— Роман Викторович, в чем суть мошенничества, в котором вы обвиняете господина Книсница? — поинтересовался я.

— А суть, господин судебный следователь, весьма проста, — уверенно заявил Карандышев. — Эмиль Эмильевич Книсниц пользовался телом моей жены, обещая мне взамен повышение по службе, как-то — перевод в Новгород и должность помощника начальника отдела губернского чертежника.

Сколько раз себе говорил, что судебный следователь не должен удивляться ничему. И вот, опять удивился. И не просто удивился, а говоря русским языком совершенно охренел. Скажу откровенно — не был бы я поборником чистоты русского языка, использовал бы другое слово.

Шар земной, устав вращаться,

Может вдруг с цепи сорваться

Иль ко всем чертям взорваться,

Превратив живое в тлен.

Ничему не удивляться,

Ничему не удивляться,

Никогда не должен истый джентльмен[1].

Нет, это я не вслух спел, а мысленно. Вслух бы сейчас не смог, потому что сидел и смотрел на Карандышева, пытаясь понять — это такая шутка, или он всерьез? А если всерьез, то не буйный ли он? А если буйный — то сумею ли справиться, если что?

— Роман Викторович, — осторожно начал я, — я допускаю, что надворный советник Книсниц пользовался э-э услугами вашей жены и даже обещал вам повышение, но какая связь с мошенничеством? Мошенничество предполагает похищение чужого движимого имущества посредством обмана. Опять-таки — мошенник похищает чужое имущество с целью присвоения. Разве Эмиль Эмильевич похитил вашу жену? Как я полагаю, вы были осведомлены о связи вашей супруги с Книсницем, стало быть, речь не идет о том, что он вторгся к вам в доверие, злоупотребил вашим к нему отношением. Даже если допустить, что ваша жена сбежала бы с Книсницем, нельзя говорить о ее похищении. Да и как можно похитить женщину? Она не является вашей собственностью. Или я чего-то не понимаю?

— Именно так. Вы не понимаете. Разумеется, я не считаю, что моя любимая супруга — это моя собственность. Думаете, мне было легко, когда я знал, что моя жена уходит на свидание? Вам-то хорошо рассуждать. Вон, без году неделя на службе, а уже титулярный, да еще и с крестом.

— Намекаете, что папенька расстарался? — ледяным тоном поинтересовался я.

— Нет, мне известно, что свой чин, и свой крест вы сами заработали. Я хотел сказать — не всем так везет, как вам. Подфартило вам, тут и папенька вице-губернатор бы не помог. Но вам повезло, а мне-то как быть? Я тоже хочу наверх, а у меня, кроме красивой жены, ничего нет. Думаете, мне легко, когда я представляю себе, как моя Оленька предается плотским утехам с любовником? Нет, даже не с любовником, а с человеком, который может помочь карьере ее мужа?

М-да… Пожалеть его, что ли? Нет, не стану. И супругу его тоже не стану жалеть. Если есть любовь, есть дом, есть служба, за которую платят деньги, так какого… рожна еще нужно? Карьера? Неужели карьера стоит того, чтобы «делиться» любимой женщиной с другими? Нет, я точно чего-то не понимаю.

Ежели, мадам Карандышева так легко согласилась лечь в постель постороннего человека, значит, что-то не так в их семейной жизни. Про любовь и вспоминать не стану, любовь — штука непонятная. Интересно, а у титулярного советника все в порядке с потенцией? С головой не в порядке, вот это точно.

— Скажите, Роман Викторович, а Книсниц вам прямо обещал, что он сможет посодействовать вашему повышению? Так и сказал — мол, господин Карандышев, если вы (чуть было не сказал — станете сдавать в аренду!) позволите пользоваться прелестями вашей супруги, то он похлопочет о новой должности для вас? И мне интересно — как он бы этого добился? Окружной прокурор — начальник немаленький, но не настолько он большой, чтобы заниматься кадровыми перемещениями на губернском уровне.

— Какими перемещениями? — не понял Карандышев.

— Я хотел сказать — не прокурор из уездного города решает, кого назначать в помощники начальников губернских отделов.

— Эмиль Эмильевич в приятельских отношениях с вашим папенькой — вице-губернатором, — пояснил Карандышев. — Что ему стоит написать Александру Ивановичу? Для вице-губернатора назначить меня на должность — плевое дело.

— Почему вы так думаете? — удивился я. — В губернском городе могут быть свои расклады. А над вице-губернатором имеется еще и сам губернатор. Почему бы Его Высокопревосходительству господину Мосолову не иметь собственных фаворитов?

— Как говорят — утопающий хватается за соломинку, — с грустью произнес Карандышев. — Я-то думал, что мне удастся заступить на должность с вашей помощью. И Оленька вас видела, сказала, что вы очень приятный молодой человек. Но вы мне ясно дали понять, что вы противник фаворитизма.

Я невольно развеселился. Хорошо он сказал — ясно дал понять! Куда уж яснее — ударом в челюсть.

А ведь елки-палки, если бы Карандышев не действовал настолько прямолинейно, у него все бы могло получится. Предположим, он устраивает мне встречу с женой, а я, скажем так, увлекаюсь. Женщина молодая, возможно, что и на самом деле красивая. Да на момент приезда и не очень красивая бы зашла. Романа с Натальей у меня еще не было, и с Леночкой еще не успел познакомится. Тем более, что по приезду в Череповец гормоны играли, все такое прочее. Я ведь живой человек, мне двадцать один год. А потом, испытывая муки совести перед мужем, которого наградил рогами, я бы точно написал батюшке и попросил пристроить на теплое место титулярного советника. И пусть бы он становился коллежским асессором. Вон, десять лет в чине ходит, устал, бедняга.

— Роман Викторович, а теперь давайте-ка поговорим всерьез, — попросил я Карандышева. — Вы же неглупый человек, коли и институт такой серьезный закончили, и красивая женщина за вас замуж вышла.

Тут я, возможно, погорячился. Вернее, покривил душой. Ольгу Павловну я в глаза не видел. Но если она и на самом деле красавица, откуда мне знать — кого предпочитают красивые женщины? В моем времени сколько угодно примеров, когда писаная красавица вышла замуж за глупого человека. Все, скажем так, относительно. Для кого-то и я покажусь умным, а кто-то меня считает глупцом.

— Господин Карандышев, — продолжил я. — Вы же прекрасно понимаете, что с точки зрения уголовного права никакого мошенничества нет. В лучшем случае нарушение нравственности со стороны Книсница и вашей жены. Про вас я вообще ничего говорить не стану, вы все сами осознаете, а я не священник, чтобы читать вам наставления, да еще и вас. Повторюсь — дело чисто в нравственной плоскости. Вот и все. Так на что вы рассчитываете?

— Разумеется, я все понимаю, — усмехнулся Карандышев. — Понимаю и осознаю, что с точки зрения нравственных законов и церковных правил, мое поведение выглядит мерзко и недостойно. Но я рассчитываю, что ни вы, ни господин Книсниц, вкупе с действительным статским советником Лентовским не захотите скандала. У Эмиля Эмильевича есть жена. Его сын учится в училище правоведения. Если вы не примете никаких мер, я отправлю свою жалобу прямо в Сенат. Укажу, что прокурор окружного суда пользовался услугами замужней женщины под предлогом того, что может оказать протекцию ее мужу.

Ого, какой тут шантажист выискался! Смешно.

— А что Сенат? — усмехнулся я. — Сенат не рассматривает подобные дела. Он занимается кассационными жалобами, общим надзором. Ваша жалоба относится к категориям морали, а не права. Из Сената вашу жалобу перешлют либо в Святейший Синод, либо Новгородскому губернатору. Могу даже предположить, что назначат расследование, пришлют чиновника для особых поручений. Приедет, поговорит с вами, со всеми нами. А что дальше? В самом худшем случае Книсница снимут с должности окружного прокурора, но и это не факт. Со своей женой и изменой он как-нибудь разберется. Да и вообще заявит, что вы солгали. Кто докажет, что все изложенное в жалобе правда? Ваша супруга?

— У меня имеются квитанции об оплате гостиничных нумеров, — полез Карандышев в карман. Выложив на стол несколько мятых бумажек, гордо сказал: — вот.