Я тоже никуда не пойду, потому что мое дело днем сочинять очередную байку о деяниях «святого Карла» и пересказывать ее Нюшке. И я сочинял, беспощадно интерпретируя прочитанную в детстве книгу Распе и фильм Марка Захарова. Кое-что, уж совсем чудесатое, вроде вишневого дерева, выросшего на голове оленя пришлось выкинуть, а кое-что оставил, слегка изменив.

А потом все байки возвращались ко мне и теперь уже я выслушивал от коллег свои собственные сочинения. И не только свои. Удивительно, но слухи не только видоизменяются, но и дополняются. Ей богу, я не придумывал историю о том, как славный барон, оказавшись в Стамбуле, попал еще и в гарем самого султана. И что проповедовал он не сидя на колу, а в самом гареме. Видимо, с обязанностями миссионера Карл Фридрихович справился преотлично, потому что в католичество обратилась не одна султанша, а половина. А султан — злодей этакий, на всякий случай приказал кинуть в Черное море весь свой гарем. Причем, казнь была очень жестокой — женщину увязывали в мешок, куда предварительно засовывали кошку, а уж потом топили. Определенно, у кого-то из горожан слишком буйная фантазия. И штампы. Не только в литературе, но и в фольклоре. Если уж султан, так сразу гарем. А коли гарем, так туда обязательно кто-то должен проникнуть.

Я докопался до Нюшки, но та открещивалась — дескать, это не я! Мол, я бы до такого не додумалась. Султанши — ладно, их в Турции хватает, утопят десяток-другой, ничего страшного, не убудет, но кошек жалко.

Ну да, кошек и на самом деле жалко. Своей кухарке, а с недавних пор и соавтору, я верю. Тем более, что Нюшка время зря не теряет, а аккуратно записывает все мои рассказы, а заодно фиксирует и то, что создано народным творчеством. Не пропадать же добру, верно? Не исключено, что нам это пригодится. Лейкин опубликует в «Осколках», народ почитает, а мы еще и денежку заработаем. Наверное, за приключения барона Карла, 'переведенные с немецкого, мы с Нюшкой потребуем плату не восемь копеек за строку, а больше. Заслужили! Девчонка полагает, что надо требовать все двенадцать, а мне кажется, что и десяти достаточно. Двенадцать копеек за строку Лейкин платил Чехову, а Антон Павлович, как-никак классик. Жан Борок пока в классики не вышел, но у нас с соавтором (соавторшей), все впереди.

Если бы сам прочитал или услышал байку о том, что опытные воры-грабители клюнули на откровенную лажу, не поверил бы. Да я бы столько всего нашел! И ляпов, и роялей с органами, торчащих из кустов. Чтобы провернуть операцию по поимке «клюквенников» на живца, требовалось, чтобы сошлось множество факторов. Во-первых, нужно удачно выбрать место для «засады»; во-вторых, пустить правдоподобный слух о немыслимых сокровищах, которые принесли (или привезли) католические монахи; в-третьих, организовать наблюдение; в-четвертых, не допустить утечки информации через тех же городовых, у которых в городе куча родственников и знакомых.

А есть еще в-пятых, в-шестых, в-седьмых…

Промолчу о том, что моя теория могла вообще оказаться нежизнеспособной. Кто знает, не проживают ли «клюквенники» совсем в другом месте, а Череповецкий уезд не оказался в списке ограбленных по чистой случайности? Разумеется, могло и так быть. Правда, об этом я старался не думать. Если твердо верить, что злодеи обязательно явятся украсть драгоценную раку святого Карла, то они просто обязаны явится.

Слишком сложные планы, как правило, невыполнимы. Поэтому, стоило надеяться лишь на свое везение.

Часовня, в которой планировалось устроить засаду, некогда считалась кладбищенской. Но лет двадцать назад на городском кладбище возвели церковь, захоронения сместились, мимо часовни проложили дорогу, идущую в село Рождество, а вдоль дороги еще понаставили амбаров.

Отмечу, что место для засады выбирал не я, а исправник. Василий Яковлевич, все-таки, человек военный, ему сам бог велел разрабатывать оперативные планы, да и Череповец он знает получше меня, поэтому именно он и подбирал подходящее место.

Часовня, где теоретически могли оказаться сокровища, пустует; имеется дорога, по которой злоумышленники могут свободно подъехать к входу, а амбары — идеальный вариант для того, чтобы посадить в них городовых. Много не удастся, но человека три на ночь можно устроить. Идеально, не так ли?

Эх, зря Абрютин ушел со службы. Штабист из него получился бы первоклассный. Но, с другой стороны, и ладно, что ушел. Империя в ближайшее время ни с кем воевать не станет, а к моменту русско-японской (если она случится в этой реальности), Василия Яковлевич уже станет не годен к строевой в силу возраста, а вот в полиции его знания пригодятся.

Не знаю, под каким номером (не то десять, не то двенадцать?) шла такая проблема: как уговорить нашего благочинного, отца Кузьму (вернее, Косму), чтобы тот предоставил в распоряжение полиции объект культа? Вот это, пожалуй, оказалась потруднее всех прочих.

На батюшку я убил целый час своего драгоценного времени. Не стал бить себя ногой в грудь, заявляя, что мы с исправником желаем наказать нечестивцев, что цель у нас благая, а тот, кто противится, глубоко не прав. Я вообще не люблю громкие заявления и лозунги. Их, наверное, с высоких трибун хорошо произносить, но не в частном разговоре, тем более с благочинным. Отец Косма и возрастом меня раза в три старше, да и священник он весьма уважаемый. Поэтому, я просто изложил благочинному собственные соображения, поделился, что есть у нас с исправником план, а вот удастся ли его исполнить — не уверен. Все может быть. Но, опять-таки… под лежачий камень и вино не течет.

Наш благочинный не хуже меня осведомлен о кражах из церквей. Все-таки, в Новгород регулярно ездит, там у них свои собрания проходят. Согласен он, что преступников следует задержать и примерно наказать. Только наш (ладно, пусть мой) план его очень смущал. Бороться со злом с помощью обмана? А прилично ли это?

Я объяснял, что на самом-то деле обмана нет, что, по моему разумению, обманывать можно конкретного человека, а здесь у нас только выдумка. Или, если кому-то угодно — мифотворчество. Вон, Александр Сергеевич Пушкин занимался мифотворчеством, что здесь такого?

— Каким-таким мифотворчеством? — заинтересовался отец благочинный.

Историей русской литературы я интересовался. Поэтому охотно ответил:

— Писал, например, что видел он трех царей. «Видел я трёх царей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку», — процитировал я. — Но трех он не мог видеть, потому что во времена Павла он еще маленький был, да и жили родители не в Петербурге, а в Москве. В столицу переехали, когда уже Павла убили. И про то, что видел арбу с гробом Грибоедова — тоже приврал. Пушкин в другом месте был.

Кажется, сравнение с «нашим все» подействовало. Но кое-какие сомнения у батюшки оставались. Отец Косма упирал, что не дело это, если в православной часовне полиция станет устраивать засады, негоже спекулировать именами святых, пусть они даже и католические. А самое главное, что батюшка опасался, что человек, сидящий всю ночь в часовне… Не стану объяснять, чего именно он боялся, думаю, читатели сами догадались.

Но все-таки, уговорить отца благочинного удалось. Я уповал на то, что часовню все равно собираются сносить (или переносить, кому как нравится), что святыми никто не манипулирует, потому что об этом «святом» уже книги пишут, да и вообще он никакой не святой, а тот, что сидит в пруду — в часовне, то есть, потерпит.

Наконец, отец Косма сдался и даже согласился отдать мне ключ. Правда, где этот ключ он не знал, но староста должен знать.

Батюшка, наивный и доверчивый человек, решил, что на этом все. Даст разрешение и ключ, и я от него отстану. Как же! Если кто-то считает, что мы с Абрютиным не сумели бы обойтись без ключа (там висит ржавый замок, но уже и петля из кладки выпала!) или без разрешения благочинного… Промолчу, думайте сами. Хотя, чего уж там, признаюсь — обошлись бы. Нам (то есть, городовым), замок и дверь еще в порядок приводить, да и дыры в крыше чем-нибудь заткнуть. Тоже, кстати, сработает на нашу «легенду». Часовню ремонтируют, дверь чинят, замок новый навесили — а для чего?