– Чего ты хочешь от русских? – спросил Майзель, когда Кондрашова вывели.

– Я хочу, чтобы они притворились глухими, немыми, слепыми и неграмотными, пока мы не достанем всех наших. А потом, – король усмехнулся, – бой покажет.

– Он не контролирует даже своих ближайших помощников. Такой аппарат невозможно контролировать, тебе это прекрасно известно. И обязательно найдется мразь, которая будет стучать Лукашенке. И не одна.

– Ему придется научиться их контролировать. Если он хочет жить. И научиться быстро.

– Ты думаешь, эта идея с деньгами сработает?

– Сработает.

– Почему ты так уверен?

– Потому что сработала с Милошевичем. И сработает с ними. Потому что они – быдло, Данек, – мягко сказал Вацлав. И в его устах это прозвучало не ругательством, а приговором. – Это мы с тобой можем в любой миг оставить все и уйти в десант, чтобы драться, чтобы победить или умереть. А они – не могут. Им не понять, за что мы воюем. Они думают – за деньги, за власть. Пусть думают. Мы притворимся, что говорим на их языке. Я буду говорить с ними на их языке, и видит Бог...

– Почему не сработало с Лукашенко?

– Потому что если зайца загнать в угол, даже он будет рычать и лягаться. И мы не оставили ему ни одного шанса.

– Он сам не оставил нам другого варианта. Мы можем только давить. Он убил Мирославу. Ты знаешь, как я к ней относился. И Андрея с Татьяной. И скольких еще!

– И мы не оставили ему шанса.

– Это было ошибкой, ты хочешь сказать?

– Я не знаю, что происходит в его мозгу, Данек. Я знаю, что он негодяй и плебей. Но убить его – не доблесть. Может, для Квамбинги. Но не для меня. Не для нас. И твоя Елена, которая помчалась туда, чтобы дать ему шанс, возможно, совершила вовсе не глупость и не безрассудство.

– Ты сам говорил, что она лучшая. Если с ней...

– Молчи. Не надо. Не кличь беду, Данек, – Вацлав взял Майзеля за плечо, сжал, сильно встряхнул. – Мы их вытащим. Клянусь моими детьми. Мы их достанем оттуда.

Они стояли, молча глядя друг на друга. В этот момент звякнул телефон Майзеля.

– Апплет тебе сбросил, – проворчал Богушек. – Будешь смотреть на свою пеночку-Еленочку, пока не повылазит.

– Гонта.

– Чего?!

– Я тебя люблю.

– Па-а-аш-шел в жопу!...

Майзель закрыл телефон:

– Огромная страна. Огромный аппарат, на редкость неэффективный. Он ничего не сможет сделать, величество, тем более – так быстро.

– Ну, пусть хотя бы попытается.

– Я не понимаю их, – пожаловался Майзель. – Мы же за них, на самом деле. И в Чечне...

– И разбомбили иранский реактор.

– Они должны понимать, почему и зачем.

– Слишком много всего, друг мой. Слишком много. Ты сам говоришь.

– Они никогда не простят нам того, что мы вышибли их отсюда. И чем больше у нас получается, тем больше они нас ненавидят. За то, что мы больше никогда не допустим ни Будапешта пятьдесят шестого, ни Берлина шестьдесят первого, ни Праги шестьдесят восьмого.

– Это не русские, Данек. Это пена.

– Я знаю, знаю, величество. Сначала Ленин. Потом Сталин. Потом эти. А где же русские? Почему их не видно, не слышно? У меня нет на них сил.

– Ты не Иисус, – усмехнулся король. – Ты не Христос, хоть и еврей. Ты и так жених на всех свадьбах.

Кроме своей собственной, подумал Майзель. Но промолчал.

– Набери мне Елену, – сказал Вацлав.

– Зачем?!

– Не задавай глупых вопросов. Это я главнокомандующий всеми вооруженными силами страны. А она сейчас – возможно, главное оружие. Набирай.

Елена сидела на переднем сиденье пожилого «Фольксвагена», на котором ее вез от Белостока к границе офицер польской разведки, когда услышала звонок. Поколебавшись, она решила все же снять трубку:

– Я же просила... – начала она.

– Здравствуй, княгинюшка, – сказал Вацлав.

– Здравствуйте, ваше величество, – вздохнула Елена. – Тяжелая артиллерия вступила в бой, да? Я не вернусь.

– Знаю. Я хочу скоординировать усилия, дорогуша.

– Ваше Ве...

– Цыц. Ты смелая, а я – хитрый. Слушай.

– Нет. Это вы послушайте меня, ваше величество.

– Ныряй, дорогуша.

– Я уже один раз оказалась права. Вы меня послушались и не пожалели об этом. Послушайтесь еще раз.

– Говори, – король включил громкую связь, чтобы Майзель тоже слышал.

– Кто-то вмешался в игру. Я не знаю, кто. Включите все свои мощности, все, что у вас есть, потому что если этот кто-то доведет свою партию до конца, будет какой-то ужас. Я чувствую, ваше величество. Просто поверьте мне.

– Почему молчала?

– Я... Нет никаких доказательств.

– Неважно. Ладно. Что ты собираешься делать?

– Я знаю кое-кого в Минске. Коллеги... Может быть, они слышали что-то. Не может быть, чтобы никто не знал! Это не Лукашенко, ваше величество. Это не его масштаба комбинация. Они же явно хотят нас втравить в полноценную войну, вы что, не понимаете?!

– Спокойно, княгинюшка. Наши примут тебя на той стороне. Я скомандую сейчас, чтобы разведподразделение передали в твое полное распоряжение. Будь осторожна и держи нас в курсе. Можешь через них, можешь сама, если разделитесь. Лучше сама, потому что у ребят субординация. Я сейчас попробую проверить твою догадку.

– Я...

– Ты молодец, княгинюшка. Тебе привет от твоего мужика. Ты держись там, ладно?

– Он слышит?

– Конечно, слышит.

– Пусть не задается, – Майзель, словно наяву, увидел ее улыбку. – Я справлюсь. И вернусь. Обязательно. До свидания, мальчики.

Вацлав сложил аппарат и посмотрел на Майзеля:

– Как ты думаешь, куда это мы вляпались?

– А в дерьмо, величество.

– Это ясно. Давай-ка я пойду, потормошу разведчиков. И израильтян, потому что без их сети чучмеков не достать.

– При чем тут чучмеки? – Майзель нахмурился. – А мне что делать?

– А ты думай, Данек, думай, потому что я не знаю, при чем тут они. Но в прошлый раз это были они. Просто по аналогии, хотя последнее – и не доказательство. И далеко не убегай, потому как я через три часа упаду замертво, и надо ж кому-то принимать командование. Сиди на ус мотай.

– Какой их меня главнокомандующий, – махнул рукой Майзель.

– Это точно, – усмехнулся король. – С одной бабой, которая ко всему еще и влюблена в тебя, как кошка, и то не можешь справиться. Пошли работать.

Они спустились в командный зал Генштаба, прошли через основной зал, где в стеклянных ячейках работали штабные офицеры, вошли в зал совещаний ОКНШ. Вацлав начал раздавать приказы, – встретить Елену на границе, передать под ее начало спецподразделение, готовить к выброске группы десанта на точки ПВО, еще, еще что-то, потом снова звонил Елене, говорил с ней, – долго; ориентировал, вводил в курс дела. Майзель ничего не мог ни произнести, ни предпринять. На него навалилась какая-то странная, совершенно не свойственная ему апатия.

Вот, значит, как Ты решил, подумал Майзель. Решил так со мной сыграть, да? Что ж, считай, Ты меня достал – до самой печенки достал. Ну, ничего. Я Тебя тоже достану.

Он стоял и смотрел на экран телефона – на схематическую карту местности, по которой перемещалась сейчас Елена, и видел медленно пульсирующий зеленый огонек, – ее маячок. Я тебя вижу, елочка-иголочка, подумал Майзель, я тебя вижу, жизнь моя, ангел мой, я тебя держу, – и провел по экрану кончиками пальцев.

Елена с двумя поляками вышла на какой-то проселок. Было темно и тихо. Вдруг впереди два раза коротко полыхнули автомобильные фары.

– Это ваши, милая пани, – сказал один из поляков. – Идите, не бойтесь, все будет хорошо.

Елена шагнула вперед, и тут же из темноты ей вышел навстречу высокий военный в экзоскафандре, молодцевато козырнул, тихо проговорил:

– Ротмистр Дольны. Приказано поступить в ваше полное распоряжение, пани Елена.