А могу и не пересмотреть. Дух захватывало от того, что я могу. Или от страха перед штабс-капитаном — так и не понять сразу. Но то, что дух захватывало, — это сомнению не подлежало.

— Я вам уже рассказал.

Зелень из глаз исчезла, но честности там не наскреблось бы и на грамм.

— Александр Михайлович! — укоризненно бросила я. Наверное, излишне громко, потому что Тимофеев посмотрел на нас и нахмурился, поэтому я закончила куда тише: — Будете продолжать вешать мне лапшу на уши, разговор у нас не получится.

— Лапшу на уши? Впрочем, я понял, что вы имеете в виду, Лиза.

Ещё бы он не понял: будь то, что Волков рассказал, правдой, он бы не прибежал сегодня, испытывая уверенность, что я могу выйти за Львова. А значит, смерть мне точно не грозит. Во всяком случае— от лисы.

— Подсунули мне Воронова, чтобы запугать.

— А вы не из пугливых, да, Лиза? Но зачем мне вам помогать, если вы собираетесь украсить свою прекрасную головку короной не в моей компании? Мне кажется, мы бы с вами смотрелись на троне куда лучше, Лиза. Подумайте об этом.

Если бы нас сейчас увидела Полина Аркадьевна, вся бы изошла на ревность, настолько выразительной была поза штабс-капитана. Можно сказать, неприкрытая любовь и восхищение. Подумать только, такая прекрасная актёрская игра — и только ради того, чтобы заполучить рычаг влияния. Один из — уверена, Волков уже запасся пачкой.

— Видите ли, Александр Михайлович, на троне смотреться я вовсе не хочу. Ни с вами, ни с кем другим.

— А чего же вы хотите, Лиза? — удивился он.

— Спокойной жизни хочу. Чтобы никто не мешал жить так, как мне этого хочется.

— Вы мечтаете о невозможном, Лиза. Впрочем, молодости свойственная наивность, — насмешливо сказал Волков. — И то, и то проходит с возрастом. Но я готов пойти вам навстречу. Отдайте мне то, из-за чего у нас с вами возникли разногласия, и я обеспечу вам покой.

— В гробу? — немного нервно уточнила я, потому что в его глазах опять начинала пробиваться зелень.

Причём не яркая жизнерадостная зелень летнего леса после дождя, а этакий переливчатый оттенок, который появляется на тухлой рыбе или мясе и сопровождается жуткой вонью, выворачивающей нутро. Мне казалось, что-то такое уже витало в воздухе…

— Как вы нехорошо обо мне думаете, Лиза, — укорил Волков. — Разве бы у меня поднялась рука на такую красивую барышню?

— Разумеется, поднялась бы, если бы этого потребовали ваши интересы. Да вас бы даже потом совесть не мучила, Александр Михайлович. Потому что нет её у вас. Либо не завезли, либо истратили уже всю.

Волков неожиданно хохотнул вместо того, чтобы оскорбиться и состроить святую невинность. Впрочем, эта роль ему бы точно не удалась: как ни лицедействуй, а волчью натуру под овечьей шкурой надолго не спрячешь.

— Хорошо, Лиза, — проникновенно прошептал он. — Я вам докажу обратное, протяну руку помощи. Помогу со вторым зверем и даже ничего взамен не попрошу.

Это было несколько обескураживающе и даже шло вразрез с моими представлениями о Волкове, но не ухватиться я не могла.

— Когда, Александр Михайлович?

— Сегодня ночью.

— Ночью? — удивилась я, уже чувствуя подвох.

— Разумеется. Такие ритуалы проводят исключительно по ночам. И отпустите эту свою… — Он сделал вид, что задумался, хотя после фееричного выступления Свиньиной-Морской, имя моей прислуги забыть было невозможно. — Ах да, Полину. Отправьте её на всю ночь. Посторонних в квартире быть не должно.

Охватившее меня разочарование было сильным, но ожидаемым.

— Александр Михайлович, вы меня совсем за дурочку держите?

— То есть вы не согласны? — с милой улыбкой уточнил он. — А зря, Лиза. Сразу бы всё решили.

Ага, решили бы: и со вторым зверем, и с артефактом, и с волковским наследником. Нет, с этим типом ухо нужно держать востро.

— Александр Михайлович, вы напрасно тратите своё и моё время, — довольно резко ответила я.

— Боги мои, Лиза, как же с вами сложно, — раздражённо выдохнул он. — Я хочу вам помочь, что вас не устраивает?

— Вы, разумеется. — Дёрнула я плечом. — Я же не могу вставать на пути счастья моей подруги.

— Вы сейчас о ком? — нехорошо он прищурился.

— О Полине Аркадьевне, разумеется. Кстати, она собиралась зайти перед занятиями, предлагала пойти на них вместе.

Поленька ничего такого не говорила, но на войне все средства хороши. А уж на войне с Волковым, можно сказать, даже нет запрещённых приёмов, каким, вне всякого сомнения, являлось упоминание Свиньиной-Морской.

Мою руку Волков поцеловал довольно элегантно, провернув всё столь быстро, что я не успела не только её отдёрнуть, но и вообще понять, что случилось.

— Я навещу вас завтра, Лиза, — проникновенно сказал он. — Возможно, к этому времени вы наконец поймёте, что без моей помощи вам не обойтись.

С Тимофеевым он тоже попрощался вежливо, но коротко и совершенно сухо.

— Елизавета Дмитриевна, мы согласны, — сказал Тимофеев, лишь только я захлопнула дверь за Волковым.

Это он несколько поторопился: не уверена, что штабс-капитан не услышал его слов. Впрочем, даже если услышал, вряд ли он поймёт, о чём речь. На всякий случай дверь я приоткрыла и выглянула в коридор, но Волков удалялся столь резво, словно уже слышал лай догоняющих собак, и ему точно было не до подслушивания.

На занятия вечером я не пошла: хотя я прекрасно осознавала, что не следует их пропускать, но грозящее общение со Свиньиной-Морской перебивало все возможные плюсы. Да и не факт, что они будут: если занятие превратится в подобие того, на котором Поленька училась контролю, толку от него всё равно не будет, а к следующему занятию преподаватели могут найти убедительные причины отстранить дочь столь важной особы от занятий. Дабы не пострадала, например. Кроме того, у меня крепла уверенность, что Поленька тоже в курсе салонных сплетен, а что ей будет двигать — желание подружиться или убрать возможную соперницу — знает только Поленька. Конечно, всё время, что мы знакомы, она охотится за Волковым, но вдруг Львов покажется ей куда более заманчивой целью? И вообще, вдруг она из тех людей, кто государственные интересы ставит выше личных? А что важнее для государства правильной будущей императрицы? Разумеется, с точки зрения Свиньиных-Морских.

Домой я пришла раньше, чем собиралась, поэтому Полина тут же побежала на кухню готовить ужин. Мне её занятость оказалась на руку, поскольку, как только я вошла в гостиную, тут же проявился Мефодий Всеславович и, не успела я поставить полог от прослушивания, выпалил:

— Таки узнал я, Елизавета Дмитриевна, что нужно со вторым зверем делать.

— У кого узнали? — подозрительно уточнила я.

— У других домовых. Беседа у нас сегодня зашла, вот и выспросил всё.

— Вы им рассказали обо мне? — испугалась я.

В лояльности Мефодия Всеславовича я не сомневалась, но у остальных домовых были свои хозяева, которым совершенно незачем знать о моей тайне. Нет, я прекрасно понимала, что тайной она пробудет недолго: если углядел один, углядит и второй, к гадалке не ходи, но лучше, чтобы это произошло как можно позже.

— Да вы что, Елизавета Дмитриевна? — искренне возмутился Мефодий Всеславович. — Нешто я не разумею, что можно говорить, а что нет? Совершенно случайно речь зашла, у одного из домовых был хозяин как раз из таких, с двумя зверями. И рассказывал он занятно, вопросы не только я задавал, так что никто ничего не заподозрил. Но я выяснил всё, что нужно.

— Ох, спасибо, дорогой вы мой Мефодий Всеславович, — оживилась я. — А что нужно?

Домовой вскинул голову, расправил плечи и словно бы увеличился в размере от важности, и дальше уже говорил, солидно растягивая слова, да ещё и останавливаясь в особо патетических моментах:

— Ничего сложного не нужно, Елизавета Дмитриевна. Обращаетесь ко второму зверю так, словно это неотъемлемая ваша часть. — Он поднял указательный палец к потолку, чтобы я никак не пропустила этих слов. — Рычите, если нужно, подминаете под себя. Всё это необходимо делать в зверином облике, который вам уже подчиняется. Оказалось, это обычное дело: второй облик хоть и редко бывает, но не является чем-то таким очень невозможным. Даже странно, что я раньше не слышал. Но Горностаевы никогда особо не выделялись. Оказывается, у сильных кланов главы часто раньше по два облика имели. Ну так это и сила должна быть, чтобы главой стать.