Волна удовольствия моментально прошлась по телу Гавра, как только его плоть погрузилась в жар рта парня. Он закрыл глаза, сосредотачиваясь на своих ощущениях, просто лежал и получал кайф.
Только потом, стоя под теплым душем и еще чувствуя в себе отголоски оргазма, Гавр подумал, что этот минет был каким-то слишком неумелым, как будто его делают в первый раз. Неужели Лекс не делал это Назару? Да не может быть. Какой мужик откажется от такого… Невозможно. Или этот Лекс во всем такой, слишком искренний. Наверное, он сам просто привык к мальчикам по вызову, в которых все насквозь было ложью — каждый вздох, каждый стон. А здесь все слишком настоящее… слишком. Гавр знал, что нужно с этим прекращать… Лекс для него никто, это шлюха Назара, а он мстит этому человеку… И опять он решил дать себе еще время на удовольствие. Ведь он победил и получает свой приз.
Этот месяц был для Назара адом. И дело даже не в карцере, в котором он все это время находился. Наоборот, пребывание в карцере продляло ему жизнь, так как на зоне его ждали, чтобы устроить суд над ним. Поэтому карцер, с давящими со всех сторон стенами, с электрической лампочкой на потолке и холодом бетона, был для него спасением. Ад был внутри него, а это, наверное, даже страшнее, чем находиться в аду. Назар жил воспоминаниями. Он позволил себе вспоминать, перебирать в памяти все, что запомнил и отложил в дальние уголки сознания, а сейчас бережно доставал оттуда. И он сам удивлялся, насколько хорошо все помнит. Да, все. Назар помнит "его", идущего с Аметистом по плацу, и то, как парень подвел ему коня и придержал стремя с другой стороны, а потом поднял голову, и Назар впервые заглянул в эти глаза — небесно-голубые, такие чистые, наивные, детские, которые перевернули его душу и вывернули ее наизнанку… И сколько было таких воспоминаний…
Иногда, чтобы не сойти с ума, Назар бился лбом о стену, чувствуя, как глаза заливает кровь из рассеченной на лбу кожи, и тогда ему становилось легче. Правда, немного и ненадолго. А когда воспоминания возвращались, и он не мог сдержать крик, рвущийся изнутри, он кусал руку и пил кровь, понимая, что сходит с ума. Да он и хотел сойти с ума, чтобы забыть, чтобы не помнить, чтобы не чувствовать…
Только, видно, его судьба другая. Он ведь сильный, он не сломается, он будет бороться и победит. И теперь есть цель для того, чтобы жить. Теперь его цель — жить ради мести Гавру и тому, кто его предал…
Окошко в железной дверце противно заскрипело, и в узком проеме появилась алюминиевая миска с едой.
Назар медленно встал с нар и, подойдя к окну, взял миску. Он заставлял себя есть, это было нужно чтобы жить. Он в задумчивости разломил горбушку хлеба. Оттуда выпал малюсенький огрызок карандаша и сложенный в несколько раз небольшой листок бумаги.
Он все сразу понял. Ему дали возможность написать маляву. Кто и зачем? Да какая сейчас разница, все равно ему терять нечего. Если это подстава, то хуже, чем есть, уже не будет, а если этот человек действительно хочет ему помочь… значит, судьба милостива к нему.
Краткий текст легко уместился на листочке. Назар не стал есть хлеб. В него он убрал листочек, а вот огрызок карандаша оставил себе.
Вскоре окно открылось, и пустую миску с куском хлеба забрали.
В последнее время Назар стал замечать, что кормили здесь неплохо… или это лично его кормили неплохо. Наверное, здесь есть человек, который хочет вернуть его к власти, поддержать его авторитет. Значит, этому человеку что-то нужно от него. Это хорошо. Как только Назар восстановит свои пошатнувшиеся позиции, он вернет долг тому, кто ему помогает.
Еда немного отвлекла, но потом его память, как будто издеваясь над ним, опять стала возвращать яркие образы его прошлого, которые он так хотел забыть. Назар как раненный зверь заметался по карцеру, от стены к стене, сходя с ума от этого замкнутого пространства и от бессилия что-либо изменить.
Так проходили его дни… Хотя, при постоянном свете тусклой лампочки на потолке он не знал, сколько он здесь. Время в пространстве вокруг него остановилось и замерло, и только открывающееся окошко, куда ему просовывали еду и воду, давало связь с реальностью. Только по этому окошку он ориентировался во времени и, чтобы не сойти с ума, ставил в углу внизу стены зарубки каждый раз, когда ему давали еду. Вот так, подсчитав эти выдавленные в стене его ногтями полоски, он осознал, что здесь он уже месяц…
После того как ему дали миску с едой и кружку с водой, он опять провел ногтем небольшую черту на стене, а потом сел и стал медленно есть. Месяц его ада здесь подходил к концу. И то, что бушевало в нем и пожирало его изнутри, теперь затихло. Назар прислушался к себе. Внутри него была пустота… там все выгорело, испепелилось, и даже отголоска боли в нем больше нет. Он поборол в себе все, что было в нем человеческого: воспоминания, чувства, любовь. Все это перегорело в нем и превратилось в пепел, окрасив его душу в черный цвет. Внутри него были лишь непроглядный мрак и желание жить, чтобы двигаться к своей цели. К той, о которой он всегда мечтал и к которой шел все эти годы. Он всегда хотел власти, быть выше обычных людей; он хотел денег, чтобы получить с помощью их свободу и жить так, как хочет. Он пойдет к цели, убирая со своего пути тех, кто мешает ему, и тех, кто предал его.
Он с усмешкой вспомнил о Гавре, думая, как тому должно здесь "понравиться", раз Гавр любит мужчин. Назар все сделает для того, чтобы Гавр получил эту любовь сполна. Потом он вспомнил о Леше, больше это имя не вызывало в его душе ничего. Это был лишь тот, кто предал его, а такого Назар не прощает. Он вспомнил, как тогда, в комнате для свиданий, шагнув к нему, Леша чуть поморщился от боли — это не ускользнуло от его внимательного взгляда. Видно, хорошо Гавр трахает своего мальчика, что даже ходить тому больно. Ничего, пусть пока поживут, полюбятся. Он не будет спешить. Он даст им время налюбиться, а потом придет в их жизнь, чтобы каждый из них получил то, что заслужил.
Для Ефима этот месяц прошел в постоянных разъездах и работе. С него уже сняли все обвинения и сняли со всех баз розыска. Нужные люди, нужные связи и, конечно, деньги постепенно сделали свое дело. Теперь Ефим был значимым человеком в московском бизнесе. Да и как им не быть? Их с Назаром деньги успешно вращались, и постепенно он их отмывал через офшоры и подставные компании, а затем вкладывал в легальные дела. Теперь бизнес Москвы изменился: это уже не девяностые, когда все было просто и понятно. С приходом двухтысячных криминал уходил в тень, а те, кто раньше были бандитами, теперь становились бизнесменами. Вот и он, почуяв изменения в стране, стал таким бизнесменом. И все братки, которые выжили после той перестрелки, в которой замели Назара, теперь тоже стали официальными работниками в его офисе.
Офис он снял хороший — большой, в недавно отстроенном бизнес центре. В нем было все, как положено: кабинеты, оргтехника, бухгалтерия, кадровик и секретарши, которых он трахал, считая, что должен же и он получать удовольствие от нового статуса.
В их офисе не хватало только Назара. Да, без него он не то, чтобы скучал, это было немного другое. Ефим четко осознавал: ему не дано то, что дано Назару. Он, конечно, тянет все это — и людей из их банды в строгости держит, и бизнес мутит, но Назар… был бы он, они бы сейчас нормально денег заработали. Назар и в математике хорошо шарит, и вообще чутье у него. Вот об этом думал Ефим. Да только пока сколько он связей ни поднимал, никто не мог помочь Назару. Только дали надежду на то, что по УДО, отсидев пять лет вместо десяти, его выпустят. Значит, еще два года подождать. Вроде и долго, а вроде и нет. У него вообще время летело быстро, только и успевал то совещания собирать, то бухгалтеров выслушивать, а еще постоянные встречи с нужными людьми, посиделки в ресторанах и банях. В общем, Ефим понимал, что два года пролетят незаметно и Назар вернется к власти, а он сможет чуть передохнуть. Все-таки он не очень любил так пахать, не его это стезя. Вот быть рядом с Назаром — это его, пусть Назар и пашет, раз ему это нравится.
