Янычары, увидевшие набегающие на них с тыла войска в добрых доспехах, как-то растерялись. И заметались. Кто-то бросился бежать. Кто-то стал путаться в заряжании оружия. Кто-то схватился за саблю, бросив свою аркебузу, понимая, что не успеет…
Тридцать шагов.
Двадцать шагов.
Андрей на ходу выстрелил из своей рейтпистоля в янычара, который вскидывал аркебузу. И отбросив «огнестрел», выхватил саблю. Из-за спины графа раздался беспорядочный треск двух сотен выстрелов. Отчего весьма немногочисленный отряд янычар очень сильно поредел.
Сколько их тут было? Около трех-четырех сотен. На вид не больше. Вот и легла четверть. Ведь залп в упор и не разом, а растянутый по времени. Отчего стоявшие спереди успели упасть, открывая новые цели.
И почти сразу — удар.
Разогнавшаяся масса людей врезалась щитами в растянутых вдоль повозок янычар. И начала их давить, рубить, кромсать.
Усталость сказывалась. Но хорошая тренированность да добрые доспехи сильно помогали.
— Deusvult! — громогласно закричал граф в раздражении, которого оттеснили назад. Свои же. Чтобы он не рисковал попусту своей жизнью. Даже толком порубиться не дали.
И в этот момент рабы, вроде бы остановленные первым залпом янычар, вновь контратаковали и, достигнув повозок, начали их преодолевать. Услышав это воззвание, они отозвались многотысячным хором, от которого дрогнули стены. Благо, что большинство из них было испанцами, германцами, венграми, венецианцами и так далее. И для них такие слова в эти времена и подобной обстановке не были пустым звуком…
Среди рабов этих имелись и негры. Высокие такие, сухощаво-жилисты. Совершенно саванного вида, вроде массаев. Они, понятное дело, не кричали Deus vult, но моментом прониклись. И янычарам от их лингвистических сложностей легче не стало. Ибо эти жилистые «жерди» орудовали короткими легкими копья просто люто. Никакой техники. Но скорость и сила ударов — на высоте. Да и бросать эти самые копья они вообще ни разу не стеснялись. Поэтому, одними из первых взобравшись на повозки, они их метнули в тех немногих янычар, что готовились выстрелить. Прошив их словно жука булавкой. А потом с жуткими криками бросились на ближайшего неприятеля, выхватив второе, короткое оружие. У кого-то это был нож, у кого-то кусок палки, более удачливые успели разжиться саблей или топором…
[1] По данным Синан-паши в 1550 году жилой фонд города включал около 104 тысяч домов (60 тысяч мусульманских, 40 тысяч христианских и около 4 тысяч иудейских). А общая численность населения колебалась в районе 500 тысяч.
[2] В данном случае даны пропорции на 1607 год, но вряд ли в 1557 году они были принципиально иными.
[3] Янычары как род войск не носили доспехов, являясь легкой пехотой. За редчайшими исключениями. Да и те относились к командирам.
[4] Едикале был крошечной крепостью размером примерно 120х150 метров.
[5] Размеры Топкапы 200х300 м, из которых больше половины было занято парками и площадью. В нем находились покои Султана, гарем, здание правительства (Дивана) с башней Правосудия, сокровищница-реликварий и арсенал с личными запасами оружия Султана.
[6] Здесь адаптированная цитата из фильма Легенда (2015).
Глава 5
1557 год, 28 мая, Вильно
Несмотря на бурные события в Истанбуле, жизнь била ключом не только там. Посему в столицу Великого княжества Литовского прибыл первый помощник и заместитель ландмейстера Тевтонского ордена в Ливонии. С достаточно амбициозной и опасной для Москвы целью…
— События так сложились, что мой сюзерен хочет обсудить с вами возможность вассальной присяги, — произнес Иоганн Вильгельм фон Фюрстенберг.
— На каких условиях? — поинтересовался король Польши и Великий князь Литовский Сигизмунд II Август. Но без всяких эмоций. Он старался держать маску безразличия, прекрасно понимая, что у него теперь станут что-то выклянчивать взамен. А чем меньше ты проявляешь заинтересованности, тем выше может возрасти цена.
— Ливония должна стать герцогством, а мой господин — принять титул герцога и принести вам вассальную присягу. Как Пруссия.
— Понимаю, — кивнул Сигизмунд. — Вы просите защиты, отдавая самостийность. — от этих слов Иоганн скривился, а король продолжил. — В чем подвох? Зачем вам это?
— Мы хотим, чтобы вы помогли отбить нам Нарву. А также возобновить контроль над балтийской торговлей московитов.
— Война с Москвой… — тихо произнес Сигизмунд.
Что-то подобное он и предполагал…
Ему уже докладывали, что несколько раутов переговоров в Москве зашли в тупик. И не только не помогли привести к примирению сторон, но и обострили ситуацию. Иоанн Васильевич не только решительно отверг желание Ливонской конфедерации добиться его отказа от Нарвы в их пользу, но и выкатил встречные претензии. И какие?! Он вспомнил им все лет за двести-триста последние. И потребовал компенсации. Разумеется, ТАКИХ денег у Ливонской конфедерации не было и появиться не могло. Вот они и забегали.
Первый помощник и заместитель Генриха фон Галена меж тем продолжил:
— Это война не будет сложной.
— Ты так думаешь? — в спокойном, лишенном эмоций вопросе короля чувствовался скепсис.
— Мой господин обо всем договорился. Султан заинтересован в том, чтобы наказать Иоанна за своеволие и взятие Казани с Хаджи-Тарханом. Поэтому его вассал — Давлет-хан будет на нашей стороне. Ногаи Гази тоже. Нам же он обещал передать деньги, необходимые для вербовки наемников.
— Много?
— Много. Первую часть этих средств мы уже получили. Двадцать тысяч талеров.
— Ты не хуже меня знаешь, что это капля в море. Наемники — дорогое удовольствие. Тем более хорошие. А плохие, если Иоанн привлечет Андрея Шатского и его полк, не помогут. Да и война не месяц продлится, и не два. Только что с московитами замирились шведы. Итог их войны ты и сам знаешь. Густав об них зубы сломал и, как сказывают, сильно расстроился.
— Это первая часть. Он обещал нас поддерживать. Крепко поддерживать. Ему ведь воевать с Иоанном не с руки. Вот нашими руками и хочет его наказать. Кроме того, Андрей Шатский выступил в поход на Азак силами своего полка.
— И союзных татар, а также казаков, — перебил Иоганна король.
— Так или иначе — это самоубийство. И, даже если он выживет, то от его полка останутся жалкие ошметки. Мы считаем, что Иоанн отправил графа на верную смерть, чтобы избавиться от него. Взять Азак столь малыми силами невозможно. Кроме того, нам известно, что ногаи Гази будут прикрывать город со стороны степи и постараются устроить Андрею теплую встречу. Да и сам Султан не останется безучастным наблюдателем.
— Избавиться? — задумчиво переспросил король. — Но зачем? Насколько я знаю, Андрей его лучший полководец.
— Иоанн его боится. Он считает, что граф взял слишком много власти и может его свергнуть.
— Чтобы возвести на престол его сына, став при нем регентом?
— Или взойти на престол самому.
— Ну это вздор… — отмахнулся Сигизмунд.
— Андрей — правнук Владимира Святого. В его теле воскресшая душа Всеслава Полоцкого.
— Чушь! — излишне нервно вскрикнул король. Но не убедительно. Во всяком случае, Иоганн почувствовал, что Сигизмунд сам в эти слова не верит. А потом, со снисходительной улыбкой заметил:
— Может и так, но в это все верят в Москве.
— Возможно…
— Это совершенно точно. У меня есть уши возле Иоанна. И они слышали, будто некий отец Дионисий, прибывший из Константинополя, поведал Царю о былых временах. И делах, когда удачливые полководцы раз за разом захватывали власть в Империи. И, судя по всему, Царь проникся… поверил…
— Грязный ход, — скривился Сигизмунд. Он не знал, кем был этот отец Дионисий, но этот рассказ шел на руку Султану и его вассалам. Так как позволял при удачном стечении обстоятельств лишить Москву его главного козыря в этом противостоянии.
— Но он нам на руку, не так ли? — улыбнулся Иоганн.