Я лениво посмотрел на бумажки. Ишь, в «Англетере», для встреч «влюбленных» муж комнату снимал, а не Книсниц. А я ведь знал, что там у них «свито гнездыщко». Когда проводили следствие по делу убитого Борноволкова мальчишка на побегушках рассказывал. Или канцелярист-оборотень? Уже и не помню, кто именно.

Сдвинул квитанции в сторону Карандышева.

— Здесь указано ваше имя. Это не доказательство. И гостиница эта закрыта, так что… Но все равно, пусть даже это примут за доказательство, то что вы станете доказывать? То, что хотели получить чин и должность, продавая честь собственной супруги? Боюсь даже предположить, какое решение примет Синод или губернатор. И вы не то, что ничего не получите, а рискуете отправиться в отставку. А ваша репутация?

— А что мне терять? Я устал быть титулярным Карандышевым… Но не проще ли вам все-таки похлопотать перед вице-губернатором, нежели раздувать скандал?

— Так мой папенька уже не вице-губернатор, — пожал я плечами.

— Как⁈ — воскликнул Карандышев.

— А так, — хмыкнул я. — Мой батюшка уже не вице-губернатор, так что, вам лучше поискать для вашей супруги нового любовника.

Карандышев сидел и хмурился. Я, слегка позлорадствовал, а потом в голову пришла одна интересная мысль.

— Роман Викторович, напомните, кому подчиняется губернский отдел чертежника, кроме губернатора?

— Как кому? — удивился Карандышев. — Техническо-строительному комитету МВД.

Не знаю, чем конкретно занимается этот комитет, но судя по названию — строительство, планы городов и прочее.

— А для вас принципиально отправиться именно в Новгород?

— Да я куда угодно готов отправиться.

— Куда угодно? — переспросил я.

— Именно так. Хоть в Тобольск, да хоть в Екатеринбург.

— Тогда, давайте мы так поступим. Вашу жалобу я оставлю у себя, проконсультируюсь у сведущих людей — в каком из губернских городов есть подходящая вакансия.

Обещать ничего не стану, но отпишу батюшке — имеются ли вакансии какого-нибудь начальника, с прицелом на чин не ниже коллежского советника. А то и статского. Карандышев — он, конечно, сволочь. Из-за карьеры готов на все. Но вроде, работник он неплохой. И образование подходящее. Так может, пусть делает себе карьеру? Мне ведь не жалко. Карьеру где угодно можно сделать. Допустим, где-нибудь в Комсомольске-на-Амуре. Ну да, ну да… Не построили еще. А Магадан уже есть? Нет, его еще тоже нет. Стоп. Имеется у нас Якутская губерния. Чем плох Верхоянск? Или сам Якутск? А в экстремальных условиях люди по разному себя ведут. кто его знает, может, из Карандышева что-то и выйдет?

[1] Песня из фильма «Трест, который лопнул». Слова Наума Олева

Я перебирал старые ориентировки с информацией о кражах из церквей Новгородской губернии и искоса посматривал на Абрютина, а тот курил, старательно делая вид, что ему это не интересно. Ишь, уездный начальник актерствует. Я что, зря копался в архиве и дышал пылью? Про пыль, разумеется, преувеличиваю, но так весомей.

— И чего молчим? — хмыкнул я.

— Иван, у тебя шило в заднице взыграло? — грустно поинтересовался исправник, затушив вонючую папиросу. — Тебе что, больше заняться нечем? Другой, на твоем месте, сидел бы и радовался, к экзаменам готовился.

— А сам-то ты тоже хорош, — хмыкнул я. — Кого понесло в Пачу смерть раскольника проверять? Не тебя? Другой бы исправник, на твоем месте, сидел бы на попе ровно и радовался, что убийство можно списать на несчастный случай.

Это я не просто напомнил Абрютину о его поведении, но и похвалил. Сейчас он расчувствуется, и даст «добро». Но мой друг пока не сдается, не отступает со своих позиций. Но хотя бы не говорит, что я спятил.

— Так мне по должности положено, — пожал плечами исправник. — А тебе-то на кой-черт вся тягомотина? Ты судебный следователь, тебе от факта совершенного преступления нужно плясать, а не провоцировать новые. Говорю — сиди, латынь с уголовным правом зубри. Экзамены у тебя скоро. Станешь следователем с дипломом, тебя в окружные прокуроры поставят, а потом, даст бог, повыше переведут.

— Успею, — беззаботно отмахнулся я. — До них еще полтора месяца.

Батюшка в очередном письме сообщил, что списался с руководством Московского университета, уже обо всем договорился. На всякий случай Чернавский-старший запросил на физико-математическом факультете столичного универа выписку о количестве часов, что я прослушал, будучи студентом-математиком. Кажется, есть возможность сдавать экстерном не двадцать экзаменов, а поменьше — не то пятнадцать, не то десять. Но это будет зависеть от того, засчитает ли Московский университет те предметы, которые я уже сдал в Петербургском, или нет. Поэтому, родители, на семейном совете (в мое отсутствие!) решили, что в Златоглавую я отправлюсь не один, а с матушкой. У той в столице имеется родня, должная подсказать и помочь, что и как. В Петербурге она за месяц успеет свить семейное гнездышко, а потом сыну ринется помогать.

Какая связь родни с экзаменами, не знаю, но отказываться не стану (да и возможности отказаться нет, раз за меня все решили), хотя и предпочел бы остановиться в гостинице. Еще по прежней жизни терпеть не мог останавливаться у родственников. А еще больше не любил, если кто-то из родни норовил встать ко мне на постой. Моя прошлая теща, например, частенько пыталась навязать нам с Ленкой какого-нибудь троюродного племянника или знакомую своей подруги. Дескать — вас не объедят, но деньги сэкономят. И развлечете их. Я однажды предложил ей самой взять родственников, чтобы Вадик их развлекал — обиделась. Мол, у нее квартира маленькая, а Вадик очень болезненный мальчик.

Нет уж, нет уж. И мне гостей не нужно, и сам ни к кому не поеду. В гостинице ты сам себе хозяин, а в гостях придется подчинятся тому режиму, что заведен у родственников. Но ведь придется. Надеюсь, московские родственники не устроят меня ночевать на полу.

Мысленно похвалил батюшку. У него сейчас дел по горло, в должность вступает, а он не забывает о проблемах своего отпрыска. А мог бы, между прочем, заняться обустройством криминалистической лаборатории. Или кабинета? Ну, как не назовут, все ладно. Но Чернавский-старший в должности всего неделю, времени еще не было заниматься дактилоскопией или антропометрией.

Вначале удивился, прочитав, что экзамены начнутся с первого мая. А куда майские праздники делись? Ага, никуда они не делись, их еще нет. Зато май и июнь, это время, когда профессора и приват-доценты свободны от студентов. Лекций немного, сессия еще не началась, будет время принять экзамены у «экстернатчика». И половину моей платы за обучение и за экзамены батюшка уже отправил.

— Скорей бы ты на экзамены уезжал, — вздохнул исправник. — Ей богу, согласен с Федышинским — убрать бы тебя куда-нибудь. Может, нам с Михаилом Терентьевичем челобитную Александру Ивановичу отправить? Дескать — боярин светлый, бьем мы тебе челом — забери Христа ради своего сынишку, пристрой его в палаты каменные, в столицу, куда повыше. Пусть он сидит, штаны протирает и чины получает, а то нет нашей моченьки его дурную инициативность терпеть.

— Так и скажи — дурак с инициативой опаснее обычного дурака! — сказал я, сделав вид, что обиделся.

Но Василий Яковлевич не повелся.

— Эх, — еще раз вздохнул Абрютин. — Как же без тебя хорошо жилось!

— Заскучаешь ты без меня, — заметил я.

— Поскучаю, не без этого. Зато сколько у меня радости будет, если ты на повышение пойдешь! И за тебя порадуюсь, заодно и сам стану жить, как обычный исправник. Авось, со временем взятки научусь брать. Разбогатею, каменный дом поставлю. Потом, разумеется, меня под суд отдадут, так ведь не сразу? А если на суде скажу, что взятки брал в состоянии душевного смятения, из-за знакомства с судебным следователем Чернавским, так даже и помилуют.

— Мечтай-мечтай… Если напишите челобитную, я тебе отомщу, — пообещал я.