— Имей совесть, — перебиваю, чтобы заставить его нервничать и выдать больше информации.

— Совесть? Да совесть у меня послушная собака, а не бешенная, — заводится сын. — Только из-за твоей упертости я не смогу забрать вас с матерь…

Кладу трубку. Ничего полезного из разговора больше не получить. Понятно, что сын хорошо устроен. И на лицо конфликт на политической почве, сын пытается убедить, что со мной сработало старое правило — что посеешь, то и пожнешь. Вводные более менее ясны. Я сделал по жизни ставку не на ту лошадь. И то, что происходит сейчас — последствия неправильной политической позиции. Любопытно, что для переезда из Гонконга требуется командировка… видимо по другому нельзя?

Отсюда напрашивается второй вывод. Политика касается человека только тогда, когда он имеет соответствующий социальный статус. Значит господин Юн отнюдь не маленькая сошка, отсюда и интерес к моей персоне. И сложности с возможным переездом.

Снова звонит телефон. Наверняка сын посчитал, что сорвалась связь. Беру трубку.

— Ни хао, отец… — вместо голоса сына слышится голос дочери. — Я на месте, наша встреча в силе?

Понимаю, что у меня как минимум трое взрослых детей, что также косвенно подтверждает мое финансовое благополучие.

— Мама дома? — спрашивает дочь

— Лиджуан, — имя дочери всплывает само по себе, видимо с ней у меня куда теплее отношения, чем с сыном. — Мама сейчас не может говорить.

— Ей снова плохо, да? А ты… ты приедешь? Я жду тебя. Это очень важно, отец! Мне удалось переговорить с господином Яном, как ты и просил. А еще я привезла тебе из Пекина гостинцы!

Лиджуан сообщает адрес. Запоминаю, кладу трубку и обещаю прийти на встречу. Из душевой все еще слышны всхлипы жены. Ей нужно дать время успокоится, сейчас из нее не выудишь ничего.

Поэтому — решено, отправляюсь по указанному адресу. Возможно, дочь расскажет больше информации, тем более зацепка есть. Пока же чувствую себя как рыба, выброшенная на берег. Информационный голод гложет.

В шкафу нахожу потрепанный костюм с вытянутыми коленями. Замечаю на тумбе несколько купюр, сгребаю, кладу в карман и иду на выход. Но прежде выключаю телефон, чтобы жена не разнесла его к чертовой бабушке. Перед дверьми смотрюсь в зеркало… в отражении медленно качает головой обрюзший и неопрятный старик. Конечно, с собственным внешним видом надо что-то делать.

— Представляешь, я столько лет не видела своего отца, — вздохнула Лиджуан, и трубочкой принялась толочь лед в коле без сахара.

— Боишься не узнать? — Бию тоже не оставалась без дела, энергично сосала через трубочку коктейль с таким усердием, что желваки ходили на скулах. — Ли, а фотки отца у тебя нет? У меня хорошая память на лица. Узнаю сразу, даже если раньше видела мельком.

От вопроса подруги Лиджуан едва заметно вздрогнула, так что лед в стакане звонко стукнулся о текло. И даже на всякий случай перевернула телефон экраном вниз.

— И что ты ему будешь говорить при встрече? — захлопала глазками Джу, — Я помню, как всего через полгода учебы вернулась домой и поняла, что разговаривать с родителями мне категорически не о чем! Словно я не их дочь, а они не мои папа с мамой.

Лиджуан, Бию и Джу учились на втором курсе одного из старейших вузов страны — в Пекинском университете, также известным под сокращенным названием «Бэйда». И факультетом, на котором все трое учились, он гордились по праву — факультет международных отношений. На факультете помимо прочего, активно излучались принципы деловых (и не только) переговоров.

На практических занятиях, которые были обязательны в дисциплине, Лиджуан всегда показывала высокие результаты. Она уверенно брала вверх в спорах, всегда подбирала необходимые аргументы и вообще в коммуникациях с людьми, чувствовала себя, как рыба в воде.

Вот только сейчас Лиджуан будто проглотила язык и чувствовала себя скорее как рыба, выброшенная на берег. Как никак, это была ее первая встреча с отцом за последние четыре года.

С тех пор, как юная Лиджуан уехала на материковый Китай, они не разу не виделись и даже не созванивались. Отец всегда был категорически против ее учебы в «логове коммунистов», как он называл «Бэйда». А еще папа категорически твердил, что его любимая дочь для него теперь умерла. И единственным напоминанием о нем, была скупая открытка без подписи. То, что открытка от отца, Лиджуан знала по изображению плюшевого мишки, раньше отец называл ее медвежонком. Лиджуан сильно обижалась на отца и следующие две открытки отказалась получать, приняв решение, что отца для нее отныне больше не существует.

С тех пор многое изменилось. Отец сильно сдал, сама Лиджуан повзрослела, а главное — для ее родного Гонконга настали не лучшие времена. Поэтому Лиджуан немало удивилась, когда отец позвонил ей сам…

— О чем задумалась? — будто сквозь толщу воды послышался голос Бию.

Она высосала половину молочного коктейля и решила дать передых своим скулам.

— Да так, — отмахнулась Лиджуан. — Кола в Гонконге какая-то невкусная.

Раскрывать истинную причину своего беспокойства она не собиралась даже лучшим подругам, которым, казалось бы, безгранично доверяла.

— Не зря говорят, что наши лупоглазые «союзники», — Джи быстро согнула и разогнула оттопыренные указательный и средний пальцы на обеих руках. — Водят нас за нос!

Один из посетителей кафе за соседним столиком услышал эти слова и взяв свою тарелку с лапшей демонстративно развернулся от подруг вполоборота. А еще и что-то неразборчиво фыркнул в добавок. Правда Лиджуан особо не прислушивалась. Такие вот «фи» за последнее время стало настолько же привычны, как утренняя чистка зубов.

— Джи, не забывай, что мы в Гонконге, ага, — Бэй сделала замечание подруге.

Та только закатила глаза. Спорить они продолжили, но Лиджуан снова отвлеклась. В кафе зашел мужчина под пятьдесят, с сединой в висках и небритостью на лице. Мужчина совсем недавно был избит, о чем свидетельствовали кровоподтеки на его лице.

Лиджуан было напрягалась, но обошлось — мужчину она не знала. Он с обреченным видом держал в одной руке табличку «помогите купить билет в Пекин». В другой — стакан для мелочи, в котором даже нашлось место нескольким смятым купюрам. Посетители всячески его сторонились, не скрывая брезгливости, а тот, который сидел вполоборота к столику студенток, сунул в стакан попрошайке купюру.

— Бывший директор «Гонконг Электроникс», — послышался шепот со стороны.

Заслышав эти слова, попрошайка осунулся. В его глазах застыли слезы, а за ними повисло полное разочарование в этой жизни. Он потупив взгляд направился к выходу, даже не успев подойти к столику студенток. Такое Лиджуан тоже видела не первый раз. С управленцами старой закваски в новом Гонконге теперь никто не церемонился.

— Господи, да что же все они здесь такие конченные! — пренебрежительно фыркнула Бэй.

И не заметила, как при этих словах Лиджуан втянула голову в плечи.

— Директор, да какой он директор, если на билет в Пекин не может заработать! Нищета! И вообще, неужели нельзя нормально одеться! Его же даже в поезд в таком виде не пустят… — Бэй брезгливо вытерла руки влажной салфеткой. — Правильно делают, что давят таких, словно клопов!

Лиджуан от слов старой подруги сделалась еще грустнее. Отец Бэй был важной шишкой в партийной номенклатуре, тогда как папа Лиджуан… она гнала подальше не самые приятные мысли.

А еще ее отец стал другим, жутко запустил себя, но Бэй и Джи хотели непременно познакомиться с господином Юном. Лиджуан всегда говорила, что ее отец крупная шишка, но кое о чем умалчивала. И теперь попросту не знала, что делать со всем этим. К тому же Лиджуан отчетливо понимала, что не она одна скрывает правду. Папа и мама ей также что-то не договаривали. Слишком разительными были перемены за последние несколько месяцев. На это же Лиджуан указал ее парень, сотрудник одного интересного направления в столице…