— Вряд ли. Скорее он простой уйдет. Если, имея эту горстку воинов, он возьмет Азак, то его охотно примут на службу и обласкают Габсбурги. Да и не только они. Те же англичане, у которых, как мы уже поняли — извечные проблемы с соседями. Скотами? Так ведь?
— Так. Вот уж имячко, прости Господи. — перекрестился Царь. — Скоты…
— Даже султан, — произнесла она с нажимом, — примет его на службу.
— Ты думай, что говоришь!
— Ты сам говорил о том, что у Сулеймана война с персами закончилась ничем. А против Габсбургов он не в состоянии развить былые успехи. И Белый волк, если он попадет ему в руки, не будет казнен сразу на радостях от этого. Нет. Я уверена, что Султан попытается его переманить на свою сторону. Так что — думай. Андрей что уголь раскаленный. В руках держать больно, а уронишь — хату спалишь.
— Может быть его потушить?
— Может и потушить, — кивнула Анастасия. — Да только кто, вместо него станет тебе Ливонию брать да земли старой Руси обратно воевать?
Иоанн Васильевич нервно дернул щекой и потер лицо.
Этот вопрос его последнее время волновал все больше. Отчего он покоя не находил. И дергался. Ведь это видели окружающие. И болтали. А слухи… ох эти слухи… ох уже эти болтливые языки, которые сломали не одну судьбу, не одно дело провалили…
[1] Чему пример Хотинский замок, почти все взятия которого — либо договорные, либо хитростью.
Глава 7
1557 год, 1 мая, Азак
— Встать пораньше, встать пораньше, встать пораньше! Только утро замаячит у ворот, приглядись и ты увидишь, как веселый мальчик-зайчик всех подряд на нашей улице трам-таратам-там трам-таратам-там трам-таратам-там-там…[1], - напевал Андрей себе под нос шутливую песенку Романа Трахтенберга. Подходя вместе с войском под стены османской крепости.
Утром.
Часов через пять после того, как его ребята закончили заброс «дымовых» шашек. Чтобы те успели потухнуть, а все газообразные продукты, выделенные ими, развеяться. Да и людям, что всей этой «радостью» надышались, требовалось время, чтобы психоактивные вещества подействовали, давая возможность развернуться по полной программе.
Полк выступал открыто.
Разве что не с песнями и плясками.
Вышел из укрепленного лагеря. Выстроился. И направился к крепости. Чеканя шаг и держа равнение. Так как строевая у него за пару лет тренировок поднялась весьма прилично, то проблем в этом не имелось никаких.
Это было нужно для банального пускания пыли в глаза. Если доминиканцев, иезуита или испанца таким не удивить, то персы и наблюдатели от Царя с патриархом смотрели на эту слаженную шагистику довольно ошалелыми глазами.
Подошли значит.
Постояли пару минут. Со стен в них никто не стрелял. На стенах вообще не было видно ни одной живой души. Да и в бойницах прилегающих башен тоже.
Выборные, отобранные еще в Туле, выступили вперед. И достаточно лихо забросили на стену кошки — крючья на веревках. А потом полезли наверх. Ловко. Благо, что и отбирались в свое время по приспособленности к такому вот лазанью, и тренировались в нем. Посему взбирались они вверх если не влет, то ОЧЕНЬ быстро.
Тут уже глаза-блюдца оказались у всех наблюдателей.
Минуты не прошло, как весь этот десяток оказался наверху. В то время как с земли их прикрывали стрельцы с пищалями наизготовку. Готовые стрелять почти в упор — метров с двадцати — двадцати пяти. Так что, если кто в бойницах окажется — сразу бы палили.
Но никого не оказалось.
Посему бойцы, забравшиеся наверх, сразу же занялись закреплением крючьев веревочной лестницы. Их они за спиной поднимали. Закрепили. И ребята, которые страховали снизу, начали тянуть за бечевки, подтягивая, через кольца крючьев, веревочные лестницы вверх.
Минута.
И десяток веревочных лестниц оказалось развернут. Их успели не только поднять, но и достаточно жестко растянуть на ловко вбитых кольях. После чего, не мешкая ни мгновения по ним вверх полезли бойцы. В этот раз в нормальных доспехах и с добрым вооружением.
И вот уже полсотни хорошо выспавшихся «рыл» уже взобрались на стену. Приготовившись отражать натиск. Но защитники не спешили выбивать нападающих со стены. Хотя, судя по звукам, Азак жил полной жизнью.
Штурмовая группа ринулась к надвратной башне. Которая и являлась целью атаки. Для чего они подняли даже небольшой ручной таран, большие топоры и даже небольшой фугасный заряд в виде бочоночка. Но дверь, ведущая из башни на стену, оказалась не заперта. Да и внутри никто никакого сопротивления не оказывал. Нападающие встретили только несколько защитников, которых походя убили. Не обращая внимания на странности.
Прорвались. Открыли ворота.
— Шах и мат, — констатировал Андрей, заметив это.
И повел свой полк внутрь города. Выставив вперед копейщиков…
Вошли.
И замерли.
— Что здесь происходит? — удивленно оглядываясь спросил мула. И надо сказать, что его вопрос оказался удивительно актуальный. Ибо здесь творился какой-то ад…
Гашиш сам по себе не отличался каким-то возбуждающим действием. Но он являлся прекрасным усилителем для тех же псилоцибов. Так что «приходы», которые шли у обитателей крепости, получились на удивление лютыми…
Большая часть этих людей находилась вне помещений…
Кто-то лежал в лужах собственной блевотины или крови.
Кто-то прятался под лавками или в каких-то корзинах.
Кто-то с безумным видом или бегал, или кружился, или даже танцевал.
Кто-то пел песенки и расхаживал по крышам домов.
Один даже, с какими-то бессвязными криками пробежался по внутренней стене, разделявшей крепость и спрыгнул с нее. Замахал в воздухе руками, словно птица. И шлепнулся невдалеке от ошарашенных наблюдателей, измазав мостовую своим богатым внутренним миром.
Но хуже всего было другое.
Большинство из них оказались либо раздеты, либо едва прикрыты одеждой. И несколько парочек занималось сексом. Прямо на улице. Содомским. Без подготовки. Отчего еще и в фекалиях немало измазавшись…
Небольшая крепость не могла вместить в себя много людей. Здесь стоял усиленный гарнизон и небольшое количество вспомогательного персонала. Практически все — мужчины. Женщин, судя по всему, если и имелись, то в самом минимальном числе. Вроде жен и дочерей наиболее уважаемых офицеров.
Так вот.
Эти мужчины, просидев часть осени, зиму и больше половины весны без женского внимания испытали острую жажду секса. И если в трезвом виде они вполне могли сдержаться, то оказавшись под действием «веселых» грибов дали волю собственным животным инстинктам. Кто-то в силу скрытых или явных гомосексуальных желаний реализовал их посредством ближнего своего. А кто-то и, в силу галлюцинаций, воспринимал окружающих неправильно. Как в том анекдоте в котором поймали по пьяни рыбаки красивую русалку, а утром оказалось, что это сом и всем им стало очень стыдно…
Что мула, что священники, что остальные люди, вошедшие в крепость, лишились дара речи, увидев это представление. Глазки как чайные блюдца. Рты открываются, но как-то беззвучно. Ну и руки вскидываются указующе то на один эпизод, то на другой.
— Вот что совместная молитва делает! — назидательно произнес Андрей. — Боюсь представить, что случилось бы, если с нами еще иудеи помолились.
— И протестанты, — заметил Фердинанд, лицо которого было зеленоватым и бледным. Он всю эту грязь не мог видеть. Особенно вон ту парочку, что с отвратительным чавкающим звуком занималась непотребством.
— И протестанты, — не стал возражать Андрей. Кивнул одному из своих бойцов. И тот, сделав несколько быстрых шагов, снес голову тому горячему парню, что, нахваливая «свою кобылку» насиловал какого-то мужчину, что с вытаращенными глазами и истеричным смехом лизал вывернутые внутренности уже покойного третьего бедолаги. Возможно им же и убитого, так как окровавленный нож валялся рядом. Впрочем, «лизун» этот прожило всего лишь на несколько мгновений дольше собственного насильника.