– И еще я говорил с Ритой Ляо. Ее программисты очень воодушевились тем, что ты им передала. И разработали пакет финансовых приложений и сетевых программ, которые отлично пойдут на новых микропроцессорах пауков.
Триксия покивала.
– Да-да. Я с ними каждый день говорю.
Переводчики отлично сотрудничали с зипхедами-программистами низкого уровня и с зипхедами-юристами и финансистами. Эзр подозревал, что причина в том, что переводчики не знают этих областей – и наоборот.
– Рита хочет основать на планете корпорацию по продаже этих программ. Они должны задавить любые местные, и нам нужно насыщение.
– Да-да. Корпорация «Программы Процветания» – я уже придумала название. Но еще слишком рано.
Он еще с ней поболтал, пытаясь добиться реалистичной оценки времени для передачи Рите Ляо. Триксия была в одном потоке с зипхедами, которые разрабатывали стратегию внедрения, и потому их объединенная оценка должна была быть достаточно точной. Выполнение всех работ по компьютерной сети – даже при совершеннейшем знании и планировании – зависит от структуры самой сети. Пройдет не менее пяти лет, пока появится большой коммерческий рынок программ, и еще какое-то время, когда общедоступные сети Пауков достаточно разовьются. До этого стать главным наземным игроком на этом рынке практически невозможно. Даже сейчас постоянно манипулировать можно было только с военной сетью Аккорда.
Эзр очень скоро дошел до последней строки своего списка. Это могло казаться мелочью, но он по долгому опыту знал, что сейчас начнутся неприятности.
– Новая тема, Триксия – но это особый вопрос по переводу. О цвете «клетчатый». Я заметил, что ты все еще используешь его в описании визуальных сцен. Психолог…
– Както. – Триксия чуть прищурилась. Когда два зипхеда взаимодействуют, у них либо возникает почти телепатическая близость, либо они ненавидят друг друга так, как бывает только в романах про ученых. Норм Както и Триксия Бонсол все время колебались между этими двумя состояниями.
– Да, гм, но все равно. Доктор Както прочел мне длинную лекцию о природе зрения и электромагнитном спектре и заверил меня, что разговоры о цвете «клетчатый» не могут соответствовать ничему, имеющему смысл.
Лицо Триксии свело хмурой гримасой, и на миг она стала куда старше, чем хотелось бы видеть Эзру.
– Это настоящее слово. Я его выбрала. Контекст ощущался…
Она нахмурилась еще сильнее. Чаще, чем обратное, случалось, что ошибка перевода оборачивалась – может быть, не буквальной правдой, но хотя бы ключом к неизвестным пока аспектам жизни пауков. Но фокусированные переводчики, даже Триксия, могли и ошибаться. В ранних переводах, когда она и ее коллеги только нащупывали путь в незнакомом ландшафте этой расы, были сотни поспешных выборов слов, и добрую часть их впоследствии пришлось выбросить.
Проблема в том, что для зипхедов выбросить что-то из своей фиксации нелегко.
Триксия была близка к настоящему огорчению. Признаки, правда, не экстремальные. Она часто хмурилась, хотя не так ожесточенно. И даже когда молчала, не прекращала работать со своей двуручной клавиатурой. Но на этот раз анализ, который выдавал ей наголовный дисплей, вырисовывался на стенах. Дыхание ее стало чаще, когда она снова включила критику в уме и в присоединенной к нему сети. Никакого контробъяснения у нее не было.
Эзр протянул руку и тронул ее за плечо.
– Дополнительный вопрос, Триксия. Я немного поговорил с Както насчет этого «клетчатого».
На самом деле разве что не затравил этого человека. Часто это был единственный способ работы с фокусированными специалистами: сосредоточься на специальности зипхеда и конкретной проблеме и продолжай задавать один и тот же вопрос разными способами. При некотором искусстве и разумном везении такой метод приводил общение к результату. Даже после семи лет Вахты Эзр не был в этом деле специалистом, но в случае Норма Както все же сумел чего-то добиться.
– Мы подумали, не может ли у пауков быть такого метода зрения, когда получается мультиплексный доступ – понимаешь, долю секунды мозг воспринимает в одном спектральном режиме, в следующую долю секунды – в другом. И может получаться – не знаю, как сказать – эффект ряби.
На самом деле Както отмел эту идею как абсурдную, сказав, что если мозг паука и работает в режиме разделения времени для визуального восприятия, на уровне сознания картина все равно получается непрерывной.
Пока он говорил, Триксия сидела почти недвижно, только пальцы ее все шевелились. Постоянно бегающий взгляд остановился… на глазах Эзра. Он говорил нечто не бессмысленное и близко к центру Фокуса. Потом она отвела глаза, начала что-то наговаривать в голосовой ввод и еще яростнее забарабанила по клавиатуре. Прошло несколько секунд, и ее глаза заметались по комнате, следя за фантомами, видными только на ее скорлупках. Потом, резко:
– Да! Это все объясняет. Я никогда даже не думала… я выбрала это слово по контексту, но…
По стенам, где было видно им обоим, побежали даты и географические пункты. Эзр попытался уследить, но его скорлупки все еще не имели доступа в сеть Хаммерфеста; только по неопределенным жестам Триксии он мог следить за событиями, которые она просматривала.
Эзр поймал себя на том, что улыбается. Триксия сейчас была ближе всего к нормальности, пусть даже это был какой-то триумф маньяка.
– Смотри! Кроме одного случая болевой перегрузки, каждое применение слова «клетчатый» связано с низким уровнем тумана, низкой влажностью и широким диапазоном яркости. В этих ситуациях полный цвет… ветмут 3 … – Она пользовалась внутренним жаргоном, который неизбежно использовали между собой фокусированные переводчики. – Изменилось настроение языка. Мне нужно было специальное слово, и «клетчатый» вполне подходит.
В целом сеанс прошел хорошо. И тут Триксия выдала невероятный сюрприз. Почти не прерывая своей речи, она подняла руку с клавиатуры и взяла пирожок. Оторвав его от якоря, она вгляделась в пену и аромат – будто вдруг узнав, что такое пирожок и какое удовольствие бывает от поедания таких предметов. Потом она сунула его в рот, и легкая глазурь расплескалась по ее губам цветными капельками. Ему показалось, что она закашлялась, но это был звук счастливого смеха. Она прожевала, проглотила… и выдала более чем довольный вздох. Впервые за все эти годы Эзр увидел ее такой счастливой по причине, лежащей вне ее Фокуса.
И даже руки прекратили непрерывное движение на пару секунд. А потом прозвучало:
– Итак. Что еще?
Вопрос дошел до Эзра не сразу.
– А, да. – На самом деле вопрос был в списке последним. Но – ура! Пирожок сотворил чудо. – Еще одно, Триксия. То, что тебе следует знать. – И то, что ты, быть может, поймешь в конце концов. – Ты не машина. Ты – человек.
Эти слова действия не оказали. Может быть, она их даже не услышала. Руки снова застучали по клавишам, взгляд бегал по изображениям на скорлупках, Эзру не видным. Он подождал несколько секунд, но внимания, которое она уделяла ему только что, и следа не осталось. Он вздохнул и направился к выходу.
И тут, быть может, через пятнадцать секунд после его слов, Триксия вдруг подняла глаза. На ее лице снова появилось выражение – на этот раз удивление.
– Правда? Я не машина?
– Правда. Ты – личность.
– А!
Снова отсутствие интереса. Она вернулась к своей клавиатуре, бормоча что-то в голосовую связь с невидимыми собратьями-зипхедами. Эзр тихо вышел. В прежние годы он бы ощутил себя раздавленным, или по крайней мере подавленным таким резким прекращением контакта. Но это было всего лишь нормой для зипхеда. А он на миг к ней проломился.
Эзр пробирался по капиллярным коридорам. Обычно эти извилистые проходы, где едва помещаются плечи, его нервировали. Каждые два метра дверь камеры, справа, сверху, слева, снизу. Что если тут когда-нибудь случится паника? Если понадобится эвакуация? Но сегодня… он услышал эхо и понял, что насвистывает.
При выходе в главный коридор Хаммерфеста его перехватила Анне Рейнольт. Ткнув пальцем в ползущий за ним контейнер, она сказала:
