Сура что-то сделала, кресло пыхнуло и остановилось.

Она повернулась, протянула руки и положила их на плечи Фама. И вдруг он испытал странное чувство, почти кинестетическую память о ее руках на своих плечах и ее лице перед собой. Это была память еще с того времени, когда они не были партнерами, не были даже любовниками. Воспоминание о первых днях на «Репризе»: Сура Винж, молодая женщина, серьезная. Бывало, что она сильно сердилась на малыша Фама Нювена. Бывало, что она хватала его за плечи и пыталась ему втолковать то, чего молодой варвар не знал и знать не хотел.

– Неужели не понимаешь, сынок? Мы растянуты на весь Людской Космос, но мы не можем управлять всеми цивилизациями. Для этого тебе нужна раса любящих рабов. Кенг Хо никогда ею не будет.

Фам заставил себя посмотреть в глаза Суры. Она говорила это с самого начала и никогда не переставала говорить. Я должен был знать, что когда-нибудь к этому придет. И сейчас ей предстоит проиграть, и Фам ничем не может ей помочь.

– Прости меня, Сура. Когда будешь говорить свою речь, можешь сказать это миллиону человек. Многие из них поверят. А потом все проголосуем. И…

И по тому, что видел он в Великом Зале, по тому, что видел в глазах Суры Винж… впервые Фам знал, что победа за ним.

Она отвернулась, и искусственный голос был тих.

– Нет, я не буду говорить речь. Выборы? Странно, что теперь ты должен от них зависеть… Мы слыхали, ты положил конец Стрентманнианскому Погрому.

Изменение темы было дурацким, но замечание затронуло болевую точку.

– У меня оставался только один корабль, Сура. Что бы ты сделала?

Я спас их чертову цивилизацию – ту часть, которая не была чудовищной.

Сура подняла руку.

– Прости, Фам. Ты просто слишком везучий, слишком хороший. – Казалось, она говорит сама с собой. – Почти тысячу лет мы с тобой готовили это Собрание. Конечная цель всегда была химерой, но по дороге мы создали торговую культуру, которая может прожить дольше, чем самые оптимистические твои мечты. И я всегда знала, что в конце, когда встретимся лицом к лицу с Великим Собранием, здравый смысл победит. – Голова ее тряслась, голос дрожал. – Но я не могла себе представить, что тебе так повезет по времени с катастрофой Намчена – или что ты так волшебно ее используешь. Фам, если мы пойдем твоим путем, за десять лет мы наверняка получим здесь, на Намчене новую катастрофу. Через несколько сотен лет Кенг Хо распадется на десятки десятков конфликтующих структур, каждая из которых будет считать себя «межзвездным правительством». И наша общая мечта рухнет.

Да, ты прав, Фам. Ты мог бы выиграть выборы… и потому их не будет. По крайней мере таких, как ты хотел бы.

Эти слова как-то дошли до него не сразу. Фам Нювен сотни раз встречался с возможностью предательства. У него выработалось на это чутье еще раньше, чем он увидел первый звездолет. Но… Сура? Единственный человек, которому можно было доверять всегда, спасительница, возлюбленная, лучший из друзей, с которой они каждый план строили вместе всю жизнь. И теперь…

Фам оглядел комнату, и у него в уме шла такая глубокая перестройка, как не было всю жизнь. Кроме Суры, в комнате были ее помощники – шесть человек. Еще Ратко, Бутра и K°. Из его людей – только Сэмми Парк. Он стоял чуть в стороне от других, и вид у него был неважный.

Наконец Фам опять посмотрел на Суру.

– Не понимаю… но в чем бы ни была игра, вам никак не отменить голосование. Меня слышал миллион человек.

Сура вздохнула:

– Да, это так, и на честных выборах ты мог бы получить незначительное большинство. Но многие, кого ты считаешь своими последователями… на самом деле они со мной.

Она не решалась договорить, и Фам снова посмотрел на троих своих детей. Ратко избегал его взгляда, но Бутра и K° встретили его прямо и мрачно.

– Мы не хотели делать тебе больно, отец, – сказал Ратко, посмотрев на него наконец. – Мы тебя любим. Весь этот фарс с выборами был только чтобы тебе показать, что Кенг Хо не может быть тем, что ты хочешь. Но все пошло не так, как мы ожидали…

Слова Ратко не имели значения. Важно было выражение лиц детей. Та же замкнутая каменность, как у братьев и сестер Фама однажды утром на Канберре. А любовь, которая была между этими днями… фарс?

Он снова посмотрел на Суру:

– Так как же ты предполагаешь победить? Внезапная случайная гибель полумиллиона человек? Или селективная ликвидация тридцати тысяч убежденных нювенистов? Это не поможет, Сура. Там, в зале, слишком много хороших людей. Может быть, сегодня ты и победишь, но разойдется весть, и рано или поздно ты получишь гражданскую войну.

Сура качнула головой.

– Мы не собираемся никого убивать, Фам. И весть не разойдется – по крайней мере не разойдется широко. Твою речь запомнят люди в зале, но не их рекордеры – в основном участники пользуются нашими устройствами. Наше гостеприимство, ты помнишь? В конце концов твоя речь будет отшлифована до более… безопасной.

– В следующие двадцать килосекунд, – продолжала Сура, – у тебя будет специальная встреча с твоими оппонентами. Выйдя оттуда, ты объявишь о достигнутом компромиссе: Кенг Хо будет больше сил вкладывать в свои сетевые информационные службы, которые могут помочь в возрождении цивилизаций. Но ты отзываешь свое предложение о создании межзвездного правительства, убежденный нашими аргументами.

Фарс.

– Ты можешь это подделать. Но потом тебе придется убивать многих и многих.

– Нет. Ты объявишь о своей новой цели – экспедиции к дальнему краю Людского Космоса. Будет ясно, что это частично из-за горечи отказа, но ты пожелаешь нам добра. Твой дальний флот уже почти готов, Фам, примерно в двадцати градусах дальше по разлому Брисго. Мы его снарядили хорошо и честно. Автоматика флота хороша сверх обычного, куда дороже, чем может быть прибыль. Тебе не понадобится непрерывная Вахта, и первое пробуждение будет через столетия.

Фам оглядел по очереди лица собравшихся. Предательство, задуманное Сурой, могло выйти, но только если большинство капитанов флотов, которых он считал на своей стороне, на самом деле таковы, как Ратко, Бутра и K°. И только если его людям скормили соответственную ложь.

– Как… как давно ты это задумывала, Сура?

– Еще с твоей молодости, Фам. Почти все годы моей жизни. Но я молилась, чтобы до этого не дошло.

Фам кивнул, оцепенелый. Если она планировала так загодя, очевидных ошибок быть не должно. Но это и неважно.

– Мой флот ждет, говоришь? – Губы его кривились, произнося эти слова. – И все неисправимые должны быть в его экипаже. Сколько? Тридцать тысяч?

– Куда как меньше, Фам. Мы очень тщательно изучили твоих убежденных последователей.

Имея выбор, кто согласится лететь в вечный полет без возврата? Его последователей тщательно не допустили в эту комнату. Всех, кроме Сэмми.

– Сэмми?

Флаг-капитан не отвел глаз, но губы его дрожали.

– Сэр, я прошу прощения. Джан хочет для меня другой жизни. Мы – мы остаемся в Кенг Хо, но мы не можем лететь с вами.

Фам склонил голову:

– Понимаю.

Сура подплыла ближе, и Фам подумал, что может схватиться за ручку кресла и пробить кулаком эту тощую грудь под надутой оболочкой. И при этом руку сломать. Сердце Суры уже много столетий механическое.

– Фам? Сын мой! Это была прекрасная мечта, и преследуя ее, мы стали тем, чем стали. Но все же это была всего лишь мечта. Несбыточная мечта.

Фам отвернулся, не ответив. У дверей уже стояли охранники, готовые его эскортировать. На детей он не посмотрел. Мимо Сэмми Парка прошел, не сказав ни слова. Где-то в спокойной и холодной глубине сердца он желал своему флаг-капитану добра. Сэмми предал его, но не так, как другие. И Сэмми, несомненно, поверил в ложь о дальнем флоте. Даст Бог, Сэмми никогда не додумается до правды. Кто заплатил бы за такой флот, как описала Сура? Только не прижимистые купцы, как Сура Винж, ее каменнолицые дети и другие заговорщики этого дня. Куда дешевле, куда надежнее построить флот из настоящих гробов. Мой отец бы их понял. Лучшие враги – те, что спят вечным сном.