— А-у-у-у-у… — затянул воевода, выжимая из своих легких максимум.

— А-У-У-У-У… — почти тут же его поддержал весь полк.

Жутковатое зрелище вышло.

Ведь с трех сторон от лагеря завыло больше семи сотен глоток. В разной тональности. Но громко. И разом.

Люди? Звери?

Это мало кого в тот момент волновало. Ибо прозвучал вой удивительно жутко. Пугающе. Не только для степняков, но и для их животных. Коней, коров, овец и прочих. И они забеспокоились. Мягко говоря, забеспокоились. Те же кони ответно на этот вой отчаянно заржали, начав дергаться и пытаться освободиться от пут, стреноживающих их. Овцы заблеяли. Коровы замычали. А бойцы пошли вперед. Побежали. Стремясь своим обнаженным оружием убить как можно больше людей и животных на своем пути. Ну и, само собой, воя…

Наблюдатели же внимательно смотрели. Молча. Они вышли в сопровождении пары десятков вооруженных кошевых слуг и своих спутников поближе к стойбищу татар. Чтобы лучше все видеть.

А там промеж костров мелькали силуэты воинов в гладких, полукруглых шлемах с «совой». Степняки были не в состоянии оказать хоть сколь-либо организованное сопротивление из-за начавшегося сразу бардака и хаоса. Большинство бесцельно метались. Кое-где появлялись островки обороны. Но их быстро задавливали. Сказывалось и серьезное превосходство и в вооружении, и в снаряжении, но главное — в подготовке…

— Я теперь до конца жизни при звуках волчьего воя буду вскакивать посреди ночи и хвататься за оружие. — тихо произнес Дамиан.

Остальные промолчали.

А что сказать? Он высказал общую мысль.

[1] Выкупленные аркебузы Андрей подверг некоторой модернизации. Заменил им ложе с прикладом на кленовые, легкие, английского типа, что серьезно облегчило оружие и повысило удобство использования его. Привел стволы к единому показателю длины и калибра. Плюс-минус. Из действительно новинок стали плечевые ремни для переноски и… все. Хотел штыки нормальные ввести, но не вышло из-за затруднений с замком крепления к стволу.

[2] Здесь Андрей процитировал фрагмент из романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита», касающийся прокуратора Понтия Пилата.

1557 год, 30 апреля, окрестности Азака

Волчий вой и резня в стойбище степняков продолжалась не очень долго. Час или около того. По банальной причине — кончились жертвы. Кто сумел — погиб, остальные разбежались, стараясь как можно скорее оказаться на максимальном удалении от «проклятого места». Потому как среди выживших позже ходили разговоры о вызове чародеем русского Царя целой толпы шайтанов из Преисподней. Которые их и резали.

В крепости тоже слышали эти звуки, и кое-что видели. Все-таки стойбище находилось в некотором отдалении. Километрах в двух с небольшим гаком. Посему ни услышать, ни разглядеть ничего не могли толком. Далеко.

Воют?

Воют.

Фигуры какие-то в свете костров мелькают.

Да и все. Но настроение им это действо, конечно, не подняло. Утро же принесло гарнизону осознание — союзных степняков у них больше нет. Кончились.

А в стойбище с самого рассвета трудились слуги пришлых гостей, выступая в роли трофейных команд. Их цель была простая и доходчива. С одной стороны, собрать «улов», тщательно пройдясь по стоянке. С другой стороны, как можно сильнее деморализовать защитников крепости. Ибо все эти манипуляции с трупами хочешь — не хочешь, а действовали гарнизону Азака на нервы. Все ведь происходило на их глазах.

Где-то в районе полудня Андрей перешел к следующему этапу операции. Переговорам. Для чего направился к воротам крепости с достаточно торжественной процессией от своего укрепленного лагеря. Так, чтобы их заметили издалека и сумели как-то отреагировать.

— Проваливайте! — выкрикнул мужской голос со стены. Издалека. Надрываясь. Причем на русском языке.

— Переговоры! — выкрикнул встречно Андрей. Правда с помощью рупора, из-за чего не сильно при том напрягаясь.

— Проваливайте! Никаких переговоров!

— Белый волк предлагает сдаться! — вновь выкрикнул воевода.

Но вместо ответа со стороны стены раздался выстрел. Пуля полетела куда-то «в ту сторону» и закончила свой путь, вспахав землю. Однако красноречивее ее сказать вряд ли бы получилось.

Андрей повернулся к сопровождающей его наблюдателям:

— Вы видите, — развел он руками. — Не хотят они мирно.

— А ты бы как поступил? — усмехнулся доминиканец.

— Но я — это я.

— А они чем хуже?

— Тем что я даю им шанс. — с нажимом произнес Андрей. Но потом, смягчившись, улыбнулся, обращаясь к священникам. — Друзья мои, завтра утром я пойду на приступ крепости. И я прошу вас помолиться Всевышнему об успехе сего дела.

— На приступ? — удивился перс.

— На приступ, — кивнул воевода. — И мне будет нужна ваша молитва. Что каждый из вас от всей души помолился, прося Его даровать победу нам над людьми Султана.

— Ты думаешь, что молитва поможет? — удивился иезуит.

— Поможет, — твердо и максимально уверенно произнес Андрей. — Если бы я не был уверен в том, что Всевышний помогает в праведных делах, то я бы не выступил в этот поход.

— Но почему ты думаешь, что взятие этой крепости дело праведное и богоугодное? — поинтересовался Дамиан.

— Потому что если Царь всея Руси возьмет ее под контроль, то сможет остудить гнездо порока в Крыму. Ведь именно там, — махнул рукой Андрей в сторону полуострова, — гнездо разбоя, работорговли и содомии…

Следующие несколько минут граф живописал всю глубину грехопадения крымского хана, его последователей и покровителей. Особенно налегая на глубоко факультативные, но наиболее мерзкие аспекты бытия. Вроде развращения маленьких мальчиков и принуждения их к содомии.

Все его слушатели хмурились.

Им не сильно верилось, что в Крыму все настолько плохо. Но не они возражали. Никто из них не представлял сторону, в интересах которой было бы лоббирование дел Султана. Все обстояло строго наоборот. Посему они хмурились, морщились от излишне неприятных и грязных подробностей, но молчали и кивали.

— Посему я прошу вас помолиться вместе со мной, дабы Всевышний даровал нам победу. И, если будет его воля, то лишил бы защитников рассудка, превратив в зверей диких, проявив их самое мрачное нутро.

— Я помолюсь о твоей победе, — первым ответил перс, мула, что возглавлял эту группу наблюдателей при полку.

После этих слов и остальным было некуда деваться. Посему и шиит, и католики, и православные представители духовенства пообещали вознести молитву с просьбой о помощи.

На этом сценка у крепости закончилась, и вся делегация молча вернулась в укрепленный лагерь. Где все вернулись к своим делам. Исключая православного священника полкового.

— Мне нужно, чтобы ты освятил это, — указал Андрей ему на ящики.

— Что сие? — поинтересовался доминиканец, стоявший невдалеке, опередив в этом вопросе полкового священника.

— Емкости с дымным составом. Я собираюсь их применять. И хочу, чтобы они оказались освященными, дабы их дым действовал как длань небес.

Доминиканец с легкими снисхождением улыбнулся, но более вопросов не задавал. Все это духовенство окончательно успокоилось. Они были верующие, но твердо знали — так вера не работает. И если горстка воинов нападает на толпу, то Всевышний вряд ли дарует этой горстке победу. Проси его о том или нет.

Только Домиан не разделял их скепсиса.

Он видел, что случилось ночью. И понимал — Андрей что-то задумал. И все это — лишь для отвода глаз. Но что? Испанец этого не понимал. Не мог зацепиться ни за какой из привычных вариантов.

XVI век — это период, когда в Европе в полный рост стоял очередной кризис осад в бесконечной борьбе защиты с нападением. И если что-то брать и удавалось то, преимущественно старые крепости, вроде Литовских или особенно Ливонских, не пригодных для противостояния артиллерии. Либо посредством огромного напряжения сил и под большую удачу. Посему, более-менее достойные крепости предпочитали брать «осликом, груженым золотом» или какими-то иными хитростями[1].