Он отключился и стал готовиться к рабочему дню. В фитнесс-студию, против обыкновения, не пошел – было неловко покидать Елену, вдруг проснется. Он оставил дверь в спальню открытой, чтобы не напугать ее и услышать, если она встанет.
Без десяти восемь зашел Гонта, принес телефон и брелок дистанционного управления новой машиной для Елены. Молча вздохнул, покачал головой, еще раз вздохнул. Майзель поморщился, сказал вполголоса:
– Перестань, братец, сопеть. Все в цвет, как ты выражаешься, – Майзель усмехнулся.
– Ага, щас, – Богушек покосился на открытую дверь в спальню и снова вздохнул. – Ты уверен?
– Я первый раз до такой степени ни в чем не уверен. Но пусть случится то, что суждено. Спасибо, Гонта. И не спускай с нее глаз.
– Знаю, знаю, – проворчал в усы Богушек. – Вечно бабы тебе жить не дают. Что за напасть такая – весь мир в кармане, а с бабами никак не устаканится?!
– Закон термодинамики, братец, – опять усмехнулся Майзель. – Все, иди, мне работать надо.
– Что с ее лайбой делать?
– В металлолом. Документы только вытащить не забудь.
– Младшего обидеть всегда легко.
Последний раз вздохнув и не сказав больше ни слова, Богушек покинул кабинет.
Когда Елена проснулась, ясный солнечный день уже заливал ярким светом спальню через окно, заменявшее собой одну из стен. Она рывком села на кровати, натянув простыню до подбородка, и огляделась. Ее одежда лежала, аккуратно сложенная, на мягком хокере рядом. На расстоянии вытянутой руки от нее находилась вешалка, на которой висел трогательно-голубой махровый халат, даже на вид казавшийся невообразимо уютным. Она потянулась к сумочке, чтобы достать сигареты, – ей вдруг нестерпимо захотелось курить. В этот миг и появился Майзель. Елена так и застыла с сигаретой и зажигалкой в руках.
– Привет, щучка, – Майзель подошел, присел на кровать. Покачав головой, осторожно отобрал у Елены сигарету и зажигалку, привлек к себе и поцеловал в губы. И ощутил с изумлением, как Елена длинно и сильно вздрогнула. Он услышал ее тихий стон и почувствовал, как ее руки тянут вверх его рубашку.
Она была такая горячая и шелковисто-влажно-скользкая внутри, что он буквально ошалел от желания. Елена почти не давала ему двигаться, ногами, руками и животом вжимая его в себя. Выпив его всего до последней капли, Елена медленно отстранилась, и на ее чудесно разрумянившемся лице появилась такая улыбка, от которой у Майзеля защемило под ложечкой. Она провела кончиками пальцев по его груди и, увидев, как вздрогнули крупно его мышцы, отзываясь на ее ласку, прошептала, по-прежнему улыбаясь:
– Какой ты гладкий.
– Тебе не нравится?
– Нравится. Просто странно.
– Это из-за скафандра.
– А-ах... Как просто.
– Иногда даже слишком.
– Ну, все. Мне нужно в ванную. Который час?
– Девятый.
– Так рано?!
– Это рано?! Ах, ну да, извини. Я заказал завтрак, его, наверное, уже принесли.
– Я сейчас, – Елена встала и направилась в ванную, взяв по дороге с вешалки халат. Запах ее духов, смешавшийся с запахом любви, снова вошел ему в ноздри, заставив кровь застучать в висках.
– Я жду в кабинете, – громко сказал Майзель и, не дожидаясь ответа Елены, оделся и вышел.
Она появилась через четверть часа, – похорошевшая, свежая, с блестящими влажными волосами, туго стянутыми на затылке. Ее вечерний наряд выглядел сейчас не самым органичным образом, но Елену это, похоже, особо не волновало:
– Какие планы?
– У меня нет на сегодня никаких особенных планов. Через двадцать минут у меня совещание с руководителями подразделений, это примерно минут сто – сто двадцать. Потом мне нужно посмотреть документы и потом еще одно совещание с другим полушарием в половине шестого и где-то до восьми. Если ве... его величество не позвонит и не возникнет, как это частенько случается, никаких нештатных ситуаций, значит, после восьми я буду полностью в твоем распоряжении. Садись завтракать.
– Как мило.
– Елена... Что-то не так?
– Я просто хочу кое-что обсудить.
– А я не хочу. И не могу сейчас это обсуждать, потому что мне нужно работать, и...
– Ага, понятно. Я с удовольствием трахнул тебя, дорогая, нам обоим было очень приятно, а теперь посиди, пожалуйста, в уголке, подожди, когда я освобожусь и снова тебя трахну. Замечательно!
– Я не трахал тебя, Елена, – Майзель поднялся. – Я занимался с тобой любовью. Мне кажется, ты это почувствовала.
Встретившись с его взглядом, она снова убедилась в том, что его называют Драконом совершенно правильно и заслуженно. Он подошел к Елене, и, взяв за руку, почти насильно притянул к себе, заставил положить руки себе на плечи и заглянул в глаза:
– Мы не будем ничего обсуждать. Мы не будем выяснять, как ты выражаешься, диспозицию. Мы вместе. И мы будем вместе. Пока что-нибудь по-настоящему ужасное не случится, Елена. А оно не случится, потому что я не хочу.
Майзель потянул ее к накрытому для трапезы столику в мягком углу кабинета, усадив на диван, сел рядом, приобнял за плечи:
– Поешь.
– А разве это самое... еще не произошло?
– Нет.
– Она знала, что так будет.
– Я не успеваю за полетом твоей мысли, дорогая.
– Ее Величество. Она знала.
– Не думаю, – с сомнением покачал головой Майзель. – Знала? Нет. Не думаю. Хотя, конечно, чисто по-женски она могла что-нибудь эдакое предчувствовать. Так что?
Елена молчала несколько секунд. Потом, проглотив комок в горле, улыбнулась и посмотрела на Майзеля, – он в который раз поразился, какие невероятно синие у нее глаза:
– Если я буду с тобой, я не смогу написать ни строчки. Мне нужно работать.
– Тебе нужно быть со мной. А мне – с тобой.
– Но ты не бросишь свои дела.
– Нет.
– Вот видишь.
– Я обещаю тебе. Столько времени, сколько нужно.
– А сколько нужно?
– Столько, чтобы ты чувствовала, – мы вместе.
– Прекрати на меня давить. То, что я... Это еще не повод!
– Это не повод. И не причина. Это следствие.
– Ты чудовище.
– Что выросло, то выросло, дорогая.
Елена подхватила маки с авокадо и красной икрой и целиком отправила его в рот:
– Чего ты улыбаешься? У тебя, между прочим, совершенно дурацкий вид.
– Не сомневаюсь. Не болтай с полным ртом. Мне нравится смотреть, как ты ешь.
– Тебе недолго удастся это делать. Я сейчас выпью кофе, выкурю сигарету и поеду по своим делам.
– Как скажешь. Вообще-то я распорядился. Напротив, – Майзель махнул рукой в сторону входной двери, – для тебя приготовили кабинет.
– Ох... Мой «пыжик». Он сломался.
– Ах, да, – Майзель движением фокусника достал откуда-то изящную вещицу, похожую на перламутровую раковину. – Вот.
– Что это?
– Это ключи от твоей машины.
– От моей машины?
– Да. Извини, дорогая. Ты не можешь больше ездить на прежней таратайке. Тем более, если она сломалась.
– Кто это решил? Ты?
– Да. Я в самом деле не могу разрешить тебе ежесекундно рисковать жизнью, сидя в консервной банке. Кстати, ты что, не можешь позволить себе нормальную машину?
– Я могу, но не хочу брать кредит в каком-нибудь из твоих банков, дорогой. А поскольку других у нас нет...
– То теперь у тебя нет другого выхода, кроме одного – принять ее от меня в подарок. Какой я ловкий, это что-то.
– Это не ты устроил?
– Что?
– Я же сказала – «пыжик» сломался. Это твоих рук дело?
– Я попросил своих друзей в Ватикане помолиться об этом. Наверное, сработало.
– Данек!
– Все, все, ежичек. Это не обсуждается. Это безопасность. Одна из моих священных коров, которых могу резать только я сам лично по собственному усмотрению. Твоя старая картофельная тележка уже наверняка в кузнечном прессе.
– И что мне сказать?!
– Скажи, что в твою жестянку угодил метеорит.
– Ну да. Эта версия ничуть не хуже, чем вариант с подарком.
– Она лучше, – убежденно заявил Майзель.
– Чем?!
– Она гораздо, гораздо смешнее.
