— Вчера, — хрипит тем временем голос из динамика. — Сегодня был первый день просрочки, и начались штрафные санкции.

Поднимаю чудом уцелевший телефон жены, включаю камеру (там очень хороший зум) и, наведя на телефонный автомат, увеличиваю картинку до максимума.

На толстовке надпись «Чикаго Буллз», лицо закрыто капюшоном. На руке, держащей трубку, видна часть крупного родимого пятна.

Делаю снимок.

— Помимо жены у тебя есть дочь и сыновья, — продолжает вещать изменённый голос.

— Я открыт для встречи, называй адрес и время…

Недоговариваю — из динамика раздаются короткие гудки.

Звонящий резко бросает трубку и, выскочив из будки, подбегает к припаркованному у тротуара авто. Модель не узнаю, какой-то местный производитель, цвет кузова черный, стекла тонированы.

Тип прыгает на переднее пассажирское сиденье и я понимаю почему — из-за угла выныривает автомобиль полиции.

Быстро уехать у чёрного авто не выходит — длительный светофор.

Увы, полицейские не по их души. Кряканье сирены, автомобили пропускают патрульную машину.

Пытаюсь прикинуть — успею ли добежать? Есть сто двадцать секунд.

Стоит попытаться, выбегаю из квартиры.

Лифта ждать долго, он на первом этаже, потому бросаюсь на лестницу, там перемахиваю по пять ступеней за раз. Сто секунд в запасе есть, спуск занимает шестьдесят три из них. У меня остаётся около полуминуты в запасе, даже если внутренний таймер сбит.

Консьержка провожает меня удивленным взглядом:

— Господин Юн, господин Юн!

— Позже, — бросаю через плечо.

Вылетаю на улицу.

Двадцать пять, двадцать четыре…

Как олимпийский чемпион в беге на короткой дистанции, бросаюсь к углу дома.

Восемнадцать, семнадцать…

Сердце колотится, в боку колет, но я, сцепив зубы, выбегаю на дорогу. Ищу взглядом нужный автомобиль.

Вон он! Нужная черная машина.

Три секунды, две…

Перепрыгиваю через ограждение и, недолго думая, запрыгиваю на капот близстоящего автомобиля. Дальше бегу по крышам, замечая боковым зрением, как на светофоре загорается зеленый и как, выпучив глаза, на меня таращатся хозяева машин.

Черный седан — в третьем ряду от светофора, а первый уже начинает трогаться.

Делаю рывок, оказываюсь на его крыше, вижу через лобовое стекло рожи сидящих внутри — как я и предполагал, их двое.

Под рукой нет ничего, начинаю бить по лобовому стеклу кулаком.

Второй ряд начинает движение, водитель черного седана жмет на газ. Держаться мне не за что, поэтому, теряя равновесие, падаю на асфальт.

Удар локтями и коленями, тело прошибает электрическим током. Пошатываясь, поднимаюсь и вижу как машина с визгом скрывается за поворотом.

Застываю посередине проезжей части. Водители сигналят, объезжают меня. Хозяева машин, по крышам которых я скакал, выходят осмотреть повреждения.

А из-за поворота как по заказу выныривают скорая помощь и полиция. Полицейские, видя меня, выходят из машины…

— Стоять, не двигаться!

В горизонт выводятся черные глазки табельного оружия.

— Только попробуй побежать! — вопит полицейский. — Ру-у-уки-и-иии!..

Бежать никуда не собираюсь — не догнал, поздно уже. Не хватило нескольких секунд.

Медленно поднимаю руки, полицейские подбегают и заламывают меня, защелкивая браслеты.

Тиао Вонг никогда не искала легких путей и не брезговала открывающимися возможностями. Если путь к цели мог пройти по прямой, она всегда шла по этой прямой, чего бы оно ни стоило, каких бы сил это ни отнимало.

Зигзаги по дороге к достижению цели означали ненужные компромиссы, а на компромиссы Тиао не шла никогда либо крайне редко. Как учил отец, компромисс — это отход от цели, предательство собственных интересов и слабость.

Тиао всегда верила в эти слова, а отца она считала примером для подражания, практически идеалом.

Не по первому разу прокручивая в голове сегодняшнее посещение зала, она провернула ключ в хлипкой двери и зашла внутрь очередной съемной конуры. Бросила сумку на пол, улыбнулась половиной лица при виде разбегающихся в стороны тараканов.

В сумке, с которой она вошла, было место лишь для электрического чайника, пачки молотого кофе, кружки и надувной подушки.

Квартира была почти пустой, с ободранными обоями, которым исполнилось много десятилетий, со вздыбленным паркетом. Из обстановки — видавшее виды кресло со стертыми подлокотниками.

А еще тут была державшаяся на честно слове раковина с прогнившим краном, аналогичный санузел — и все.

Здесь Тиао придется некоторое время пожить. Так надо.

Ах да, ещё мокрый купальник… Она с пренебрежением бросила скомканную тряпку в раковину. Дальше из сумки появилась фотография господина Вонга, отца — Тиао прикрепила ее к стене липучкой.

Она вставила в розетку чайник, налила воды прямо из крана. Взяла любимую кружку с надписью «Бесплатный сыр — только в мышеловке», положила две ложки кофе.

Включив чайник, Тиао упала спиной в кресло, вытянула ноги и пошевелила носками кед. Хорошо, что расчет сработал.

Принципы? О принципах Тиао слышала, но не всегда им слепо следовала — будь иначе, никогда бы не доросла до начальника одной интересной службы в корпорации отца, в «Вонг бизнес». Огромная финансовая махина была известна далеко за пределами Гонконга. У господина Вонга, начинавшего стажером на автомойке, сегодня трудилось несколько тысяч человек кроме неё. Что до самой Тиао, она всегда делала всё для того, чтоб папа ею гордился. И она не позволит пропасть делу своего отца, не допустит, чтоб рейдерский захват случился.

Точнее, чтоб он завершился успехом: они думают, что «Вонг бизнес» сейчас ослаб, но как же они ошибаются. Ничтожества.

Щелк! Вскипел чайник.

Тиао налила кипяток в кружку, вернулась в кресло, аккуратно подобрала ноги к груди. Поставила кружку на колени и сделала осторожный глоток.

Кипяток обжег губы, но Тиао продолжила пить. Что значит примитивная физическая боль, когда на душе ТАК скребут кошки? Отец умер, вместе с ним ушел в небытие целый мир, в котором она жила все свои без малого тридцать лет.

Лучшие врачи, которых возили самолётами из материкового Китая, так и не смогли в итоге нечего сделать — лишь констатировали постфактум чужую смерть.

Тиао смотрела на фотографию на стене и вспоминала человека из бассейна. Он на удивление напоминал отца.

От мыслей отвлекла вибрация мобильного — звонила помощница, Чжоу.

К черту, сегодня ее ни для кого нет. Тиао отклонила вызов, и, откинувшись в убогом кресле, закрыла глаза.

— Секундочку! Буквально секундочку подождите! — вскинула руку Дили Симэнь, останавливая в проходе помощников.

Те держали в руках высокие, чуть ли не до потолка, стопки документов, запрошенные ею из архива.

— Госпожа Симэнь, — уборщица склонила голову, приветствуя высокую начальницу из Пекина. — Все выполнено — генеральная уборка в кабинете окончена.

Дили кивнула, прошлась по кабинету, приблизилась к подоконнику, провела по нему пальцем.

Было правда чисто, однако что-то царапало взгляд. Фотография!

Со снимка на столе в рамке улыбался жизнерадостный предшественник, обнимающий маленькую девочку. Ниже была идиотская подпись, которую даже читать не хотелось.

Упс…

Одно движение — и фотография полетела в мусорное ведро. Что-то вчера, когда Дили видела этого человека на проходной, он не казался жизнерадостным.

Ничего, и так бывает. Старому убору стоило вовремя включать голову, а не выбирать ту сторону, которая неизбежно проиграет.

Дили достала из сумочки пачку влажных салфеток, начисто вытерла столешницу и повернулась к уборщице:

— Как тебя зовут?

— Хироси.

— Ты уволена.

Уборщица обомлела:

— К-как? Что вам не нравится?

Дили ничего не ответила, лишь помахала рукой.

Женщина открыла рот, но так ничего и не смогла из себя выдавить. Вцепилась в тележку, покатила ее к двери.