающую плоть, и он стал сам толкаться в эту руку, не в силах больше терпеть. Потом была боль, только вот рука Гавра на его плоти отвлекала от того, что он чувствовал сзади. И постепенно его тело стало двигаться в правильном ритме, принимая в себя то, что было в нем, и потом толкаясь в кулак Гавра. Вот это стало приносить все нарастающее удовольствие, а когда Гавр вошел в него под другим углом, Алеша как со стороны услышал свой стон и ощутил желание еще раз почувствовать этот кайф. Он двигался навстречу тому, что доставляло ему этот кайф. Как жалко, что разрядка пришла неожиданно быстро: он захлебнулся то ли всхлипом, то ли стоном, и повис на руке Гавра, еще продолжая ощущать сладкие спазмы внутри себя.
Гавр не смог сдержатся от того, что он ощутил, находясь внутри парня и чувствуя его пульсацию и то, как сильно сжимается у него внутри. А его полустон-полувсхлип окончательно лишил Гавра разума и он, захрапев, кончил, чувствуя, что такого кайфа не ощущал никогда.
Мобильный телефон звонил и звонил, и Гавр во сне слышал этот звонок и, еще окончательно не проснувшись, думал: это ему снится или звонок реален? Затем он резко поднялся, понимая, что это звонит его мобильный. Но звонок прекратился. Гавр попытался найти глазами телефон, но так и не увидел его, а где он его вчера оставил не помнил. Хотя вообще с вечера он многое не помнил, например, как заснул. Гавр оглядел себя, кровать и лежащего рядом закутанного в одеяло парня. Странно, но он даже снял с себя презерватив и, судя по валяющимся у кровати скомканным салфеткам, обтерся ими после всего. Да и одеялом вроде укрылся, хотя всего этого и не помнил. Гавр лишь помнил ту волну кайфа, которая накрыла его с головой, и он утонул в ней, забыв все на свете.