И вот — Андрей ушел.

В поход.

Но уже в тот же день к ней стали заходить знакомые женщины и успокаивать. Поначалу она и не поняла. Зачем? Почему? Отчего? А потом до нее дошло. Медленно. Жутко. И неотвратимо.

Марфа ничего не смыслила в военном деле и мало им интересовалась. Ей вообще в этом мире было мало что интересно и все, что она желала — это вернуть старый добрый XXI век. Но вот остальные обитатели кое-что в войне смыслили. И в их представлении Царь отправил Андрея на верную смерть.

Почему?

Да черт его знает, почему? Никто, как правило, ничего ей не отвечал. Лишь вчера во время исповеди отец Афанасий тяжело вздохнул и, на слова Марфы ответил, что Андрей де слишком много власти взял. Оттого Государь его и опасается. Ему ведь бояре поперек горла. А тут еще один растет. И похлеще иных.

— То есть, как? — неподдельно удивилась Марфа. — Мой муж предан Царю.

— Предан. Пока. — с грустной улыбкой ответил священник.

Марфа была после той исповеди шокирована.

Но только утром, после сна пришло настоящее осознание того кризиса, в котором оказалась вся их семья. И она, в том числе.

Внезапно Марфа… Алиса поняла, что очень вероятно больше никогда не увидит мужа. И что она теперь осталась одна с двумя детьми. А супруг ее сгинет где-то в дали от дома. И как ей дальше быть?

Деньги?

Если их не отберут, то ей его заработанных средств хватит до конца жизни. Тем более, что мануфактура ковровая — золотое дно и ее она сможет развивать самостоятельно. Да и сама по себе вотчина — доходное место и в состоянии себя прокормить и без мануфактуры.

Но это если это все не отберут.

А отобрать могут.

Государь, как Андрей сказывал, стремился, вслед за своим отцом и дедом всячески ограничивать крупные вотчины. Под которые подпадало графство. Тоже княжество Бельское года не прошло как прикрыл, конфисковав земли. А был там повод или нет — Бог весть. И если Царь так переживал из-за возросшего влияния мужа, то мог и прикрыть графство Шатское.

И что тогда?

Снова в нищету впадать? Жить как многие вдовы помещиков тут живут? Перебивая с хлеба на воду и питаясь лишь немногим лучше простых крестьян? Ужасная перспектива…

Но намного хуже оказалось другое.

Она становилась вдовой с двумя детьми. Что само по себе — малоприятное обстоятельство. И ладно бы дети. В эти годы к таким вещам относились проще. И родичи подсобят, наверное. Ведь Андрей им всем очень сильно помог, буквально вытащив из грязи. Беда не в этом. Ведь ей придется выходить замуж заново. Не удастся отсидеться. Брат выдаст.

За кого?

За местного. А это катастрофа!

Несмотря на то, что Алиса, как молодая кобылица брыкалась и вела себя иной раз совершенно несносно, отстаивая свои мнимые права, она была довольна мужем. Просто потому, что в этой эпохе ей лучше не найти. Из-за чего она по утру впала в жуткое уныние и практически отчаяние. Усугубленное жгучим чувством вины.

Он четко и ясно описал ей правила игры.

А она?

Вела себя как вздорный капризный подросток.

И вот теперь перед ее глазами замаячило разбитое корыто.

Беда!

Трагедия!

Катастрофа!

Поэтому Марфа плакала.

Она хотела бы что-то сделать, но было уже поздно. И все, что ей оставалось — молиться о том, чтобы муж вернулся живым. И не навлек при этом гнева Государя. Хоть кривой, хоть косой… главное — живой и не в опале, из которой они могли и не выбраться живыми…

Стук в дверь.

— Хозяйка. — тихонько произнесла служанка. — Петухи уже пропели.

— Хорошо, — невзрачно ответила Марфа каким-то мертвым голосом.

— С тобой все хорошо? Уж не захворала ли?

— Хорошо, — выдавила молодая женщина и не выдержав, всхлипнула.

— Ах ты ж, Господи. — тихонько произнесла служанка и, войдя в комнату с зажженной лампой, селя рядом. — По мужу тоскуешь?

— По мужу.

— Да ты поплачь, поплачь. Надо боль выплакать. А то как же с ней ходить?

— Не говори так! — вскинулась Марфа.

— Как? — не поняла служанка.

— Словно он умер.

— Да я что? Я ничего. Бабы просто болтают…

— ВОТ ПУСТЬ И ЗАТКНУТЬСЯ! ОН ВЫЖИВЕТ! — прорычала Марфа с прорезавшимся в голосе акцентом.

Служанка ошарашенно промолчала, не зная, что сказать.

— Лампу оставь и уходи. — После затянувшейся паузы произнесла жена воеводы, с тем же самым акцентом, который из-за чрезвычайного нервного волнения у нее никуда не уходил.

Служанка вышла.

А Марфа уткнулась лицом в подушку и продолжила реветь, испытывая жуткое чувство одиночество, тоски, бессилия и вины. Сразу. В одном флаконе.

Потребовалось несколько часов, прежде чем она сумела выйти к людям с опухшим от слез лицом и красными глазами. Умыться. Позавтракать. И отправиться выполнять порученные ей мужем дела.

Для нее эти дела стали некой психологической отдушиной, позволяющей убежать от мыслей о катастрофе. С одной стороны, она выполняла его поручения, держа в уме, что он потом проверит. А как он проверит, если не вернется? Значит все будет хорошо. Иначе ведь не проверить? А с другой — просто пыталась утонуть в делах и не оставаться со своими мыслями наедине. На всякий случай. Ибо это было страшно…

В Туле Андрей развивал сразу три разноплановых направления.

Прежде всего — ткацкую мануфактуру.

Это деньги. Большие, быстрые деньги и большое влияние.

В дело должно было пойти все. И степная шерсть, и лен, и конопля, и крапива. Принцип распределенной мануфактуры позволял охватить обширные слои населения далеко от Тулы. Купец Агафон сумел раздать заказы на заготовку, выделку и прядение нитей по очень широкому ареалу — от Казани на востоке до Смоленска на западе и вплоть до Твери на севере. А по этому году — и дальше доберется. Вовлекая в этой дело крестьян да посадских. Жены и дочери которых стали зарабатывать звонкую монету. Уже сейчас начали. Так как с прошлого года занимались заготовкой сырья и его первичной переработкой.

В самой тульской мануфактуре только ткали. Должны были ткать. Для чего уже шло полным ходом возведение фундамента будущей мануфактуры. А уже через пару недель и за стены возьмутся. Из землебита — очень быстрой и доступной технологии, позволяющей возводить не высокие здания в самые сжатые сроки. И не сильно при этом опасаться пожаров. Потом наступит очередь складов и общежитий для рабочий, а также прочих вспомогательных построек. По плану воеводы — до осени сего года все должны успеть возвести.

Станки ткацкие внутри использовались самые обыкновенные. Ну… почти. Пригодные для прочного саржевого плетения. Из-за чего несколько более громоздкие. Но главное — один к одному. Это было одним из ключевых требований.

Сюда Марфа и заглянул первым делом, после завтрака.

Работа шла.

И не для галочки.

Строительные артели частью были сняты с вотчины, в которой основной корпус укреплений был уже построен. И переброшены сюда. Плюс еще набраны. Так как предстояли по будущему году обширные дела у Иван-озера. И людей требовалось проверить. Обкатать так сказать, поняв кто и что может.

Вторым местом, которое жена воеводы посетила с ежедневной инспекцией, стало будущая металлургическая мануфактура.

Ее основу заложил сам Андрей. Зимой. Когда буквально на коленке слепил несколько одноразовых тигельных печей и прочее. Сейчас же здесь работа кипела ничуть не меньше, чем возле будущей ткацкой мануфактуры. Ту разместили в пределах земляного города, что окружил кремль и посад на левом берегу Упы. А здесь все размещалось на правом. Там, где стоял древний детинец Тулы. Самый первый. Еще деревянный. Давно сгинувший.

Причина проста.

Здесь в Упу втекала небольшая речка — Тулица. Вот ее-то Андрей и планировал перегородить плотиной. Запрудив ее нижнее и среднее течение, дабы сотворить аналог Демидовского пруда.

Понятно, что его затянет илом за пару лет, если все делать также, как и Демидовы. Но у Андрея в этом плане были кое-какие мысли. На будущее. Сейчас же главное — плотина и водяное колесо. Не самое мощное, но поверх колеса воевода планировал поставить защитную постройку, которая позволила бы использовать его и зимой, и летом. По причине банального обогрева.