Понедельник, 4 мая 1812 года

Девушка выглядывала в окно, то и дело беспокойно потирая ладонью укутанное шалью плечо. Снаружи густой туман заволакивал свет клонящегося к закату дня, приглушая звуки окружающего города.

– Ты не любишь туман, правда? – спросила наблюдавшая за девушкой Геро Джарвис.

Они сидели рядом в пятне золотистого света от лампы, стоявшей на простеньком чайном столике, где гостья разложила тетрадку, письменные принадлежности и список вопросов. Девушка перевела взгляд на лицо собеседницы. Она была постарше, чем некоторые из опрошенных проституток, но все же юной, с гладкой, чистой кожей и зелеными глазами, в которых светился проницательный ум. Опрашиваемая назвалась Розой Джонс, хотя, по опыту Геро, женщины этого рода занятий редко сообщали свои настоящие имена.

– А кто любит туман? – отозвалась Роза. – Никогда не знаешь, что он скрывает.

Произношение девицы сбивало с толку: чистая речь Мейфэра [1], ни следа кокни или провинциального диалекта. Изящное сложение и грациозная осанка вызвали у Геро вспышку интереса, к которому примешивалось что-то более личное и менее достойное восхищения, так что вникать в собственные чувства не хотелось.

Каким образом эта девушка – явно не старше восемнадцати-девятнадцати лет и, несомненно, благородного происхождения и воспитания – оказалась здесь, в приюте Магдалины, убежище, которое «Общество друзей» [2]предоставляет женщинам, пожелавшим бросить проституцию?

Обмакнув перо в чернильницу, Геро задала вопрос из списка:

– Как долго ты этим занималась?

Губы Розы тронула горькая улыбка.

– Вы имеете в виду, как долго я была шлюхой? Почти год.

Сказано было с намерением шокировать. Но Геро Джарвис не принадлежала к женщинам, которых легко смутить. Достигнув двадцатипятилетнего возраста, она считала себя неподверженной излишней чувствительности, свойственной столь многим представительницам ее пола. Она коротко кивнула и перешла к следующей строке.

– Что ты делала до этого?

– До этого? Ничего не делала.

– Ты жила со своей семьей?

Роза склонила голову набок, оценивая визави взглядом, который не понравился Геро.

– Зачем вы задаете нам все эти вопросы?

Гостья прокашлялась:

– Проверяю одно предположение.

– Какое?

– По моему мнению, большинство женщин начинают заниматься проституцией не из-за врожденной нравственной ущербности, а по экономической необходимости.

По лицу Розы пробежала судорога, тон стал резким:

– Что вы можете знать об этом? Такая особа, как вы?

Геро отложила перо, твердо встречая взгляд собеседницы.

– Разве мы сильно отличаемся?

Та не ответила. В напряженной тишине Геро могла слышать доносящиеся снизу голоса других обитательниц приюта, звяканье столовых приборов, всплески хохота. Уже темнеет, скоро за знатной леди заедет ее карета, чтобы отвезти обратно на Беркли-сквер, в безопасный и уютный привилегированный мирок. Возможно, в некотором смысле, Роза и права. Возможно …

По дому разнесся стук громыхающего во входную дверь кулака. Геро услышала испуганный женский возглас, смешавшийся с грубым мужским рыком. Крик возмущения вдруг сменился воплем ужаса.

Роза с одичавшими глазами схватилась со стула.

– Боже! Они нашли меня!

Геро тоже вскочила на ноги.

– Что такое? Что происходит?

Теперь она слышала несколько мужских голосов, треск переворачиваемой мебели, звук бьющейся посуды. Женщины визжали. Чьи-то рыдающие мольбы перешли в стоны, тут же оборвавшиеся.

– Эти люди пришли, чтобы убить меня, – Роза обернулась, ее взгляд, пробежав по комнате, остановился на старом буфете орехового дерева, занимающем почти всю стену. – Надо спрятаться.

Снизу донесся топот бегущих ног и женский крик, переросший в ужасающее горловое бульканье.

Девушка рванула дверцу шкафа. Геро протянула руку, останавливая ее.

– Нет. Здесь посмотрят в первую очередь.

Пересекши комнату, Геро распахнула створчатое окно, из которого был виден укутанный туманом проход между домами. Оно выходило на покатую крышу помещения, похоже, служившего кухней или прачечной.

– Сюда, – позвала Геро.

Перекинув ногу через низкий подоконник и высунув голову в проем, она коротко вдохнула сырой, с привкусом угольной копоти воздух, обжегший легкие.

Покрытая мхом и сажей влажная сланцевая черепица оказалась коварно скользкой под тонкими кожаными подошвами лайковых полусапожек. Опираясь одной рукой на шероховатую кирпичную стену дома, Геро осторожно повернулась, чтобы помочь Розе пролезть в узкое окно.

Закрывая за собой раму, Геро услышала мужской возглас из дома:

– Ее здесь нет!

– Она тут. Должно быть, наверху, – басовито ответил другой налетчик, чьи шаги уже громыхали по лестнице.

– Идут сюда, – прошептала Геро и почувствовала, как Роза предупреждающе сжала ей руку.

Проследив за дрожащим указующим пальцем спутницы, Геро заметила внизу вырисовывающуюся из тумана фигуру. У черного хода был оставлен часовой, чтобы не дать никому из женщин ускользнуть из приюта.

Присев на корточки, Геро потихонечку подобралась по скользкой крыше до самого края. Она не сводила глаз с мужчины, который, надвинув на глаза шляпу и сгорбив от сырости плечи, прохаживался взад-вперед. Двигаясь как можно тише, девушка перекинула ноги через край крыши. Подол синего шерстяного платья задрался, зацепившись за черепицу, обтянутые чулками икры кремово отсвечивали в белизне тумана. Она дождалась, пока караульный остановится точно под ней, затем, оттолкнувшись, спрыгнула прямо на него.

От сильного толчка мужчина со стоном упал на колени, а Геро отбросило в сторону. Жесткое приземление в грязь на бедро заставило беглянку вскрикнуть, но она тотчас же подхватилась на ноги. Часовой еще не успел подняться с четверенек, когда Геро изо всех сил ударила его ногой по голове, отбросив к стене дома, возле которой мужчина  кучей сполз на землю и остался лежать неподвижно.

Роза стремительно рухнула с крыши, обрывая нижние юбки и обдирая кожу.

– Святые небеса, где вы такому научились?

– Часто играла с братом.

Звук открывающегося наверху окна заставил беглянок поднять головы.

– Драммонд, ты здесь? – донесся сквозь туман мужской голос.

Роза схватила Геро за руку, и они побежали.

Девушки помчались по затиснутому между закопченных кирпичных стен проходу, вымощенному полузанесенными грязью булыжниками. Тяжело дыша, крепко стиснув пальцы спутницы, Геро рванулась к светлому квадрату в конце дорожки, где из тумана вырисовывались очертания кареты. Они уже почти достигли тротуара, когда сзади грянул выстрел. Роза, бегущая рядом, споткнулась.

Обернувшись, Геро подхватила начавшую оседать девушку, в груди которой пуля на выходе пробила зияющее, сочащееся отверстие.

– О, нет. Нет, – прошептала Геро.

Из полураскрытых губ Розы на подбородок полилась темно-красная струйка. Геро чувствовала, как по рукам течет теплая кровь, видела, как угасает, тускнеет свет в глазах раненой.

– Нет!

По проходу эхом отразился звук второго выстрела. Девушке показалось, что пуля пронеслась мимо щеки, словно шепот призрака.

– Прости, – всхлипнула она, опуская Розу в грязь, и побежала к экипажу.

Вторник, 5 мая 1812 года

Утро выдалось хмурое и не по сезону холодное, воздух был тяжелым от угольной копоти и остатков расползающегося клочьями тумана. Поворачивая к западу в сторону Сити, желтая карета тенью следовала за открытым экипажем, петляющим между потрепанными пролетками и груженными доверху подводами, которыми правили возницы в рабочих блузах и кожаных фартуках. Достигнув Стрэнда [3], джентльмен в экипаже натянул поводья перед последним в ряду небольших магазинчиков.