Их съемную комнату в коммуналке он оставил — не хотел ее терять, поэтому продолжал за нее платить. Хотя теперь у него было столько денег, что эта сумма была несущественной. Гавр и предложил отказаться от этой комнаты, так как он все равно живет у него, а к возвращению бабушки из больницы предложил снять для нее хорошую квартиру, но Алешка сказал, что не будет отказываться от комнаты. Гавр не стал настаивать, а он почувствовал облегчение, что в его жизни еще есть место, куда он может прийти. Эта комната в коммуналке давала ему внутреннюю поддержку и мнимую защищенность от осознания, что он бездомный и полностью зависящий от Гавра человек.

Понятное дело, что теперь он уже не работал официантом в клубе Гавра. Хотя Алешка и хотел продолжить работать, но Гавр очень сухо произнес: "Нет". Леша не стал спорить, соглашаясь на роль содержанки и тем самым еще раз говоря себе, что он слабак, он сломался и больше ни на что не способен, только вот на постель…

Вот эта сторона жизни Алешу больше всего и выбивала из понимания себя и всего происходящего. Наверное, ему было легче, если бы эта постель ограничивалась лишь болью и унижением. Да вот только боль там была слишком сладкая, а унижения приносили возбуждение и потом все завершалось такими яркими ощущениями, что он не узнавал ни себя, ни своего тела. Возможно теперь, нормально высыпаясь, регулярно питаясь и перестав бороться за выживание, его молодой организм стал другим. Теперь его тело моментально откликалось на ласки и прикосновения и оживало, требуя удовлетворения. И все, что Гавр делал с ним в постели, наверное, было постыдным и неправильным, да вот только он получал от этого кайф и такою разрядку, что потом засыпал сном младенца без всяких мук совести.

Для Гавра этот месяц стал прямо медовым. Он от себя такого и не ожидал — столько ощущений, эмоций, удовольствия. Его тянуло к этому Лексу, а желание моментально появлялось, стоило вспомнить об их сладких ночках. А уж когда он видел перед собой Лекса, то его вообще накрывало так, что кроме желания затащить его в постель, в голове больше ничего и не было.

Потом, правда, Гавр ругал себя за это. Он не хотел этих лишних эмоций и ненавидел себя за то, что теряет контроль. Но, поборовшись с собой, пришел к выводу, что имеет право получить удовольствие. А потом, насытившись всем этим, он приступит к исполнению своего плана. Да вот только насытиться он пока никак не мог.

В один из дней, вернувшись пораньше с работы, он опять застал Лекса на кухне за готовкой. В первый раз, застигнув его за этим занятием, он грубо отчитал парня, обозвав кухаркой. А Лекс молчал и не перечил ему, лишь в свое оправдание сказал, что ему не нравится та еда из ресторана, которую держал Гавр в своем холодильнике. Гавр вообще никогда не готовил, не считал это нужным. Он или ел в ресторане, или заказывал оттуда еду, чтобы в холодильнике были продукты на перекус.

Отчитав Лекса, он злой сел за стол и, чувствуя, что голоден, решил поесть. Сейчас ему было уже безразлично, откуда эта еда — из ресторана или этот ее наготовил. Да вот только съев тарелку супа, он попросил добавки, да и второе оказалось таким вкусным… После этого он милостиво позволил парню готовить, решив, что тому просто нечем заняться, ведь с конюшни Лекс возвращался раньше, чем он сам приезжал с работы. Так что теперь в его холодильнике поселилась домашняя еда, а его ужины и завтраки стали на удивление вкусными.

Вот и этот вечер они провели на кухне, где Гавр, голодный после целого дня в офисе, сам не заметил, как смел и первое, и второе, и салат, а теперь пил чай и смотрел, как Лекс моет посуду. Когда насыщение едой пришло, его организм потребовал другого насыщения.

Гавр встал и подошел сзади к парню. Обнял его и прижался к нему со спины, уткнулся носом в шею, втянул в себя запах его парфюма и самого Лекса. Шейка у парня была такая трогательно-нежная, она казалось, открыта для поцелуев, сейчас ее не скрывали волосы, стянутые в тугой хвост. Гавр провел по этой шейке языком, чувствуя мягкость кожи, и потом прикоснулся легкими поцелуями. Его руки на груди у парня стали расстегивать пуговицы рубашки и наконец проникли под нее. Он ощущал под своими пальцами его кожу, гладкую, прохладную и с удовольствием скользил по ней, рисуя невидимые узоры. Его пальцы задели соски Лекса и стали ласкать их, то нежно, то чуть сжимая. Гавр чувствовал, как они твердеют под напором его ласки. Он продолжил целовать шею сзади, чуть прикусывая ее зубами, а потом зализывая места укуса. Постепенно он переместил поцелуи ниже по шее и, оголив его плечи, стал их обцеловывать.

— Пойдем… потом домоешь.

Гавр обнял парня за талию и прижался плотнее к нему сзади, давая почувствовать свое возбуждение.

Леша слышал хриплый голос и чувствовал, что Гавр возбужден, как и он сам. А как не возбудиться, когда его шея так чувствительна к таким поцелуями, а нежное покусывание вызывает в теле миллион мурашек? Да и от рук, ласкающих его грудь, пробегали сладкие волны нарастающего удовольствия. И теперь, слыша этот голос, в котором было столько страсти, он и сам хотел быстрее пойти в спальню, чтобы получить долгожданную разрядку.

Сегодня Гавр не спешил. Он мучительно долго раздевал его, постоянно целуя и лаская. Затем сам, также не спеша, разделся, не сводя взгляда с его стоящего возбуждения, на котором уже выступали капельки желания. Наконец Гавр лег поверх него, но опять стал изводить ласками и поцелуями. Леша вообще в своей жизни столько не целовался, сколько сейчас, и ему это нравилось. Нравился напор Гавра, его страсть, его инициатива и его губы, горячие и сильные, которым он подчинялся.

Поцелуи Гавра стали перемещаться все ниже и ниже. Леша замер, перестав дышать, понимая, где сейчас лицо Гавра. Да, именно там, рядом с его возбуждением, и Гавр целует его живот, и спускается все ниже и ниже…

Лешка задохнулся от ощущения, какого он никогда не испытывал. Он и не думал, что это можно делать… взять в рот. В его сознании всплыло изнасилование — тогда ему тоже пихали это в рот, но там было другое… А здесь Гавр сам взял в рот его орган и делает с ним такое, что захотелось кричать и плакать, не понимая, хорошо ли ему или слишком хорошо, да так, что уже невозможно терпеть.

Проведя языком по всему стволу парня, Гавр взял его в рот. Краем сознания он понимал, что делает этому Лексу то, что уже давно никому не делал — только по молодости, а потом ему такое было противно. Но вот сейчас он захотел сделать Лексу минет. Он и сам не понимал, почему; не понимал себя, да и не хотел он сейчас ничего понимать. Ему нравилось то, что он делает. Ему нравилось удерживать руками бедра парня, который стал метаться на кровати, пытаясь освободиться от сладкой пытки. Видно, пытка была действительно сладкая, так как Гавр слышал его всхлипы и стоны, от которых он и сам завелся так, что еле терпел это сладкое напряжение. Лекс продержался недолго, с мучительным криком он кончил и затих, а Гавр даже не отстранился. Он проглотил все и не испытал отвращения, как ранее. Потрясенный всем произошедшим, он заполз на кровать и лег рядом с парнем. Так они и лежали; потом, видно, Лекс пришел в себя, отойдя от кайфа, и приподнявшись, посмотрел ему в глаза.

Гавру нравился этот взгляд Лекса — расфокусированный, шальной, такой неподдельный, настоящий. Он провел рукой по его щеке и притянул к себе для поцелуя.

Поцелуй был долгим и страстным. Наконец, Гавр отстранился от мягких губ парня и произнес:

— Не будь эгоистом… помоги и мне.

Алеша не совсем понимал, о чем говорит Гавр, он вообще еще не совсем понимал, что произошло, что это было и почему так хорошо… Но потом он ощутил упирающийся в бок орган Гавра и понял, что тот так и не получил разрядки. Леша медленно сполз к его бедрам. На секунду задумался о том, что он сейчас хочет делать, а потом вспомнил те ощущения, которые подарил ему Гавр. И тогда он тоже взял это в рот, стараясь повторить то, что делал ему Гавр.