Сели в коляску. Поехали.

Долго молчали. Потом Карл сказал:

— Поедем теперь в Петербург, будешь там при мне состоять, как я при отце своем — Густаве Фирлефанце! В Рентерею тебя определю. Научу делу ювелирному — камни гранить, золото резцом резать. Бог даст, как помру, дело мое да отца моего, деда твоего, — ты продолжишь.

Вновь помолчал да сказал, хошь сперва не хотел:

— Сказывал мне батюшка, будто бы колдун, что царю Петру день смерти его предрек и через то жизни лишился, нагадал, что роду нашему быть при Рентереи государевой сторожами навроде псов цепных. Как я турка воевал да смерти на поле бранном искал, не раз вспоминал про то, да не верил — смеялся над тем колдуном, словами дурными его понося. Разве можно вообразить, чтоб солдату простому сокровищами царскими заведовать?! И после, как уж на Рентерею поставлен был, — сумневался. Какой род — коли один я как перст, коли дело свое передать некому. И тогда тоже думал — врал колдун. Да вот тебя нашел! И выходит, что все верно колдун сказал — быть нам при той Рентерее, дабы сокровища государевы хранить, преумножать и от злодеев сберегать, живота своего не щадя, — тем славу и почет себе добывая!

Сперва отцу моему — Густаву Фирлефанцу.

За ним мне — сыну его, Карлу Фирлефанцу.

За нами — тебе, Якову Фирлефанцеву.

А за тобой — сынам да внукам твоим!...

И пусть так тому и быть. Потому как от судьбы — хошь с сумой она, хошь с алмазами — уйти не дано!

Послесловие

В дверь постучали.

— Кто это? — тревожно встрепенулась Анна.

Теперь утренние гости не сулили ничего доброго.

Стук повторился более настойчиво.

— Посмотри, — попросил Мишель. — Все равно дверь высадят...

Анна приоткрыла дверь, не сбрасывая цепочки.

— Там какой-то командир, — крикнула она.

— Открой...

В квартиру ввалился человек — весь в черной коже, перетянутый ремнями, с маузером на боку.

Митяй?... Он?!

Он, да не он!... Какой-то чуть иной, серьезный, повзрослевший.

При входе коротко козырнул.

— Попрощаться пришел, — сказал Митяй. — Убываю теперь эшелоном на фронт, беляков воевать. Жаль, конечно, что мы сокровищ царских не сыскали, шибко бы они пригодились советской власти. Да ныне не до них. Белая контра душит нас со всех сторон, подобно гидре...

Голос Митяя окреп, набрал силу. По всему видать, привык на митингах глотку драть.

Не сдержавшись, Мишель усмехнулся.

— Чему вы улыбаетесь? — насторожился Митяй.

— Вашей гидре, — сказал Мишель.

— А чего?... — растерялся Митяй. — Ныне все так говорят. Я вот на митинге самого товарища Троцкого слушал, так он прямо сказал — коли мы поганые щупальца не порубаем, то не быть мировой революции...

— А вы спросили — другим-то ваша революция нужна? — поинтересовался Мишель.

Митяй нахмурился.

— Кабы вы не были проверенный боец, преданный делу революции, я бы подумал, что вы контрик, — обиженно сказал он. — Такие у вас несознательные, направленные супротив советской власти речи. Но коли я вас знаю и за вас ручательство дать могу, то отношу это исключительно к вашей классовой несознательности.

С улицы раздался пронзительный свист.

Митяй забеспокоился.

— Пойду я, ждут меня, — сказал он, привычно поправляя ремни и одергивая кожаную тужурку.

— Когда вернешься-то? — спросил Мишель.

— Скоро, — уверенно заявил Митяй. — Как только побьем всю мировую контру и ее прихвостней! — И побежал к выходу...

На улице послышались возбужденные голоса, приглушенный топот.

— Р-рота!... Стройсь!

Мишель, приподнявшись на постели, выглянул в окно.

На улице, шустро бегая, строились солдаты. Разобрались по росту, встали в походную колонну, замерли в ожидании команды.

Чего ждут-то?...

Командовавший построением командир отбежал в сторону, перешел на строевой шаг, козырнул кому-то, кому — из-за подоконника не видать.

Бойцы подтянулись, подались вперед, привстали на носках, глянули молодцами. Разом прихлопнув подошвами снег, пошли вперед. Сбоку, обгоняя строй, проваливаясь по колено в сугробы, придерживая болтающуюся на боку кобуру, побежал ротный. Митяй!... Обогнал строй, с ходу попал в такт, пошел впереди — ровно, уверенно, щегольски... Повел своих бойцов...

Но вдруг обернулся на ходу на окна, задрал голову и, помахав рукой, улыбнулся во весь рот!... Как мальчишка...

И солдаты сразу же стали оглядываться, выворачивая шеи, силясь увидеть, что так развеселило их командира, кому он машет, по причине чего стали сбиваться с шага и все более разваливать ряды. Но ротный, углядев непорядок, нахмурился, прикрикнул зло, погрозил кулаком, и враз повернулись головы, выправился строй, зашагал ровно, слаженно, в ногу.

Митяй...

Хотя какой он теперь Митяй — красный командир Дмитрий... А отчества-то его Мишель даже и не знал. Все Митяй да Митяй... Не заметил, как тот в люди вышел.

Все дальше серой, извивающейся в пропасти улицы змеей уходила рота, впереди которой, вырвавшись далеко вперед, уверенно шагал ее командир...

«А на улице-то уже весна...» — вдруг заметил Мишель. Снег посерел, потек с крыш сосульками. Солнце пробило серую зимнюю муть. Не сегодня-завтра ручьи побегут.

— Весна! — тихо сказал Мишель.

— Весна... — кивнула Анна, которая стояла позади него, положив ему на плечи руки. — Скоро тепло...

И хотелось, уж так хотелось верить, что не будет боле морозов и не будет ничего худого. Что все-то — позади... И что впредь все будет только хорошо!... С ними со всеми...

Реальные исторические лица, действующие или упомянутые в романе

Анна Леопольдовна Романова(1718 — 1746), внучка Ивана V. Правительница России при малолетнем сыне, провозглашенном императором Иваном VI. В 1739 г. вышла замуж за принца Антона Ульриха Брауншвейгского. Отстранена от власти в результате дворцового переворота 1741 г. Умерла в ссылке.

Воронцов Михаил Илларионович(1714 — 1767), государственный деятель. Камер-юнкер Елизаветы до ее восшествия на престол. Участник дворцового переворота 1741 г. Вице-канцлер. Канцлер с 1758 г. до 1762 г.

Головкин Михаил Гаврилович(1705 — 1775), государственный деятель. Граф. Сподвижник императрицы Анны Иоанновны. В 1740 — 1741 гг. — вице-канцлер по внутренним делам. Выступал против Бирона. В период короткого правления Анны Леопольдовны был ее доверенным лицом. После переворота Елизаветы Петровны сослан в Якутию, где прожил до самой смерти.

Елизавета Первая (Петровна) Романова(1709 — 1761), дочь Петра Первого, императрица России с 1741 г. по 1761 г. Ослепительная красавица. Получила власть в результате дворцового переворота в ноябре 1741 г. Ее правление отличалось умеренностью и существенными достижениями в экономике. Участие России в Семилетней войне оказалось весьма успешным. Но пришедший на смену Елизавете император Петр III не захотел довести войну до победного триумфа, заключив в 1762 г. союз с Пруссией.

Иван VI Антонович(1740 — 1764), российский император в 1740 — 1741 гг. После переворота 1741 г. заключен в Шлиссельбургскую крепость. Убит при попытке его освобождения подпоручиком Смоленского полка В.Я. Мировичем.

Левенвольде Рейнгольд Густав(1693 — 1758), камергер Екатерины I, обер-гофмаршал. Сослан в Соликамск после переворота 1741 г.

Ленин (Ульянов) Владимир Ильич(1870 — 1924), политический деятель, председатель Совета Народных Комиссаров в 1917 — 1924 гг. В дальнейшем представлении не нуждается.

Лесток Иоганн Германн(1692 — 1767), граф, лейб-медик Елизаветы Петровны. Участник дворцового переворота 1741 г. В 1750 г. сослан в Углич, откуда освобожден Петром III.

Меншиков Александр Данилович(1673 — 1729), сподвижник Петра Первого. Граф с 1702 г., светлейший князь с 1707 г., генералиссимус с 1727 г. Сын придворного конюха. Во время Северной войны командовал крупными воинскими подразделениями. С 1686 г. — денщик Петра. В 1702 г. — комендант Нотебурга. С 1703 г. — губернатор Ингерманландии, возглавлял строительство Санкт-Петербурга. Неоднократно находился под следствием по обвинению в казнокрадстве и мздоимстве. После смерти Петра возглавил Верховный Тайный Совет. Фактически правил Россией в царствование Екатерины I. При императоре Петре II обвинен в государственной измене, арестован, лишен всех званий, наград и состояния и сослан в Березов (ныне — Березово Тюменской области), где и умер.