– Сосредоточьтесь на учебе, – велел он.

И таким образом – хотелось надеяться – самая трудная часть визита оказалась позади. Если не считать младенцев, Аннерби и Андерхилл были одни в кабинете Андерхилл в прохладном нижнем этаже института. Какое-то время они поговорили о конкретных нуждах Аннерби. Если Шерканер не хочет непосредственно помочь, у него здесь есть наверняка несколько талантливых кобберов.

– Поговори с моими теоретиками. И повидайся с моими экспертами по счетным машинам. Мне кажется, что некоторые из проблем можно было бы снять, если бы существовали методы быстрого решения дифференциальных уравнений.

Андерхилл потянулся и соскочил с насеста за столом. Взгляд его вдруг стал чуть насмешливым и вопросительным.

– Хранк… если даже не считать удовольствия общения, мы достигли сегодня большего, чем могла бы дать дюжина телефонных разговоров. Я знаю, что институт – это место, которое ты любишь. Не то, чтобы здесь было твое место! У нас достаточно техников, но наши теоретики считают, что могут ими командовать. Ты – другое дело. Ты из тех, кто может командовать мыслителями и использовать их идеи для достижения своих инженерных целей.

Хранкнер слабо улыбнулся:

– Я думал, что изобретательности полагается быть матери необходимости.

– Гм! В основном так и есть. Вот почему нам нужны кобберы вроде тебя, которые могут сложить кусочки вместе. Сегодня ты увидишь, что я имею в виду. Тут есть народ, с которым тебе будет полезно повидаться, и наоборот… Жаль только, что ты не приехал намного раньше.

Аннерби начал было бормотать какие-то оправдания и остановился. Он просто не мог больше притворяться.

– Ты знаешь, Шерк, почему я не приезжал раньше. Я бы и сейчас не приехал, если бы не прямой приказ генерала Смит. Я за ней пойду в ад, и ты это знаешь. Но она хочет большего. Она хочет, чтобы я согласился с вашими извращениями. Я… у вас прекрасные дети, Шерк. Как вы могли такое с ними сделать?

Он ожидал, что вопрос будет отметен со смехом или встретит ледяную враждебность, с которой встречала Смит любой намек на такую критику. Но Андерхилл лишь минуту помолчал, играя с какой-то старой детской головоломкой. Кусочки дерева постукивали в тишине кабинета.

– Ты согласен, что дети здоровы и довольны?

– Да, хотя Брент кажется несколько… замедленным.

– Ты не думаешь, что для меня они подопытные животные?

Аннерби вспомнил Викторию Младшую и ее лабиринт. Что ж, он в ее возрасте поджаривал теркопов увеличительным стеклом.

– Э-хм, ты экспериментируешь со всем, что тебе попадется под руку, Шерк – таков уж ты есть. Я думаю, что ты любишь своих детей не меньше любого хорошего отца. И потому мне еще труднее понять, как ты мог привести их в мир вне фазы. Что из того, что лишь один из них поврежден в уме? Я заметил, что они не говорят насчет игр со сверстниками. Просто не можешь найти других таких, которые не были бы зверьми?

По виду Шерканера было ясно, что вопрос попал в цель.

– Шерк, твои несчастные дети всю жизнь проживут в мире, который будет считать их преступлением против природы.

– Мы над этим работаем, Хранкнер. Тебе Джирлиб говорил насчет «Часа науки для детей»?

– Я думал, зачем это все надо. Значит, они с Брентом действительно участвуют в радиопередаче? Эти двое вполне могут сойти за рожденных в фазе, но в конце концов кто-нибудь догадается, и…

– Конечно. Если бы не это, Виктория Младшая давно уже рвется в эту передачу. В конце концов я хочу, чтобы публика поняла. Программа освещает самые различные научные вопросы, но постоянно проходит тема биологии, эволюции, и как Тьма заставила нас жить определенным образом. С развитием технологии, какова бы ни была причина такого жесткого выбора времени рождения, она станет несущественной.

– Церковь Тьмы тебе никогда не убедить.

– И не надо. Я надеюсь убедить миллионы незашоренных кобберов, таких, как Хранкнер Аннерби.

Аннерби не знал, что сказать. Аргументы собеседника звучали так бойко… неужели Андерхилл не понимает? Любое приличное общество соглашается о чем-то в основных вопросах, в вопросах, означающих здоровое бытие народа. Это может меняться, но попытка отбросить правила – чушь, самообман. Даже если будет продолжаться жизнь во Тьме, все равно останется необходимость в приличных циклах развития жизни…

Молчание длилось. Только постукивали кусочки дерева в руках Андерхилла.

Наконец заговорил Шерканер.

– Генерал очень тебя любит, Хранк. Ты был ее самым дорогим товарищем по оружию – более того, ты достойно отнесся к ней, когда она была новоиспеченным лейтенантом, и казалось, что ее карьера окончится на помойке.

– Она лучше всех. И не виновата в том, когда она родилась.

– Согласен. Но именно поэтому она так осложнила твою жизнь в последнее время. Она думала, что из всех кобберов на свете именно ты воспримешь, что делаем мы с ней.

– Знаю, Шерк, но я просто не могу. Ты меня видел сегодня. Я старался изо всех сил, но твои кобберята видели меня насквозь. По крайней мере, Младшая.

– Хе-хе. Это наверняка. Ей не только имя досталось; малышка Виктория сообразительна, как ее мать. Но – как ты говоришь – ей придется столкнуться с намного худшим… Послушай, Хранк. Я хочу малость поболтать с генералом. Ей придется смириться с тем, чего она может добиться, а чего нет, и научиться некоторой терпимости – даже если это терпимость к твоей нетерпимости.

– Я… Это будет полезно, Шерк. Спасибо.

– А тем временем ты будешь нам нужен чаще. Но можешь приходить на своих условиях. Ребята будут рады тебя видеть, но на том расстоянии, которое ты предпочитаешь.

– Отлично. Они мне нравятся, я просто боюсь, что не смогу быть таким, как им хочется.

– Ха! Пусть определят нужную дистанцию – это будет неплохой эксперимент. – Он улыбнулся. – Они отлично умеют приспосабливаться, если посмотреть с этой точки зрения.

До Полета Фам Тринли вызывал у Эзра Винжа очень мало любопытства. По их коротким встречам у Эзра составилось впечатление о человеке пустом, ленивом и, вероятно, некомпетентном. Чей-то родственник – другого объяснения его присутствия в экипаже было не придумать. И только после нападения грубое и велеречивое поведение Тринли заставило Эзра его заметить. Иногда он бывал забавен, гораздо чаще – противен. Вахты Тринли перекрывались с Вахтами Эзра на шестьдесят процентов. Когда он приходил в Хаммерфест, там был Тринли, обменивающийся сальными анекдотами с техниками Рейнольт. Когда он навещал питейное заведение Бенни, там сидел Тринли с шайкой эмергентов, надутый и громогласный, как всегда. Прошли годы с тех пор – на самом деле, с гибели Джимми Дьема – с тех пор, как его поведение могли бы счесть предательством. Кенг Хо и эмергенты должны были сосуществовать, и в кружке Тринли было много и Торговцев.

Сегодня отвращение Эзра к этому человеку сменилось чем-то более мрачным. Дело было на ежемегасекундном заседании менеджеров Вахты, проводимом, как всегда, Томасом Нау. Это не была пустая показуха, как липовый «Комитет управления флотом» Эзра. Здесь, чтобы выжить, нужен был опыт обеих сторон. И хотя вопрос, кто тут главный, даже не возникал, Нау часто следовал многим советам, предложенным на таких заседаниях. Ритцер Брюгель был сейчас вне Вахты, и потому заседание шло без патологических обертонов. За исключением Фама Тринли менеджерами были люди, которые действительно умели работать.

Первую килосекунду все шло гладко. Программисты Кэла Омо проверили партию наголовных дисплеев для использования людьми Кенг Хо. Новый интерфейс был ограничен, но лучше, чем ничего. Анне Рейнольт представила новый список фокусированных. Полное расписание было секретным, но похоже было, что Триксия получит больше свободного времени. Гонле Фонг предложила некоторые изменения Вахт. Эзр знал, что у нее есть некоторая тайная выгода в виде платы от участников, но Нау их спокойно утвердил. Подпольная экономика, которую они с Бенни устроили, наверняка была известна Томасу Нау… но шли годы, и он ее постоянно игнорировал. И постоянно получал от нее выгоду. Эзр Винж никогда бы не подумал, что свободная торговля может сильно прибавить эффективности в таком малом и закрытом обществе, как лагерь у точки L1, но она явным образом улучшала жизнь. Люди получали самых приятных компаньонов по Вахтам. У многих в комнатах стояли пузырьки бонсай Чиви Лизолет. Размещение оборудования было настолько удобно, насколько вообще могло быть. Может быть, это лишь показывало, как неудобна была исходная эмергентская схема размещения. Эзр по-прежнему таил глубокое убеждение, что Томас Нау – самый скрытный негодяй из всех, с кем его сталкивала жизнь, массовый убийца, убивавший просто для подтверждения своей лжи. Но он был очень умен, очень внешне миролюбив. У Томаса Нау было сообразительности больше, чем нужно, чтобы понять пользу, которую приносила ему свободная торговля.