Он миновал модуль пароля/отзыва. Вошел! Огоньки позади его глаз замигали почти случайными стимулами. Килосекунды потребуются, чтобы научить сеть локализаторов той точности, которой требует такая связь. Зрительный нерв слишком велик и сложен, чтобы сразу было четкое изображение. Неважно. Сеть теперь разговаривала с ним надежно. Старые настройки вышли из укрытия. Локализаторы определили его физические параметры; с этой минуты он может говорить с ними многими способами. На этой Вахте у него оставалось еще почти 3 Мсек. Достаточно времени на самое необходимое: внедриться в сеть флота и задать новую историю прикрытия. Какой она будет? Да, что-нибудь постыдное. Настолько постыдное, что будет понятно, почему «Фам Тринли» все эти годы изображал из себя шута. История, которой Нау и Брюгель поверят и будут считать, что у них есть рычаг воздействия на него. Какая же?

Фам почувствовал, как у него лицо растягивается в невольной улыбке.

Замле Энг, да гниет в аду твоя душа работорговца! Ты мне причинил столько горя; может быть, после эксгумации от тебя наконец будет польза.

«Детский час науки». Какое невинное название. Когда Эзр вернулся после долгого пребывания вне Вахты, это стало его личным кошмаром. Ведь Чиви обещала; как же это могло случиться? Но каждый прямой эфир был еще больше цирком, чем предыдущий.

А сегодня может быть самый худший. Если повезет, то и последний.

Эзр вплыл в бар Бенни за тысячу секунд до начала передачи. До последнего момента он собирался смотреть из своей комнаты, но мазохизм победил и на этот раз. Он сел в толпе и стал молча слушать разговоры.

Заведение Бенни стало центром жизни в лагере L1. Оно существовало уже шестнадцать лет. Сам Бенни был в двадцатипятипроцентном цикле дежурств, и заведением управлял он сам, его отец, Гонле Фонг и еще некоторые. Старые обои кое-где вздулись волдырями, и там терялась иллюзия трехмерности. Все здесь было неофициальное – что-то позаимствовано из других строений облака L1, что-то сделано из снега, алмаза и льда. Али Лин даже принес грибную матрицу, которая позволяла выращивать неимоверную древесину, со структурой и чем-то вроде годичных колец. В какой-то момент за время отсутствия Эзра бар и стены выложили панелями темного полированного дерева. Уютное местечко, почти такое, как могли бы сделать свободные люди Кенг Хо…

Столы заведения были изрезаны именами людей, которых можно было не видеть годами, тех, у кого расписание Вахт не перекрывается с твоим. Над баром висела постоянно обновляемая схема Вахт Нау. Как и почти во всем, эмергенты использовали стандартные обозначения Кенг Хо. Глянь на схему – и увидишь, сколько мегасекунд, своего времени или объективного, пройдет до тех пор, пока встретишь того или иного человека.

Пока Эзр был вне Вахты, Бенни дорисовал схему. К ней добавилась текущая дата по системе Пауков, в обозначении Триксии – 60//21. Двадцать первый год текущего «поколения» пауков, то есть шестидесятого цикла с момента основания какой-то династии или чего-то в этом роде. Как говорила старая пословица Кенг Хо: «Если начинаешь использовать местный календарь, значит, ты слишком долго торчишь на одном месте». Двадцать один год с момента Вспышки, с момента смерти Джимми и его группы. После номера поколения и года шел номер дня и время в лэдильских «часах» и «минутах» – в шестидесятеричной системе, которой переводчики так и не удосужились найти разумного объяснения. Но все сидящие в баре понимали этот отсчет времени так же легко, как если бы читали время с хрона Кенг Хо. Они с точностью до секунды знали, когда начнется представление Триксии.

Представление Триксии. Эзр скрипнул зубами. Публичный спектакль рабов, и хуже всего – что никого это не смущает. Капля по капле мы сами становимся эмергентами.

Дзау Цинь с Ритой Ляо, еще полдюжины других пар – две из Кенг Хо – сгрудились за обычными своими столами, болтая о том, что сегодня может произойти. Эзр сидел на периферии группы, раздираемый интересом и отвращением. Теперь у него были друзья даже среди эмергентов. Скажем, Дзау Цинь. Ляо и Цинь были морально слепы, как и положено эмергентам, но были у них свои проблемы, вполне человеческие, вызывающие сочувствие. Иногда, когда никто другой не видел, Эзр замечал что-то такое в глазах Циня. Дзау был талантлив, имел склонность к науке. Если не повезет в эмергентской лотерее, его университетская жизнь может кончиться Фокусом. Вообще-то эмергенты умели каким-то двоемыслием обходить такие углы. Дзау это не всегда удавалось.

– …так боюсь, что это будет последний раз!

Рита Ляо была неподдельно встревожена.

– Ладно, Рита, не мрачней. Мы даже не знаем, есть ли тут настоящая проблема.

– Это точно. – Гонле Фонг вплыла сверху головой вперед, раздавая пузыри «Алмаза и льда». – Думаю, зипхеды… – она осеклась, бросив на Эзра виноватый взгляд, – …переводчики не уловили смысл. Объявления передачи совершенно бестолковые.

– Нет-нет, они вполне ясны.

Это возразил кто-то из эмергентов, представив тут же отличное объяснение, что вообще такое значит «внефазное извращение». Проблема тут была не в переводчиках, а в неспособности человека понять такое странное явление.

«Детский час науки» был первой массовой радиопередачей, которую перевели Триксия и ее коллеги. Даже найденное соответствие между устной речью и расшифрованной ранее письменной формой уже было триумфом. Ранние передачи – пятнадцать объективных лет тому назад – переводились в виде распечаток. Их тоже обсуждали в заведении Бенни, но с тем же отвлеченным интересом, что и последние зипхедские теории насчет Мигающей. Шли годы, и передача сама по себе завоевывала популярность. И отлично. Но где-то 50 Мсек тому назад Чиви Лин Лизолет заключила сделку с Трагом Силипаном. И каждые девять-десять дней Триксия и другие переводчики выпускались в прямой передаче. Пока что на этой Вахте Эзр с Чиви не сказал еще и десяти слов.

Она обещала присмотреть за Триксией. Как полагается поступать с тем, кто нарушает слово?

Даже теперь Эзр все равно не верил, что Чиви – предательница. Да, но она спит с Томасом Нау. Может быть, это «положение» она использует для защиты интересов Кенг Хо. Может быть. А в результате все это, кажется, выгодно только Нау.

Эзр уже видел четыре «представления». Сильнее любого нормального переводчика-человека и уж куда сильнее любой машинной системы – каждый зипхед сопровождал перевод эмоциями и языком жестов.

«Раппопорт Дигби» – так называли зипхеды ведущего передачи. Где они подцепили такие дурацкие имена? Люди все еще интересовались этим вопросом, но Эзр знал, что почти все имена придумала Триксия. Это была одна из немногих вещей, о которых с Триксией можно было говорить – его знание Первого Классицизма. Иногда она спрашивала у него новые имена, и имя «Дигби» Эзр предложил ей много лет назад. Оно соответствовало чему-то, что она видела в характере этого персонажа. Переводчика, который играл Раппопорта Дигби, Эзр знал. Вне передачи это был типичный зипхед, раздражительный, зацикленный, необщительный. Но теперь, в роли паука Раппопорта Дигби, он был доброжелателен, говорлив, терпеливо давал детям разъяснения… Как будто зомби оживлен чей-то чужой душой.

Каждая новая Вахта видела детей пауков уже чуть-чуть других. В конце концов, вахты у большинства шли всего с двадцатипятипроцентной рабочей нагрузкой, и дети пауков проживали четыре года на каждый год космонавтов. Рита с чьей-то помощью визуализовала изображения человеческих детей, сопровождавших голоса. Эти картинки были рассеяны по обоям бара. Картинки с изображением вымышленных детей, а имена им придумала Триксия. «Джирлиб» был коротышкой с курчавыми темными волосами и озорной улыбкой. «Брент» был побольше, и не такой самоуверенный с виду, как его брат. Бенни рассказал однажды, как Ритцер Брюгель заменил улыбающиеся лица изображениями настоящих пауков: с длинными членистыми ногами, с броней – изображениями статуй, которые Эзр видел во время приземления на Арахне, дополненными изображениями низкого разрешения со спутников-шпионов.