– Может, поссорилась с отцом?
В зеленых глазах внезапно вспыхнула ярость, а бледные щеки окрасились гневным румянцем.
– Что вы хотите этим сказать? – оттолкнулась Джорджина от стула и снова замерла. – Если вы намекаете… – голос осекся.
– Намекаю на что? – недоуменно уставилась на хозяйку мисс Джарвис.
Леди Сьюэлл растерянно приложила ладонь ко лбу и отвернулась.
– Зачем вы здесь? Задаете все эти вопросы? Впутываетесь во все это?
– Потому что ваша сестра умерла у меня на руках. Ее застрелили.
– Но… – с обращенного к вестнице лица снова сбежали все краски. – Но ведь дом сгорел…
– Пожар не был случайным. Обитательниц приюта перебили, хотя, из-за рода их занятий, это преступление никого не заботит.
На одно красноречивое мгновение собеседница встретилась взглядом с Геро и отвела глаза.
– Я… Мне надо побыть одной.
Гостья поднялась. Почувствовав, как дрожат руки, она крепче вцепилась в ручки ридикюля.
– Если вам интересно, Рейчел похоронило Общество друзей у своего молитвенного дома в Пентонвилле.
– Прошу вас… уйдите…
Кивнув, мисс Джарвис направилась к двери. Леди Сьюэлл осталась неподвижно стоять у окна.
Однако, бросив прощальный взгляд на застывшее, словно маска, лицо высокородной дамы, Геро заметила блеск безмолвных слез.
* * * * *
Чарльз, лорд Джарвис, стоял во внутреннем дворике Карлтон-хауса, ожидая прибытия испанского министра, когда к нему, выстукивая каблуками сапог по брусчатке военную дробь, подошел Брюс Эптон-Смит.
– Есть новости, – понизив голос, сообщил полковник.
– Не здесь, – бросил барон, вглядываясь в худощавое, темное от загара лицо агента.
Мужчины отошли из суматохи возле крыльца под укрытие галереи.
– Убийца, раненный прошлой ночью, скончался.
– Вам что-то удалось у него узнать?
– К сожалению, он умер до того, как мы смогли к нему добраться, – полковник бросил взгляд на вход во дворец. – Кроме того...
– Что еще?
– Сегодня днем Фарли, один из наших людей, следил за мисс Джарвис, когда она виделась с лордом Девлином, но… потерял их.
Барон так долго молчал, что у полковника дернулся желвак на щеке.
– Где это произошло?
– Возле Тауэра. Мисс Джарвис вначале встретилась с виконтом возле хирургического кабинета этого ирландца, Пола Гибсона. Фарли следовал за ними оттуда до самой церкви Святого Олафа на Сизин-лейн.
– Куда? И что, скажите на милость, они там делали?
– Не знаю, сэр. Но подозреваю, это был просто отвлекающий маневр. Когда агент последовал за ними в церковь, Девлин выскользнул и перерезал ему подпругу. Фарли настиг их только позже, уже на Боу-стрит.
– На Боу-стрит?
– Так точно, милорд. Сэра Уильяма убили. Боюсь, мисс Джарвис присутствовала, когда обнаружили тело.
– С ней все в порядке?
– С мисс Джарвис? – полковника, казалось, удивил сей вопрос. – Разумеется, милорд.
На Пэлл-Мэлл уже зажгли новые газовые фонари [47], их мерцающие огоньки были едва различимы в последних лучах солнца.
– Ваш человек – болван, – сердито бросил Джарвис.
– Так точно, сэр. Но, по-моему, вам следует знать, что мисс Джарвис намеренно избегает нашей защиты.
Достав табакерку, барон открыл ее одним умелым щелчком. Хоть он и не смотрел на Эпсона-Смита, но чувствовал его присутствие. Этот хладнокровный, исполнительный и ни перед чем не останавливающийся агент не знал неудач. Поднеся к носу понюшку табаку и глубоко вдохнув, вельможа буркнул:
– Мне плевать, даже если вам придется послать следить за моей дочерью целый полк. Такого больше не должно случиться. Вам ясно?
Что-то вспыхнуло в глазах агента, но тут же угасло.
– Да, сэр. А лорд Девлин?
Джарвис захлопнул табакерку и повернулся к полковнику.
– Я же говорил – с Девлином я разберусь сам.
ГЛАВА 37
Себастьян пересекал Маргарет-стрит, направляясь на Куин-сквер на встречу с сэром Генри, когда услышал сзади глухой оклик:
– Лорд Девлин!
Виконт обернулся.
Через Нью-Пелес-Ярд [48]к нему приближался одетый в вечерний наряд лорд Фэйрчайлд, чей подбитый шелком плащ развевался от каждого сердитого шага.
– Прошу прощения?
Лицо Фэйрчайлда приобрело оттенок, средний между пурпурным и фиолетовым.
– Вы что, за дурака меня держите? – слова выстреливали, словно пули. – Вы прекрасно понимаете, о чем я!
– Если вы имеете в виду расследование смерти вашей до…
– Ради Бога, не здесь, – прохрипел барон, увлекая виконта дальше по улице. – Так вот ради чего все это? – понизил он голос до свистящего шепота. – Нападками на репутацию моей дочери вы хотите навредить мне?
– Это все, – возразил Себастьян, пристально вглядываясь в искаженные, пошедшие пятнами черты собеседника, – ради справедливости. Справедливости для убитой женщины, зарытой в безымянной могиле.
Фэйрчайлд так крепко стиснул зубы, что даже челюсть задрожала.
– Моя дочь в Нортгемптоншире, слышите?! В Нортгемптоншире! А если будете упорствовать в своих инсинуациях, клянусь Богом, я вызову вас на дуэль!
Виконт смотрел в налитое кровью, мясистое лицо и думал о короткой и трагической жизни Рейчел Фэйрчайлд. Он припомнил «склонность» барона к маленьким девочкам, и в душе поднялась такая волна отвращения, что даже желудок свело. Когда-то Девлин полагал, что связь между отцом и его детьми – одна из самых тесных, уступающая разве только связи ребенка с матерью. Отношения виконта с собственным отцом никогда не были простыми. Себастьян всегда чувствовал, что разочаровывает и расстраивает Гендона. Было время – в черные дни после смерти последнего из старших братьев – когда мальчику казалось, будто граф его ненавидит. Ненавидит за то, что Себастьян остался жить, в то время как другие сыновья умерли. Но при всем при том Гендон преданно защищал уцелевшего сына – как залог будущего. Себастьян считал, что все отцы такие. Только в прошлом году он обрел понимание, насколько непрочной – и второстепенной – может оказаться отцовская привязанность.
Над городом поплыл мелодичный перезвон колоколов Вестминстера, отбивающих время.
– Я так понимаю, нынче важное обсуждение по королевским указам, – ровным голосом заметил Себастьян. – Вы опоздаете.
Лорд Фэйрчайлд открыл было рот, но тут же его захлопнул и повернулся уходить, набычившись и стиснув зубы.
Девлин дождался, пока барон отойдет на несколько шагов, затем окликнул:
– Я слышал, именно вы нашли тело своей первой жены. Как… трагично.
Яростно дернувшись всем своим массивным телом, лорд Фэйрчайлд резко обернулся.
– Если вы намекаете…
– Я не намекаю, – возразил виконт и продолжил свой путь на Куин-сквер.
* * * * *
– Неплохое новшество, – кивнул сэр Генри Лавджой на ряд подмигивающих огоньками газовых ламп, заливавших кофейню Маклеода мягким золотистым светом. Газовые фонари уже пришли на смену старым масляным светильникам на Пэлл-Мэлл и близлежащих улицах, но из владельцев заведений мало кто оказался таким современным – и отважным – как хозяева этой кофейни. Взрывы и отравление угаром вследствие протекающих горелок ограничивали использование газа открытым воздухом. – Поговаривают, в будущем не только каждая улица в Лондоне, но и каждый дом будет освещаться таким способом.
– Поговаривают, из-за утечки с газовых заводов дохнет рыба в Темзе, – прислонился Себастьян к стенке кабинки.
– Противники прогресса существовали во все времена, – нетерпеливым жестом отмел сэр Генри предположение о загрязнении. Помимо юриспруденции, второй страстью в жизни маленького магистрата была наука, и критики в ее адрес он не выносил.
Поднося к губам чашку, виконт примирительно улыбнулся.
– Слышал, именно вам посчастливилось обнаружить сегодня тело сэра Уильяма. Вы поэтому разыскали меня и угощаете теперь кофе?
47
Изобретатель газовых фонарейна горючем газе (патент 1799 года) - англичанин Уильям Мердок - поначалу подвергся насмешкам. Вальтер Скотт писал одному из своих друзей, что какой-то сумасшедший предлагает освещать Лондон дымом. Несмотря на подобные замечания, Мердок с успехом продемонстрировал преимущества газового освещения. В 1807 году фонари новой конструкции были установлены на улице Пэлл-Мэлл и вскоре покорили все европейские столицы. Сначала просто жгли газ на конце трубки, затем стали применять металлические горелки. Первые такие горелки быстро подвергались коррозии, и от этого яркость свечения фонарей могла сильно меняться, словно подчеркивая призрачность окружающих предметов.
48
Обе палаты парламента Великобритании размещаются в Вестминстерском дворце, выстроенном для короля Эдуарда-Исповедника, вступившего на престол в 1042 году. Перед ним была небольшая площадь, называемая Пелес-Ярд (буквально «дворцовый двор»). Когда в 1097 г. для Вильгельма II Рыжего, сына Вильгельма-Исповедника, построили Вестминстер-холл, небольшую площадь, расположенную с его северной стороны, стали называть Нью-Пелес-Ярд(новым двором), а более давнюю - Олд-Пелес-Ярд (старым двором). В давние времена на Нью-Пелес-Ярд выставляли на всеобщее обозрение преступников, посаженных в колодки.