— Не обижайся, но не хочу, — пошел в отказ Абрютин. — Я и так знаю, что работа кабинетная, а мне бумаг и в Череповце хватает. И коллежского я здесь получу. Четыре года, а со «станиславом», так может и раньше.

— Так в Череповце коллежский у тебя потолок, а там?

— А там у меня начальства будет до чёрта и выше, а здесь сам себе хозяин, — хмыкнул Абрютин. — А коллежского советника мне хватит, как ты говоришь — за глаза и за уши. Ты сам-то отчего вслед за батюшкой не хочешь ехать?

— А мне никто и не предлагает, — пожал я плечами. — К тому же, здесь я значимая фигура — цельный титулярный советник, да еще и кавалер. Молодой и дикорастущий. И батюшка у меня товарищ министра, поэтому исправники его обижать не станут. А в Петербурге, куда не плюнь, везде чьи-то родственники по Невскому бродят. Здесь у наспокой и умиротворение, а там и народа много, и извозчики скачут туда-сюда. Перейдешь улицу в неположенном месте, попадешь под дикую лошадь.

— Вот видишь, сам не хочешь, а меня отправляешь, — обрадовался Василия Яковлевич.

— Так одно дело ты, совсем другое я. Ты, как-никак, боевой офицер, а у меня даже образования нет. Если бог даст, экзамены сдам, диплом получу, тогда и стану думать. А сейчас какой смысл?

— Ладно, ты скажи, какое местечко мне приготовил? — спросил Абрютин. Ишь, заинтересовался.

— Место как раз для тебя, — внушительно произнес я. — Должность старшего помощника делопроизводителя в Земском отделе МВД. Не помню, сколько в нем производств, но много. А это делопроизводство занимается вопросами воинской повинности. А ты не просто полицейскую службу изнутри знаешь, так еще и сам армейский офицер. Старший помощник — надворный советник, а делопроизводитель — уже коллежский, но с правом получения статского. В помощниках ты немного посидишь, потому что делопроизводителю скоро в отставку уходить. Желающие будут, но у тебя преимущество — боевое прошлое, орден.

Может, к тому времени у Абрютина и второй «крестик» появится, но рано говорить.

Теоретически, начальников делопроизводств и их помощников должен подбирать управляющий Земского отдела, а уже потом согласовывать кандидатов с министром или его товарищем. Но если батюшка делает предложение, стало быть, знает, о чем говорит. Не исключено, что он начал «зондировать» почву не с первого марта, как заступил на должность, а раньше, как только узнал о своем будущем назначении.

Сообщив Абрютину о возможных плюшках, честно предупредил:

— Правда, смутно себе представляю, чем ты станешь заниматься в делопроизводстве о воинской повинности.

— Зато я прекрасно себе представляю, — мрачно сказал Абрютин. — Масштабы, разумеется, меньше, но работа такая же. Мы же для уездного воинского начальника списки будущих новобранцев готовим, следим, чтобы они вовремя медицинское освидетельствование прошли, дезертиров ловим, опять-таки, сопровождение до пунктов сбора организуем. Еще полиция должна следить, чтобы новобранцы на месте сбора трезвыми были.

— Получается? — ехидно поинтересовался я.

Василий Яковлевич только рукой махнул.

Утешить Абрютина, что отправка в армию во все времена сопровождалась пьянкой? Не зря Николай II, в один день с августовским Манифестом о начале войны с Германией, объявил еще и «сухой закон». Да и в далекомбудущем не лучше[2].

— Так что господину товарищу министра отписать?

— Отпиши Его Превосходительству, что я прошу дать мне недельку подумать, — сказал Абрютин. — Мне же еще с Верой посоветоваться надо. Да и с делом по ворам нужно закончить.

— Это обязательно, — кивнул я. — Когда с Верой Львовной советоваться станешь, не забудь, что в Петербурге гимназий хватает, вам не придется в Вологду ездить, чтобы сынишку навещать. Все время перед глазами будет, накормлен и напоен.

— Змей ты, Иван Александрович.

[1] Если что, это романс на стихи Федора Тютчева.

[2] Вот здесь опять автор вмешивается в рассуждения главного героя. Не исключено, что нынче со всем этим строго, а вот когда автор в далеком 1984 году сам отправлялся на срочную службу, то… В общем, все меня поняли.

— Ванечка, а ты можешь пообещать мне одну вещь? — спросила Лена, осторожно проведя пальчиком по моей щеке.

От ее нежного прикосновения захотелось замурлыкать.

— Все, что угодно, — откликнулся я, изловив маленькую ладошку и поцеловав ее у запястья. — Пообещать — это всегда пожалуйста! Как говорят — обещать, не жениться.

— Ваня, я не шучу, — выпятила губу кареглазая гимназистка.

Вот в эту оттопыренную губу я ее и поцеловал.

— Аленка, так и я серьезно. Можно обещать только выполнимое. Поэтому, ты мне сначала скажи — что пообещать должен? — хмыкнул я.

Аленкой я стал называть Леночку недавно, но ей это имя ужасно нравилось. Да и мне тоже. Все время говорить Лена или Леночка, как-то приторно, а называть невесту Ленкой язык не поворачивался. Одна Ленка у меня уже есть. Вернее, была.

— Нет, ты сначала пообещай, а потом я скажу, что ты мне должен пообещать.

— Солнышко мое, но так же нельзя. Я тебе сейчас ляпну — а ты мне скажешь, мол, желаю, чтобы я, предположим, с моста спрыгнул… Хотя, если потребуешь — спрыгну. Это-то как раз исполнимо.

Леночка быстренько посмотрела — а где там матушка с теткой, быстренько поцеловала меня в губы.

— Глупый ты у меня, — покачала головой невеста. — И в кого ты такой? Как за такого глупенького замуж-то выходить? А ведь придется.

Всегда казалось, что женщина, связывая свою судьбу с мужчиной, сразу же приобретает первого ребенка. Или я ошибаюсь?

— Надо было меня заранее найти и воспитать, — хмыкнул я. Вспомнив про свое маленькое стихийное бедствие, вздохнул: — Вон, кухарка моя, даром, что ей всего четырнадцать лет, уже мужа подыскивает. Говорит — заранее надо присмотреться, чтобы потом не жаловаться.

— О, твоя юная кухарка настоящее чудо! — насмешливо проговорила Аленка, словно она была старше Нюшки невесть на сколько лет. — Или, как ты однажды сказал — «чудо в перьях». Девочки, которые с ней уроки ведут, говорят — все время спрашивает, понадобится это в жизни или нет? Скажем, зачем ей нужна теорема Пифагора?

Я только руками развел (мысленно, потому что одна рука занята объятиями). Предположим, теорему Пифагора о том, что сумма квадратов длин катетов равна квадрату длины гипотенузы даже я докажу, при всей своей математической дремучести, только мне в жизни это ни разу не пригодилось. Но когда ее изучали — не то в пятом, не то в шестом классе, учил и не вякал. Но Нюшка, с ее прагматизмом, может и взбрыкнуть.

— Да, они очень просили, чтобы ты повлиял на свою кухарку, а иначе они откажутся проводить уроки.

Ну, если откажутся, то одна останется без денег, а вторая без козьего молока. Но перевести разговор на Нюшку не удалось.

— Ладно, Иван Александрович, ты мне зубы не заговаривай, — твердо заявила моя кареглазка. — Пообещай мне, что ты не станешь больше рисковать жизнью! Я еще даже замуж не успела выйти, а ты меня вдовой собираешься оставить.

— Аленка, а когда я рисковал жизнью? — слегка удивился я. Решив перевести все в шутку, сказал: — Ты же знаешь, что у меня служба бумажная, кабинетная.

— Ваня, я могу и обидеться, — сообщила Леночка, а в уголках глаз у моей любимой девушки показались слезы.

— Нет, я серьезно. С чего ты взяла, что я жизнью рисковал? Если ты про случай с офицерами, так тут извини, выбора не было Либо они меня, либо я.

— Ваня, весь город знает, кто грабителей ловил. А я решила, что и идея твоя. Кто бы еще до католического святого додумался? У нас в гимназии уже неделю спорят — есть такой святой Карл ли нет? Батюшка, что Закон Божие ведет, отмахнулся — мол, не вашего ума дело. А еще я знаю, что ты сам в часовне сидел. И не спорь, мне точно о том известно. Отчего ты сам там сидел? В полиции городовые перевелись?

Ну вот, а ведь я просил Абрютина никому не болтать. Но, думаю, Василий здесь не при чем. У него в Череповце двенадцать городовых, а еще помощник, счетовод с бухгалтером, канцелярист, а у каждого семья, друзья и знакомые. Достаточно одному дома что-то брякнуть, жена или теща услышат, а завтра будет известно всему городу.