– Хорошо, Анне, поставь на это своих людей. У тебя есть год. Вероятно, в последние килосекунды нам понадобится большой корабль на низкой орбите.

– А знаете, – сказал Брюгель, – я думаю, такой поворот событий на поверхности – к нашей выгоде. В Братстве наверху будут один-двое. Будем знать, кто отвечает, когда мы отдаем приказ. А в этом гадском Аккорде…

– Верно. В Аккорде слишком много автономных центров; это их несуверенное королевство еще хуже демократии. – Нау пожал плечами. – Так масть легла. Приходится выбирать то, что мы сможем контролировать. Не было бы кейворита, у нас было бы еще пять спокойных лет. К тому времени у Аккорда была бы готовая сеть, и мы бы захватили все без единого выстрела – цель, которую я по-прежнему буду декларировать на публике.

Ритцер наклонился вперед:

– Вот тут наша главная проблема. Как только наши люди поймут, что готовится обед из пауков, а гвоздем стола будут их друзья…

– Разумеется. Но если подать это как следует, финал должен казаться трагедией, которой нельзя было избежать и которая без наших усилий была бы еще ужаснее.

– Это будет похитрее, чем было с Дьемом. Жаль, что вы дали коробейникам расширенный доступ к ресурсам.

– Это необходимо, Ритцер. Нам нужен их гений снабжения. Но полного доступа в сеть я им не дал. Всех твоих зипхедов из безопасности мы поставим на по-настоящему пристальное наблюдение. Если необходимо, могут быть несчастные случаи с фатальным исходом.

Нау посмотрел на Анне.

– Кстати, о несчастных случаях. Есть какой-нибудь прогресс в твоей теории саботажа?

Прошел почти год после происшествия с Анне в клинике МДИ. Год – и никаких признаков деятельности врага. Конечно, и до события признаки были еле заметны.

Но Анне Рейнольт была неколебима.

– Кто-то манипулирует нашими системами, предводитель, как локализаторами, так и зипхедами. Свидетельства рассеяны очень широко, мне трудно передать это словами. Но он становится более агрессивным… и я близка к тому, чтобы его определить. Может, даже ближе, чем была перед тем, как он на меня напал.

Анне никогда не принимала объяснение, что ее память была стерта из-за глупой ошибки. Но ведь ее Фокус действительно потерял настройку, пусть даже так слабо, что она не заметила. Насколько же я должен быть параноиком? Ритцера Анне освободила от подозрений.

– Он? Кто он?

– Вы знаете список подозреваемых. Фам Тринли все еще в первой строке. За многие годы он вытащил из моих техников все, что они знают. И это он выдал нам секрет локализаторов Кенг Хо.

– Но у тебя было двадцать лет на их изучение.

Анне помрачнела.

– Поведение ансамбля невероятно сложно. И есть вопросы на физическом уровне. Дайте мне еще три-четыре года.

Нау глянул на Ритцера:

– Ваше мнение?

Младший предводитель ухмыльнулся.

– Сэр, мы это уже проходили. Тринли полезен, и мы его держим. Он, конечно, вонючка, но он наш вонючка.

Верно. Тринли много выигрывал с эмергентами и терял еще больше, если Кенг Хо когда-нибудь узнает о его предательском прошлом. Вахта за Вахтой старик проходил все тесты Нау и в этом процессе стал еще более полезен. В ретроспективе этот тип всегда был не глупее, чем должен быть. Конечно, это сильнейшее против него свидетельство. А, гной с чумой!

– Ладно. Ритцер, я хочу чтобы вы с Анне организовали так, что можно будет прихлопнуть Тринли и Винжа в любой момент. Дзау Цинь нам в любом случае нужен живым – но есть Рита, чтобы держать его в узде.

– А как быть с Чиви Лизолет, сэр?

Лицо Ритцера было непроницаемо, но Нау знал, что внутри он мерзко ухмыляется.

– А, да. Я уверен, что Чиви сообразит, как все на самом деле; и до кризиса ей придется несколько раз промывать мозги. – Но если повезет, он сможет ее использовать до самого конца. – Ладно. Это наши самые проблемные случаи, но каждый сможет докопаться до правды, если нам не повезет. Наблюдение и готовность к подавлению должны быть на высшем уровне. – Нау кивнул вице-предводителю. – Это будет тяжелая работа – весь следующий год. Коробейники – народ компетентный и работящий. До начала дела они нужны нам все – а многие из них будут нужны и потом. Перерыв может быть только во время самого захвата. В это время их разумно будет сделать просто наблюдателями.

– При этом будем скармливать им рассказы о наших доблестных усилиях ограничить масштабы геноцида. – Ритцер улыбнулся, предвидя интересную задачу. – Мне это нравится.

Они выработали общий план. Анне и ее стратегические зипхеды оснастят его деталями. Ритцер прав, это будет потруднее мокрухи с Дьемом. С другой стороны, если легенда продержится только до захвата… этого может хватить. Взяв под контроль Арахну, он сможет выбирать лучших из пауков и из людей Кенг Хо… а остальных списать в расход.

Эта перспектива казалась прохладным оазисом в конце долгого-долгого пути.

Снова наступила Тьма. Хранкнер почти ощущал вес традиций на своих плечах. Для традов – а в глубине души он всегда им был – это было время рождаться и время умирать; жизнь идет циклами, а самый главный цикл – это цикл солнца.

Хранкнер прожил два солнца. Старый уже коббер. Когда прошлый раз пришла Тьма, он был молод. Тогда была мировая война, и неясно было, уцелеет ли его страна. А в этот раз? Мелкие войны по всей планете. Но большой войны не случилось. Если произойдет, Хранкнер будет знать, что отчасти это из-за него. А если не произойдет – что ж, это тоже отчасти из-за него.

Как бы там ни было, а циклы разрушены навеки. Хранкнер кивнул капралу, придержавшему для него дверь. Вошел на покрытые инеем плиты. Он был одет в толстые сапоги, комбинезон и рукава. Холод покусывал концы рук и жег дыхательные проходы, даже проходя через аппарат подогрева. Гряда холмов Принстона сдерживала мощные снега. Это, да еще высокая набережная у реки и было причиной, почему город возрождался в каждом цикле. Но сейчас был вечер летнего дня – и при этом надо было искать на небе тусклый диск, бывший когда-то солнцем. Мир давно миновал нежность Годов Увядания, миновал даже время Ранней Тьмы. Он стоял на грани теплового коллапса, когда слабеющие бури кружат и кружат, выжимая из воздуха последнюю воду – открывая дорогу временам куда более холодным и окончательному покою.

В прежних поколениях уже все, кроме солдат, лежали бы в своих глубинах. Даже в его поколении, в Великую Войну, только несгибаемые туннельные солдаты еще вели войну во Тьме в такое время. На этот раз – на этот раз солдат было полно. У Хранкнера был собственный военный эскорт. И даже кобберы из охраны дома Андерхилла теперь носили военную форму. Но это не были сторожа, охраняющие дом от мародеров конца цикла. Принстон был переполнен народом. Новые дома, построенные для Тьмы, были забиты под завязку. Толчея в городе была такая, какой Аннерби в жизни не видел.

А настроение? Близкий к панике страх, дикий энтузиазм, часто все это у одних и тех же личностей. Бум деловой активности. Всего два дня назад «Программы Процветания» купили контрольный пакет Банка Принстона. Наверняка при этом пришлось вывернуть все финансовые резервы «Программ» и вложить их в дело, о котором специалисты по программированию понятия не имели. Это было безумие – и очень в духе времени.

Охране Хранкнера пришлось проталкиваться через толпу у входа Дома-на-Холме. Даже в границах владений суетились репортеры с маленькими четырехцветными камерами на гелиевых баллонах. Кто такой Хранкнер, они не могли знать, но видели охрану и видели, куда он идет.

– Сэр, не скажете ли вы…

– Грозят ли южане упреждающим ударом?

Этот дернул за веревочку баллона и опустил камеру почти на уровень глаз Хранкнера.

Аннерби поднял передние руки в тщательно изображенном пожатии плеч:

– Откуда мне знать? Я простой сержант.

Он и в самом деле был до сих пор сержантом, но звание мало что значило. Аннерби был один из тех кобберов без звания, под чью дудку плясала вся военная бюрократия. В молодости он знавал таких, и казались они ему далекими, как сам Король. Теперь… теперь он был так занят, что даже визит к другу приходилось рассчитывать до минуты, подводя баланс, во что может обойтись задержка в других вопросах жизни и смерти, которые ему решать.