Соорудить скрепку сумею. Медь — не самый лучший материал, но для образца подойдет. А что дальше? А вот что дальше — не знаю. Нужно искать патентное бюро, если такое вообще есть в России, искать купцов, которые заинтересуются производством скрепок. У нас в городе проволоку не делают. А какой металл нужен для скрепки? Что-то вроде стали, чтобы и прочной канцелярская принадлежность была, и упругой.Это только в книжках про попаданцев просто. Слепил герой какую-то хренотень, явился к какому-нибудь купцу, а тот сразу же загорелся идеей и все в ажуре. В жизни так не бывает. Если промышленность пока не готова к нововведениям, хоть стреляйся, но ничего не получится.

Допустим, отыщу я подходящего купца. Есть у него станки для волочения проволоки, имеется подходящий металл. Он меня спросит — а спрос на изделие будет? А достаточен ли спрос, чтобы вообще заморачиваться? Прибыль гарантируется? А что я отвечу? Честно так и скажу — не знаю.

Ладно, пока окончательно идею не отвергаю, но с прогрессорством тоже повременю. Лучше голову не забивать, а спать.

Собирался проспать, но проснулся как всегда, в семь утра. Вылез из-под одеяла., поежился от холода. Русская печка, хотя и долго держит тепло, но за ночь выстывает. Обычно в это время Нюшка уже суетилась на кухне, растапливая печь и принимаясь за приготовление завтрака.

Пошел умываться и обнаружил, что дверь в «кабинет» кухарки приоткрыта, а моя домашняя прислуга, укрывшись одеялом так, что виднеется только нос и мордашка, дрыхнет. Что бы сделал порядочный хозяин? Правильно, сдернул бы с койки, взял бы ремень и отлупил нерадивую служанку. А я… Посмотрел, прикрыл дверь поплотнее и пожал плечами. Еще и умилился. Ну, до чего же девчонка-то хороша, когда спит. Спит — так и пусть спит. Проснется, опять что-нибудь наговорит, а я испугаюсь. Я от Нюшкиных идей скоро икать начну. А у меня нервы, сердце, опять-таки. Мне себя беречь нужно. Да и устала дурашка, три дня не спала.

Осторожно, чтобы не разбудить маленькое чудовище, поставил самовар-эгоист — вскипит быстро, а воды мне хватит, чтобы побриться и на чашку кофе останется. Заваривать не стану, чтобы не шуметь, а просто залью кипятком. Кофейка дринкну, да и пойду на службу. По дороге заскочу в трактир для извозчиков, позавтракаю. О, там точно яичницей накормят. И чая попью. Нюшка, что б ее зайцы в лесу залегали, как и Наталья Никифоровна, постоянно талдычит — нельзя Иван Александрович все время яичницу есть, вредно, кушайте кашу с утра.

Интересно, а моя квартирная хозяйка, когда сдавала меня с квартирой (или квартиру со мной), с рук на руки Анне Игнатьевне, не далали кухарке наставления — типа, не перекармливай хозяина яичницей, не иди у него на поводу?

Побрившись, выпил кофе, оделся и, крадучись вышел из дома, радуясь, что позавтракаю как человек.

Пока шел, малость порефлексировал на тему — плохой из меня хозяин, если собственную прислугу боюсь. Стыдно. Одно утешение, что это не какая-то там прислуга, а Нюшка! Щука. А щука, как известно — это зубы. А еще усы, лапы и хвост.

Значит, стыдиться я не стану, а гордо отправлюсь в трактир. И, вот еще что. Поймал себя на том, что на самом-то деле могу проявить характер, заставить Нюшку тупо выполнять мои приказы. Но что в итоге? Заполучу я хорошую домработницу, старательную и исполнительную, но пропадет талантливая девчонка, с которой и жить веселее. Наверное, когда-нибудь мне выйдет боком дружеское отношение с прислугой. Это пока Анька знает, что нужно держаться определенных границ и соблюдать дистанцию, а что может быть потом?

Ну да, выйдет мне боком. Впрочем, когда выйдет, тогда и стану переживать. Не стоит раньше времени себя накручивать.

Да, что там за шум и крики?

Открыл калитку, вышел на улицу и увидел, что какой-то мужик охаживает кнутом лошадку, запряженную в сани, груженую мешками. Верно, крестьянин принял влево, решив, что проедете, а там, под сугробом, скрытаканава. Наши-то возчики знают об особенностях городских улиц, а этот нездешний.

Лошадь изо всех сил пыталась вытянуть розвальни, но у нее ничего не получалось. Видимо, капитально застряли. А мужик, окончательно озверев, лупил несчастное животное.

— Я тебя, падеретина этакая, в хвост и в гриву… — орал крестьянин, используя исключительно непечатные слова.

Мне уже приходилось видеть, как настегивают коней — сердце сжималось, но старался сделать вид, что так и нужно. Но все-таки, одно дело, если подстегнут вожжами для ускорения, совсем другое, когда бьют ото всей дури, не разбирая — куда бить. Кажется, мужик пытается ударить лошадь по глазам, чтобы больнее..

— Эй, любезный, перестань животину тиранить, — достаточно вежливо попросил я.

— Да пшел ты… Сейчас и сам… — бросил через плечо мужик.

Что? Кого ты послал? Он еще замахиваться будет?

Через секунду кнут отлетел в сторону, а крестьянин угодил мордой в сугроб.

— Так куда ты меня послал? — поинтересовался я, нажав коленкой на спину изувера.

— Барн… прст…

— Чего ты сказал-то?

— Брн… прст…

А, так уткнувшись мордой в снег говорить неудобно. Так бы прямо и сказал.

— Охолонул? — спросил я, высвобождая хват.

Освободив крестьянина, отошел в сторону, принялся чистить штаны.

Мужик, подняв морду, встал на колени. Отдышавшись, ошалело посмотрел на меня.

— Прости барин, не приметил, кого посылаю.

— Ты знаешь, что за жестокое обращение с животными наказание полагается? — спросил я у пейзанина. — Я сейчас свистну, городового позову. Тебя под арест, на месячишко, а лошадь твою в добрые руки отдам.

Врал конечно, сверх меры. Но и лошадь жалко. Вон, бедняга, до сих пор трясется.

— Какие руки? За что под арест?

Взяв мужика за шкирку, поднял его и поставил на ноги.

— Стоять! Ты лошадь зачем бил?

— Так это… Чтобы она сани тянула…

— У тебя сколько лошадей? Две, три или десять? — поинтересовался я. — Лошадей у тебя много, одну убьешь, так не жалко?

— Одна всего лошадь-то у меня.

— Одна? И зачем тебе лошадь, если ты ее все равно убьешь? Тебя надо в тюрьму садить, а кобылку твою доброму человеку отдать, который ее хоть и станет бить, но не до смерти.

— Моя это лошадь, — заявил мужик. — Нельзя ее никому отдавать.

— Твоя? — усмехнулся я. — Кто же так со своей лошадью поступает? Вот, посидишь в каталажке, как раз и лошадь твоя чужой станет.Недельки две за издевательство над лошадью, еще пару лет за то, что судебному следователю кнутом грозил и матерно его ругал. В общем, лет пять тебе светит, не меньше.

— Барин, смилуйся… Как я без лошади-то буду? А как это — пять лет в тюрьме? А детки мои?

Кажется, мужик был готов опять упасть на колени. Я плюнул и подошел к дровням. Засели крепко — полоз во что-то уперся, но не смертельно. Вытащит коняшка, если воз станет полегче.

— Ты отчего мешки не догадался сгрузить? — спросил я. — Скинуть мешков пять, сани выедут, потом снова загрузишь.

— Так снег же, а у меня зерно. Куда я мешки в снег свалю? В мокрых мешках мне купец цену снизит. Скажет — зерно мокрое.

— Твою мать, — выругался и я. Подумав, подошел к своим воротам, открыл створку: — Зайдешь во двор, наберешь охапку дров. Понял?

— Понял, — кивнул радостный мужик и побежал за дровами.

Разложив дрова прямо на улице — движения-то пока нет, крестьянин принялся скидывать на них мешки. Сложив штук пять, неуверенно спросил:

— Хватит, наверное?

— Давай еще. Не надорвешься, а вот лошадь может.

Решив, что выгружено достаточно, я подошел к саням, ухватился за край и скомандовал:

— Выводи!

Я потянул вверх край саней — тяжеловато, блин, и лошадь, вполне свободно вытянула груз из ловушки. Конечно, надо было самому взять кобылу за уздцы, а пусть бы хозяин сам корячился, но чего уж теперь.

Мужик, уложив мешки с зерном на место, принялся собирать дрова в охапку и бормотать: